Стальная империя - Сергей Александрович Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Не-е-ет, – подумал Ильич, наслаждаясь творением пивовара, – если в Германии революция еще медлит разродиться, наша задача – учиться государственному капитализму немцев, всеми силами перенимать его, не жалеть диктаторских приемов для того, чтобы ускорить это перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства. Посмотреть на карту России! К северу от Вологды, к юго-востоку от Ростова и от Саратова, к югу от Оренбурга и от Омска, к северу от Томска идут необъятнейшие пространства, на которых уместились бы десятки громадных культурных государств.
На всех этих пространствах царит патриархальщина и самая настоящая дикость. А в крестьянских захолустьях всей остальной России? Десятки верст проселка, бездорожья отделяют деревню от железных дорог, от материальной связи с культурой, с капитализмом, с крупной промышленностью, с большим городом. Разве в этих местах не преобладает та же обломовщина и полудикость?..»[75]
– Владимир Ильич, – голос Столыпина прервал размышления революционера, – разрешите потревожить?
Ленин поморщился. Только что на мажорной ноте закончился митинг, где его заключительный лозунг «Пролетарии всех стран – соединяйтесь!» сорвал бурные аплодисменты. Меньше всего ему сейчас хотелось видеть этого царского держиморду. Но делать нечего…
– Присаживайтесь, конечно, – революционер нехотя показал жестом на скамейку напротив себя, – собираетесь читать нотации?
Столыпин медленно, с достоинством присел и уставился своим немигающим взглядом в насмешливые прищуренные глаза идеологического врага.
– Не буду скрывать, – проговорил он тихо, внятно выговаривая каждое слово, – была б моя воля, я бы арестовал вас сразу после окончания скандальной речи. Но по каким-то совершенно непонятным для меня причинам государь питает к вам особое расположение и приказал не чинить никаких препятствий…
– А может быть, он таким образом проявляет своё понимание неизбежности грядущих революционных преобразований? – перебил главу правительства Ленин.
– Склонен думать, что он так проявляет своё сочувствие к трагичной судьбе вашего родственника и демонстрирует нежелание преследовать семью преступника, – парировал Столыпин, с удовольствием наблюдая, как нервно дернулось лицо Ленина, ненавидящего даже намёки на то, что его путь в революцию мотивирован исключительно желанием личной мести за трагическую судьбу брата.
– В таком случае, – глаза революционера стали острыми и холодными, как кусочки февральского льда, – вам потребуется как-то связать с казнью Саши и жизнь Карла Маркса, чью теорию я считаю единственно верной и собираюсь претворять её на практике последовательно и упорно.
– Но ни Маркс, ни Энгельс никогда не призывали рабочих Германии и Англии всемерно содействовать поражению своего правительства в войне с внешним врагом и к превращению войны империалистической в гражданскую. Даже ваши соратники по партии Струве и Туган-Барановский вас не поддержали…
– Ах вот вы про что! – Ленин довольно хмыкнул и откинулся на спинку стула, не отрывая своего взгляда от глаз Столыпина. – Революционный класс в реакционной войне не может не желать поражения своему правительству. Это – аксиома. И оспаривают ее только сознательные сторонники или беспомощные прислужники социал-шовинистов. Революция во время войны есть гражданская война, а превращение войны правительств в войну гражданскую, с одной стороны, облегчается военными неудачами, «поражением» правительств, а с другой стороны – невозможно на деле стремиться к такому превращению, не содействуя тем самым поражению[76]. А то, что у Маркса нет ни слова на эту тему… В «Манифесте Коммунистической партии» чётко и понятно сказано, что свержение вашей власти и завоевание её пролетариатом возможно только с помощью насилия. Я же рассказал, каким образом это произойдёт.
– А вас не смущает, господин ниспровергатель, что пролетариатом в России может назвать себя хорошо если каждый двадцатый? Вместо демократии вы предлагаете власть меньшинства.
– Ну так вы же своими руками изменяете соотношение, – широко улыбнулся Ленин, не скрывая сарказма. – В «Манифесте Коммунистической партии» Маркс писал: «Прогресс промышленности, невольным носителем которого является буржуазия, бессильная ему сопротивляться, ставит на место разъединения рабочих конкуренцией революционное объединение их посредством ассоциации. Таким образом, с развитием крупной промышленности из-под ног буржуазии вырывается сама основа, на которой она производит и присваивает продукты. Она производит, прежде всего, своих собственных могильщиков. Ее гибель и победа пролетариата одинаково неизбежны». Поэтому я с такой радостью воспринимаю все последние изменения, бурный рост заводов и фабрик, а вместе с этим – не менее бурный рост числа заводских рабочих, будущих хозяев жизни…
– Но вы же сами в своей работе «Что делать?» объявили «будущих хозяев жизни» не способными к политической борьбе и каким-либо другим требованиям, кроме экономических, – съязвил Столыпин достаточно раздраженно, что не могло укрыться от собеседника.
– А мы на что? Мы – организация профессиональных революционеров, которые возглавят и поведут необразованный и неорганизованный класс трудящихся в светлое коммунистическое будущее!
– Так вы претендуете на место жрецов, которые точно знают, что кому надо? – Столыпин старательно отзеркалил сарказм Ленина. – А есть у вас гарантии того, что, разрушив государство, не оставив камня на камне от нынешних порядков, завоевав политическое господство и став полноправным монопольным властителем, ваша организация не превратится в закрытую касту неприкасаемых по образу и подобию самых одиозных восточных деспотий?
– Это решительно невозможно! – выставив вперед бородку, рубанул ладонью воздух Ленин, обрушив руку на стол, отчего пивная кружка подпрыгнула, забрызгав пеной собеседников. – Наша задача не построить новое государство вместо старого, а разрушить, избавиться от государства вообще как от абсолютно ненужного рудиментарного органа насилия класса угнетателей над эксплуатируемыми…
– Весьма смело, – Столыпин тоже откинулся на спинку кресла, небрежно отряхивая с сюртука пивные капли. – Только знаете… Я слышал от государя, что «государство существует не для того, чтобы превращать земную жизнь в рай, а для того, чтобы помешать ей окончательно превратиться в ад»[77]. И я с ним полностью согласен!..
– Интеллигентская рефлексия маленького человечка, страшащегося больших перемен, – небрежно махнул рукой Ленин. – Нет, батенька, с прошлым кончать надо решительно и без оглядки на нерешительных и слабых. Коммунистический мир равенства и справедливости, мир без угнетения человека человеком, пугаясь, не построить!
– Призывов «строить» я пока как раз и не слышал, – парировал Столыпин, – только снести до основания. А зачем? Кто был ничем, всем всё равно не станет! Ноль, на какую цифру его ни умножай, останется нулём. Помогать желающим выбраться из нищеты надо, согласен. Уравнять стартовые условия – тоже. Так это все уже и происходит. Зачем крушить? Чтобы избавиться от паразитов и дармоедов? Бесспорно, избавиться от крыс и тараканов можно, разрушив дом, но где потом жить? Может, всё-таки договоримся обойтись менее кардинальными мероприятиями?
– Ни о чем мы с вами не договоримся, господин царский цербер, – рубя слова, как дрова, отрезал Ленин. – У вас не получится приручить меня и вам не купить пролетариат своими
