Марш 30-го года - Антон Макаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Т о р с к а я : Это электроинструмент?
Т р о я н : Да, такие штуки будет выпускать наш новый завод. Это новое в инструментальном деле. Электросверлилки, электрорубанки, электрошлифовалки. Задача, барышня, очень трудная. Видите, в этой штуке двести деталей, а точность работы до одной сотой миллиметра.
Т о р с к а я : Ой, даже не понимаю!..
Т р о я н : Мы все немножко боимся, как ваши мальчики справятся?
Т о р с к а я : Не бойтесь, товарищ Троян, они сделают.
Т р о я н : Я уже десять раз проверял. Если они настоящие люди, так они должны сделать.
Т о р с к а я : Они не только люди, они еще и коммунары.
Г р и г о р ь е в : Божественные коммунары!
К р е й ц е р (входит): Божественные не божественные, а будет скандал. Здравствуйте. Здравствуйте, Надя. Получили телеграмму?
В а л ь ч е н к о : Только что. Здравстуйте, товарищ Крейцер!
К р е й ц е р : Ну, как у вас дела? Что-то медленно подвигаются, вижу. Вы знаете, коммунары этого не любят.
Г р и г о р ь е в : Товарищ Крейцер! Сегодня нас целый день пугают коммунарами. У меня уже поджилки трясутся.
К р е й ц е р : Правильно, пускай трясутся. Коммунары - это молодое поколение, новые люди. Они, знаете, волынить не любят. А у нас все на одном месте стоит...
В а л ь ч е н к о : Н-нет. Почему все? Мы идем вперед...
К р е й ц е р : Никуда вы не идете. Станки в ящиках, беспорядок...
В а л ь ч е н к о : Препятствий много, товарищ Крейцер.
К р е й ц е р : Вот видите: препятствий. А что вы делаете, чтобы препятствий не было?
В а л ь ч е н к о : Мы свое дело делаем.
К р е й ц е р : Какое свое дело?
В а л ь ч е н к о : Мы - инженеры. Стараемся устранить препятствия, поскольку это в наших технических силах.
К р е й ц е р : Вот видите, у нас это как-то очень интеллигентно выходит. Поскольку в ваших технических силах. Есть у вас такие люди, что больше так... мешают работать?
В а л ь ч е н к о (уклончиво): И такие есть.
К р е й ц е р : И что вы делаете?
В а л ь ч е н к о : Все, что можем. Предупреждаем, добиваемся, требуем.
К р е й ц е р : Вы управляете, кажется, машиной?
В а л ь ч е н к о : Автомобилем? Да.
К р е й ц е р : Ну, вот представьте себе: едете вы на авто. А впереди корова. Понимаете, корова? Ходит это перед фарами, стоит, мух отгоняет. Вы гудите, гудите, предупреждаете, требуете. А она ходит на вашей дороге, корова. И долго вы будете гудеть? Нет. Надо слезть с машины, взять палку и прогнать. Палкой.
Т о р с к а я (смеется): Корова. Это очень правильно.
К р е й ц е р : Вот видите, девушка автомобилем управлять не умеет, а тоже говорит правильно.
В а л ь ч е н к о : Если всем шоферам гоняться за коровами, погонщиком сделаешься.
К р е й ц е р : Боитесь потерять квалификацию? Чудаки. Ну, как дела, Николай Павлович?
Т р о я н : Да как вам сказать? Это верно, что коровы ходят перед фарами.
К р е й ц е р : Верно? Ну?
Т р о я н : Не умеем мы как-то... это самое... с палкой.
К р е й ц е р : Вы больше насчет убеждения, теплые слова: "товарищ корова", "будьте добры", "пропустите"...
Т р о я н : Не то, что убеждения, а так больше... помалкиваем. Коровы, знаете, тоже разные бывают.
К р е й ц е р : Иная боднет так, что и сам убежишь и машину бросишь?
Т р о я н : В этом роде. В этих вопросах теория познания еще многого не выяснила.
К р е й ц е р : Темные места есть?
Т р о я н (улыбается): Да, имеются. Шоферу кажется, что это корова, а на поверку выходит - вовсе не корова, а какой-нибудь старший инспектор автомобильного движения.
К р е й ц е р (громко смеется, смеются и другие): Вот вы и есть интеллигенты. Приедут коммунары, они вам покажут, как коров гонять. А где Дмитриевский, Воргунов?
Т р о я н : На заводе. Хотите пойти?
К р е й ц е р : Пойдем. Пойдемте, товарищ Вальченко.
Крейцер, Троян, Вальченко, Торская занялись чертежами и
деталями на столе Трояна.
Г р и г о р ь е в : Надежда Николаевна, вы давно работаете в этой коммуне?
Т о р с к а я : Три года.
Г р и г о р ь е в : Спасите мою душу! Это же ужасно.
Т о р с к а я : Ну что вы, чему вы так ужасаетесь?
Торская усаживается на стул Вальченко.
Г р и г о р ь е в : Молодая красивая женщина, сидите в этой дыре, с беспризорными, далеко от всякой культуры.
Т о р с к а я : В коммуне очень высокая культура.
Г р и г о р ь е в : Спасите мою душу! А общество, театр?
Т о р с к а я : В театр мы ходим. Да еще как! Идут все коммунары с музыкой, в театре нас приветствуют. Весело и не страшно.
Г р и г о р ь е в : Ведь здесь одичать можно, видеть перед собой только беспризорных...
Т о р с к а я : Забудьте вы о беспризорных. Среди них очень много хороших юношей и девушек, почти все рабфаковцы, комсомольцы... У меня много друзей.
