Империя желания (ЛП) - Кент Рина

Она не из тех, кто проявляет свои эмоции. Как и я, она даже не эмоциональна. Вот почему мы вообще сблизились.

Однако прямо сейчас ее собранный фасад и отчужденность исчезли. Может быть, это тоже было фасадом, как и у меня, потому что она скрещивает руки на груди, чтобы они не дрожали.

Как иногда делает Гвинет. Теперь, когда я знаю, что это мать и дочь, я вижу сходство. У нее нос и волосы более темного оттенка.

А что на счет гетерохромии? Это смесь серо-голубых глаз Кинга и карих глаз Аспен.

— Тебе следовало оставить в записке свой возраст, когда ты бросила меня перед домом отца. Так я бы не почувствовала себя брошенной женщиной, которая меня родила, — в ее голосе так много яда, что она дрожит от него.

Аспен вздрагивает, но вместо того, чтобы отступить, она направляется к нам.

— Позволь мне объяснить.

— Нет, нет, нет! У тебя на это было двадцать лет. Двадцать чертовых лет я плачу в дни моего рождения, потому что они напоминают мне о матери, которая бросила меня в тот же день.

— Просто выслушай меня. Пяти минут, нет, трех достаточно.

Кинг преграждает путь Аспен.

— Она сказала, что не хочет с тобой разговаривать. Так что, черт возьми, исчезни.

— Заткнись, заткнись! Ты испортил мне жизнь, гребаный засранец, и ты даже не помнишь этого, так что не стой и думай, что ты лучше меня. Ты далеко не лучше.

— О, я не просто думаю, что я лучше тебя, я и есть лучше. Это долбаный факт. Я не выбрасывал на холод младенца, несколько часов от роду, не заботясь о том, выживет она или умрет. Я вырастил ее и позаботился о ней. Я стал ее отцом и матерью, когда ты прожила свою жизнь без заботы. Так что вернись к той жизни и оставь нас в покое. Ты однажды исчезла. Конечно, ты сможешь сделать это снова.

— Я не исчезала. И кто ты, черт возьми, чтобы меня судить? Ты был там, когда я носила ее в утробе, когда была гребаным ребенком? Когда я не могла спать по ночам, боялась, что с ней что-нибудь случится?

— Нет, но я был там в течение следующих двадцати лет, а тебя, блять, не было, ведьма. И я останусь там, когда тебя не будет.

— Я никуда не уеду.

— Ты уедешь.

— Ты не можешь меня заставить, Кингсли.

— Наблюдай, как я сделаю это.

По щекам Гвинет текут слезы, и я вытираю их большим пальцем. Чем больше она наблюдает, как они спорят и собираются ударить друг друга, тем сильнее она плачет.

Я привык к этому от них — не до такой степени насилия, но похоже. Гвинет нет.

— Стойте, — выдавливаю я, заставляя их замолчать, когда я крепче сжимаю Гвинет. — Перестань быть чертовски эгоистичным, это не о тебе ни о ком из вас. Это о ней.

— Ангел, тебе не о чем беспокоиться, — Кинг берет ее за руку. — Я позабочусь о том, чтобы совет директоров уволил ее из фирмы, а затем она исчезнет, будто ее никогда не существовало.

— Правление не имеет оснований увольнять меня, и я клянусь Богом, Кингсли, если ты попробуешь какие-либо закулисные методы, я подам на тебя в суд и заберу твои деньги. Ах да, даже если меня не будет в W&S, я не уеду из города.

— Не слушай ее, ангел. Я обязательно избавлюсь от нее, и мы снова будем только вдвоем.

— Нет, папа. Нет, я не могу просто забыть, что она существует, потому что ты мне так велишь. У меня есть чувства, и их много. Я не могу просто стереть их или притвориться, что их не существует, как ты.

— Гвинет… — Аспен стоит рядом с Кингом. — Я…

— Это не значит, что я хочу с тобой разговаривать. Не после того, как ты бросила меня.

— Я не бросала. Я бы никогда этого не сделала.

— Все эти годы свидетельствовали об обратном

— Я думала, ты умерла! — Аспен прерывает ее, ее голос прерывается, прежде чем она делает резкий вдох. — Они вложили мне в руки мертвого ребенка и сказали, что она моя. Они… сказали мне, что она не пережила родов, и я подумала… Я подумала, что это ты. Все это время я оплакивала тебя.

— Тогда как я оказалась перед домом отца?

