Опричник (СИ) - Теплова Арина

Выслушав слова брата, Мирон вознамерился завтра же помочь Василию в слежке за Игнатом. Насчет же Милолики мнения молодых людей разнились. Василий ни в какую не хотел верить в ее причастность к “Тайному схорону”, уж больно она казалась ему добросердечной и любезной. Людмила же упорно настаивала на том, что эта женщина ворожея, которую надо опасаться. Мирон же не знал, чью сторону принять, и колебался. И Людмила, желая его убедить в своей правоте, даже выпалила:

— А мне вообще чудится, что не зря нас так привечают и пестуют дворовые слуги. И уж чересчур нам рады, да только и жаждут, чтобы мы остались здесь подольше.

— Что ты этим хочешь сказать? — спросил Мирон.

— Что опекают нас, как зайцев, из которых потом похлебку варят. И эта Милолика только с лица красива и тиха, а явно ведь, что и сотник Алябьев и ее муженек боярин под ее дудку пляшут.

— Да с чего ты это взяла? — опешил Василий от заявлений девушки.

— Не знаю, — ответила девушка. — Но сердцем чую, не желают нам здесь добра…

Почти полдня с самого утра Сабуровы следили за хромым косоглазым Игнатом. Людмилу и Серого они оставили в усадьбе наместника, чтобы также знать, что там творилось. Вначале хромой некоторое время ходил по городу, как-будто заметая свои следы, и Мирон быстро выяснил, отчего Василий терял два дня из виду косого парня. Случайно отметив, как Игнат зашел в одну покосившуюся избу, которая казалась заброшенной, хромой вдруг спустя время вышел на противоположной стороне улицы из другого дома и уже с неким мешком на плечах. Мирон сразу же смекнул, что между этими домами были видимо прорыты тайные ходы, по которым перемещался Игнат, именно оттого Василий, ожидая его в определенном месте, не видел, как парень удирал от его слежки из другого двора.

Теперь Игнат с увесистым мешком за спиной направлялся по течению реки Клязьмы и, пройдя гончарную слободу, зашел в самый крайний дом на окраине улицы. Дом, так же как и два предыдущих в центральной части Владимира, в которые заходил Игнат, показался заброшенным, но у него на завалинке сидела старуха. Спустя четверть часа, Сабуровы, спрятавшись за соседним частоколом, невольно увидели как из-за низкой баньки, стоящей в соседнем дворе вышел некий человек в странном лохматом одеянии по виду медвежьей шкуре, полностью закрывающей его волосы и тело. Лишь на миг, странное существо обернулось, и Сабуровы разглядели некую берестяную личину, закрывающую его лицо. Личина была похожа на те, которые обычно в дни зимнего солнцестояния на Коляду одевали на лица молодые парни для хождения по деревням и исполнения веселых песен и шуток. Существо в шкуре до пят, проворно устремилось через пустырь по берегу реки к следующей слободе.

— Это что еще за колядка ряженый? — выдохнул невольно Мирон. — Неужто это Игнат?

— Нет, не он, — отозвался Василий. — Тот хромый. А этот посмотри, как проворно припустил.

— А ну пошли, братец! — выпалил Мирон и, указав Василию бежать за лохматым, сам стремительно направился к бабке, сидящей на завалинке.

— Бабушка, к вам только что в избу парень зашел, его Игнатом зовут. Мне надобно поговорить с ним.

— Какой еще парень? — подняла на него жуткие белесые глаза бабка.

— Игнатом кличут, он вошел сюда.

— Не было тут никого, — отрезала зло старуха. — Иди куда шел!

Прищурившись, Мирон понял, что старуха явно непроста, и не могла не видеть Игната. Но отчего она врала, он не мог понять. И видимо, в свой дом она не собиралась его пускать. Не желая терять время, и решив вернуться к старухе позже для разговора, Мирон побежал вслед за Василием, темный кафтан которого уже скрылся между первых домов ямской слободы.

— И чего рыщут неугомонные? — бросила недовольно старуха ему в след. — Все равно ничего не найдут… ибо у нее все вот где! — и старуха показала кулак. — А мы верные слуги ее…

В этом месте города, а именно в ямской слободе, жили в основном семьями ямщики, которые несли обязательную ямскую повинность во Владимире. Мужики ямщики состояли на государевой службе, содержали подводы с лошадьми и по указу наместника и воевод Владимира перевозили необходимые грузы, указы и важные документы, а иногда даже занимались извозом людей. Днем слобода был совсем пустынна, ибо мужики были в разъездах, а бабы и старшие дети уходили на весь день в поле косить траву для скота. Уже неделю стояли сухие дни, как раз нужные для сенокоса. В ямской слободе, состоящей из полсотни дворов, находились лишь старики да малолетние дети.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Проворно нагнав Василия уже у второй избы от начала пустынной улицы Мирон, оглядываясь и не видя обряженного в медвежью шкуру человека, выпалил брату:

— Куда он делся?