Г р и г о р ь е в : Уже не влюбились ли вы в какого-нибудь такого Ваську Подвокзального?
Т о р с к а я : А почему? Может быть, и влюбилась.
Г р и г о р ь е в : Спасите мою душу, Надежда Николаевна, не может быть!
Т о р с к а я : Почему? Это очень вероятно...
Г р и г о р ь е в : Значит, вы уже одичали, вы ушли от жизни. Сколько в жизни прекрасных молодых людей...
Т о р с к а я : Инженеров...
Г р и г о р ь е в : А что вы думаете! Инженеров. Разве мы вам не нравимся? А?
Т о р с к а я : Значит, коммунары и я - это что-то вне жизни? А где жизнь?
Г р и г о р ь е в : Жизнь везде, где культура, понимаете, культура, чувство.
Положил руку на ее колено. Торская внимательно посмотрела на него.
Т о р с к а я : Видитн ли, то, что вы делаете, не культура, а просто хамство. Уберите руку.
Т о р с к а я : Ах, извините, Надежда Николаевна. Я уже начинаю увлекаться вами...
Т о р с к а я : Кончайте скорее.
Г р и г о р ь е в : Как вы сказали?
Т о р с к а я : Кончайте скорее увлекаться.
Г р и г о р ь е в : Спасите мою душу, Надежда Николаевна, ведь это не так легко. Вы мне очень нравитесь.
Т о р с к а я : Какое событие! Я должна многим нравиться, что ж тут такого?
Г р и г о р ь е в : Надежда Николаевна, поверьте: ваши глаза, походка, голос...
Т о р с к а я : Даже походка? Странно...
Г р и г о р ь е в (взял ее за руку): Ваша рука...
Т о р с к а я : Отстаньте.
Вошел Вальченко.
В а л ь ч е н к о : Я, кажется, помешал?
Т о р с к а я : Отчего вы такой сердитый, товарищ Вальченко?
В а л ь ч е н к о : Я не сердитый. Это вам показалось после воодушевления Игоря Александровича.
Т о р с к а я : О, товарищ Григорьев на вас не похож. Он энтузиаст. Он приходит в восторг от походки, глаз, голоса...
В а л ь ч е н к о (сквозь зубы): Бывает!
Г р и г о р ь е в : Надежда Николаевна!
Т о р с к а я : Скажите, товарищ Вальченко, а вы бы не могли прийти в восторг от таких... пустяков?
В а л ь ч е н к о (смущенно): Да, я думаю.
Т о р с к а я : Вот видите, товарищ Григорьев, у вас есть хороший пример.
Г р и г о р ь е в : Давайте прекратим эту затянувшуюся шутку.
Т о р с к а я : Прекратить? Есть прекратить, как говорят коммунары.
Г р и г о р ь е в : Вы слишком презираете людей, Надежда Николаевна.
Т о р с к а я : Ну, это тоже слишком громко сказано.
Входят Дмитриевский, Троян и Воргунов.
Т р о я н : Откуда взялся этот Белоконь?
Г р и г о р ь е в : Белоконя я рекомендовал Георгию Васильевичу как прекрасного механика. Я с ним работал.
Т р о я н : Помилуйте, какой же он механик? Он уже две недели возится с автоматом...
Д м и т р и е в с к и й : Он хороший механик, но станок никому не известен. Во всем городе нет.
В о р г у н о в : Автоматов в городе нет, а таких механиков можно найти на любой толкучке.
В а л ь ч е н к о : Чего вы не выгоните его, Петр Петрович?
В о р г у н о в : Не люблю заниматься пустяками...
Т о р с к а я : Чудак вы, Петр Петрович.
В о р г у н о в : Вот видите: "чудак".
Т о р с к а я : Это вы от тоски в печаль ударились... Пройдет. Я вас приглашаю встречать коммунаров. У них музыка хорошая.
В о р г у н о в : Музыка!
Т о р с к а я : Вы принимаете приглашение?
В о р г у н о в : Нет, я, знаете, на такие нежности не гожусь.
Т о р с к а я : Вы невежливы.
В о р г у н о в : Что это такое? Вы меня сегодня второй раз бьете? Этго правильно. А все-таки увольте - не люблю вокзалов.
Т о р с к а я : Ну, как хотите. До свидания, товарищи. (Вышла).
Вошел Одарюк.
О д а р ю к : Где я могу найти Соломона Марковича?
Общее смущение. Григорьев почти повалился на шкаф.
Дмитриевский привстал за столом, Воргунов в кресле
круто повернулся.
Д м и т р и е в с к и й : Соломона Марковича?
О д а р ю к : Да. Я привез лагери.
Д м и т р и е в с к и й : А вы кто такой?
О д а р ю к : Коммунар. Одарюк.
Занавес
АКТ ВТОРОЙ
Вестибюль главного здания коммуны#3. С правой стороны марш широкой лестницы ведет наверх. Вверху площадка во всю ширину сцены. В обе стороны отходят коридоры верхнего этажа. В задней стене два окна. Левая часть сцены занята вешалкой, отделенной от передней части сцены массивным барьером. Передняя половина сцены представляет широкую, светлую, освещенную верхним окном площадку. Справа дверь в столовую. Это показано надписью на дверях. Слева две-три ступеньки к выходу во двор и широкие зеркальныеи двери, по бокам которых два больших зеркальных окна. При входе на лестницу телефон. Вестибюль в полном беспорядке: валяются рогожки, окрашенные масляной краской, панели сейчас забрызганы известью, на всем следы только что законченной штукатурки, ведра, щетки, штукатурные козлы. Наружные двери распахнуты.