— Это были мой дядя и его жена. Они хотели, чтобы я избавилась от тебя, так как узнали, что я беременна, но было уже слишком поздно, и ни одна клиника не могла этого сделать. Они оскорбляли меня, били, сталкивали с лестницы и все время пинали, чтобы ты умерла. Но ты этого не сделала, ты была борцом. Пока тебя не стало, по крайней мере, я так думала. В течение двадцати лет я считала, что ты умерла, потому что я не смогла защитить тебя должным образом. Потому что я была так молода и невежественна и не знала, как обезопасить тебя.

Гвинет рыдает, как будто чувствует боль за словами Аспен. В этом смысле она эмпат, поэтому, даже если она ненавидит ее, то все равно может позволить своим эмоциям просочиться в нее. Через мгновение она бормочет:

— Почему ты не пошла к папе?

Аспен усмехается и смотрит на него.

— Мы не знали друг друга.

— О, господи, — Кинг проводит рукой по лицу.

— Что это значит? — спрашивает Гвинет, и когда он избегает ее взгляда, она сжимает его руку. — Папа, скажи мне. Не скрывай от меня ничего.

— Я не помню ее, и она не помнит меня. Ночью… когда мы зачали тебя, я был чертовски пьян, и она тоже. Было темно и грязно, и я почти не помню об этом или о ней, кроме того, что я проснулся в доме моей подруги и знал, что у меня был секс.

— Я пошла на вечеринку с другом, — продолжает Аспен. — И не знала своей меры, поэтому выпила больше, чем следовало. Я помню, как этот качок подошел ко мне, и мы поговорили. Он сказал, что ему семнадцать, а я солгала и сказала, что мне шестнадцать, а потом мы вместе выпили и… вот и все. Я действительно мало что помню ни о нем, ни о той ночи. Я помню, как ушла в темное время суток, потому что на следующий день у меня были экзамены, а я все еще была немного навеселе.

— Девять месяцев спустя ты появился у моей двери, ангел.

— Но как? — Гвинет смотрит на Аспен. — Я думала, ты сказала, что не помнишь моего отца.

— Я не помнила. Я попыталась найти его, когда поняла, что беременна, главным образом, чтобы защитить тебя от моих тети и дяди, но я не имела к этому никакого отношения. Мои тетя и дядя, должно быть, копнули глубже и стали расспрашивать о вечеринке, потому что они явно планировали оставить тебя у Кингсли. Ты должна мне поверить, я бы никогда… никогда не бросила тебя в таком состоянии, если бы у меня был выбор.

— Но ты оставила меня, — Гвинет вытирает глаза. — Я провела двадцать лет без матери, и это невозможно стереть просто потому, что ты снова появилась.

Плечи Аспен сгибаются, и Кинг не скрывает своей садистской улыбки.

— Я хочу побыть одна, — Гвинет гладит меня по руке, и я медленно отпускаю ее.

Она не смотрит ни на кого из нас, пока бежит к своей машине.

Все во мне кричит следовать за ней, но я делаю этого, по крайней мере, пока, потому что сначала мне нужно вразумить этих двух идиотов.

Кинг открывает сврю зажигалку, а затем закрывает ее

— Отправляйся в Сиэтл и возьми с собой ведьму, Нейт. Вы двое можете продолжить свои любовные отношения и оставить меня и мою дочь в покое. Между прочим, ты трахнул и мать, и дочь, ты, больной ублюдок.

Прежде чем я успеваю ударить его, Аспен поднимает руку и сильно бьет его по лицу. Так сильно, что он отшатывается от этого.

Она собирается продолжить, но я тащу ее за руку, и сам жажду этого.

— Тебе нужно следить за своим гребаным ртом, Кинг. У нас с Аспен никогда не было секса.

Он проводит рукой по щеке, по которой она шлепнула, но улыбается своей гребаной маниакальной улыбкой.

— Ты заплатишь за это.

Она сопротивляется мне и показывает на него пальцем.

— Я не уйду.

— Она не хочет тебя. Никто не хочет.

— Может, ты говоришь о себе, Кингсли. Твоя дочь больше не уважает тебя, и ты уже потерял лучшего друга. Поздравляю с победой в номинации «Дерьмовый человек года», — и с этим она уходит.

— Я собираюсь уничтожить ее, — говорит он низким, мрачным тоном.

— Оставь ее в покое.

— Что? Защищаешь свою подружку?