— А шут его знает! — произнес раздосадовано в ответ Василий. — Я только на миг отвернулся, а его уже и нет.

— А ну побегли по дворам! Точно он, где-то здесь!

Едва братья начали оббегать дворы, пытаясь стучать в калитки или заглядывать в открытые, но не прошло и четверти часа, как на улице послышался громкий крик некоего мальчишки. Сабуровы вмиг выбежали с пустого открытого двора, где сидел один слепой дед, на улицу и увидели впереди мальчика лет семи. Он трясущейся ручонкой указывал куда-то вперед, и его лицо выражало ужас.

— Леший! Леший! — верещал со всей мощи своего детского голоска мальчик. И услышав топот Сабуровых за спиной, обернулся к ним и испуганно выпалил. — Я лешего видел! Он на двор к Худяковым залез!

— Где?! — прохрипел Мирон, и мальчик указал на деревянный забор с красивыми белеными воротами.

Едва они влетели в сорванную с петель калитку, как увидели на пустынном дворе, лежащую на траве девочку лет десяти, она не двигалась. Василий первый бросился к ней, и приложил руку к ее горлу. Отразив сломанные доски в дальнем заборе, за которым виднелась река Клязьма, Мирон обернулся к брату.

— Что с девочкой?

— Да жива, вроде, — облегченно выдохнув, отозвался Василий. — Без сознания просто.

Без промедления, Мирон добежал до сломанного забора и устремил взор в сторону берега. Очертания удаляющегося лохматого существа, волокущего на своей спине некий мешок, отчетливо виднелся на зеленом просторе рогоза.

— Что за черт мохнатый! — процедил глухо Мирон.

— Тут еще один малыш был! — ему в спину прохрипел вдруг Василий, увидев около дома небольшое деревянное корыто. — Смотри пеленки лежат…

Бросив беспокойный взгляд на деревянное корыто, служившее явно детским ложем, Мирон смертельно побледнел и выдохнул:

— Вот проклятье! Утащил, видимо, малыша то он!

Сабуровы стремительно побежали следом за мохнатым. Спустя полчаса, преследуя его быстро перемещающуюся в удалении фигуру, молодые люди достигли некоего пустыря около недостроенной церкви. Здесь, едва выскочив из леса, они более не увидели лохматого ряженого. В негодовании, лихорадочно, Сабуровы начали осматривать пустырь, ища, куда мог деться “леший”, но ничего не замечали.

Уже когда стало темнеть, словно побитые псы, усталые и злые Мирон и Василий вернулись в усадьбу наместника, так более и не найдя ни “лешего”, ни малыша. Недовольно буркнув ответ на вопрос Людмилы, Сабуровы отказались от ужина и направились в свою горницу. Тут они сели на лавки, супротив друг друга и, чувствуя свою беспомощность, начали обсуждать, что делать дальше. Тот факт, что они позволили “лешему”, на след которого они напали и почти уже поймали, вновь утащить беззащитное чадо непонятно куда, терзало их существа.

Спустя час, когда почти уже стемнело, к ним в горницу ворвалась Людмила и порывисто произнесла:

— Пойдемте! Милолика куда-то на ночь глядя собралась! Через лестницу для слуг тайком вышла и теперь кого-то ожидает во дворе. А снаружи я видела ее двух охранников, словно они ждут ее, чтобы сопровождать куда.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ринувшись с места, Сабуровы вмиг поняли, что возможно теперь у них будет возможность еще что-то узнать об этой запутанной истории. Серому Мирон, как и утром, приказал ждать их в горнице, боясь, что пес лаем выдаст их. Незаметно и быстро спустившись на широкий двор, и тут же притаившись в широких сенях, за многочисленными мешками с мукой, еще не перетасканные дворовыми в кладовую, Сабуровы и Людмила чуть присели. Они начали наблюдать за Милоликой Дмитриевной, стоящей у высоких ворот в темном плаще и простой черной “сороке”, головном уборе, который повседневно носили замужние женщины.