Миры И.А. Ильфа и Е.П. Петрова. Очерки вербализованной повседневности - Михаил Павлович Одесский

в связи с антибаптистской кампанией рубежа 1920-1930-х годов. Ранее баптисты, или, как они еще себя называли, евангельские христиане, таким гонениям не подвергались. До захвата власти большевики видели в них потенциальных союзников: в Российской империи, где православная церковь не отделялась от государства, баптисты — дискриминируемая конфессия. И после захвата власти партийное руководство относилось к баптистам сравнительно терпимо, что обусловливалось борьбой с православием. Так, в 1925 году возобновилось издание выходившего с 1907 по 1914 год журнала «Баптист», открывались новые молельные дома и т. п. Однако на исходе 1920-х годов правительство, резко активизировав антирелигиозную пропаганду, отказывается от практики любых исключений и предпочтений. В 1929 году журнал «Баптист» закрыт, а евангельские христиане объявлены едва ли не самым опасным идеологическим противником среди прочих верующих. Советская пресса инкриминирует баптистам злонамеренное искажение марксизма для нужд религиозной пропаганды и проникновение в официальные организации с той же целью.

К примеру, в 1929 году юмористический еженедельник «Чудак» (там сотрудничали Ильф и Петров) публикует в четвертом выпуске статью «Свинья под дубом» — о коварстве некоего «инженера-химика, преподавателя сельскохозяйственного института», организатора «ячейки из 32 баптистов». Цель изобличений подобного рода «двурушников» (большей частью выдуманных) — утвердить мнение, что большинство евангельских христиан — не рабочие промышленных предприятий, т. е. «стопроцентные пролетарии», а ремесленники (так называемые кустари) и служащие, которые обманом завлекают наивных граждан в баптистские общины. Аналогично и Л. Римский, чья статья «Вороньи гнезда» опубликована в восемнадцатом номере еженедельника «Красная нива» за 1929 год, утверждает, что баптисты — «сектанты, ловко перестраивающие свои ряды в легально-советскую шеренгу. Сектанты охотно принимают все наши кампании, но с виртуозностью, достойной лучшего применения, толкуют их… навыворот. Дню международной солидарности пролетариата они противопоставляют свой праздник — “братской внеклассовой солидарности всех верующих во Иисуса Христа”. Международному женскому дню (8 Марта) они противопоставляют “международный день женщин-христианок”» и т. п. В том же 1929 году «Новый мир» публикует в февральском номере статью Н.А. Асанова «Корпуса, которые не сдаются», где описан баптистский проповедник, утверждающий, что «Ленин и Маркс — истинные христиане, только теперь идет извращение их линии». Изображен там и один из рядовых баптистов, ловко вербующий паству среди заводской молодежи, в том числе комсомольцев. «Дети евангелистов, — сетует автор, — идут в пионеры. Дети евангелистов идут в комсомол. Отцы евангелистов пытаются проникнуть в партию. И те и другие довольны собой, когда им это удается».

Таким образом Ильф и Петров доказывают, что «строгий гражданин» — всего лишь конъюнктурщик, причем неумелый. И это еще раз подчеркивается упоминанием о «шеститомном романе», аллюзией на развернувшиеся во второй половине 1920-х годов дискуссии о возможности возрождения традиций русского реализма XIX века. Первоначально едва ли не главным пропагандистом этой идеи считался народный комиссар просвещения А.В. Луначарский, однако вскоре гораздо большую известность в литературной среде получили выступления теоретиков Российской ассоциации пролетарских писателей, осенью 1926 года предложивших, в свою очередь, лозунг «учебы у классиков». Идеи Луначарского в интерпретациях рапповцев, полагавших образцом эпопеи роман Л.И. Толстого «Война и мир», весьма иронически воспринимались многими писателями. С рапповцами довольно резко полемизировали и теоретики «левого искусства» — В.Б. Шкловский, С.М. Третьяков и другие. К примеру, статья Третьякова (впервые опубликованная в 1927 году и вошедшая в сборник «Литература факта», что два года спустя был выпущен московским издательством «Федерация») как раз и называлась «Новый Лев Толстой». Пародируя суждения рапповцев, Третьяков откровенно издевался над их «фанатической верой в пришествие “красного Толстого”, который развернет «полотно» революционного эпоса и сделает философское обобщение всей эпохи». Соответственно, и недалекий оппонент Ильфа и Петрова пишет «шеститомный роман», явно стремясь превзойти четырехтомную толстовскую эпопею. Заглавие же осмеиваемого романа — «А паразиты никогда!» — напоминало читателю не только о последней строфе «Интернационала», тогдашнего государственного гимна СССР («Лишь мы, работники всемирной / Великой армии труда / Владеть землей имеем право, / Но паразиты — никогда!»), но и о цитировавшейся выше новомировской статье, где автор приводил образец баптистских переделок советских песен в церковные гимны: «Вставай, грехом порабощенный / Весь мир беспомощных рабов, / Иди на бой непримиримый / И будь на смерть и жизнь готов! / Весь мир насилья мы разрушим / До основанья, а затем / Любовь и правда воцарятся, / В сердцах не будет зла совсем!» Если учесть, что «строгий гражданин» собрался описывать в романе «А паразиты никогда!» именно «кустаря-баптиста», связь новомировской статьи и заглавия становится вполне очевидной.

Окончательно скомпрометировав условного оппонента, обезумевшего от желания казаться верноподданным, авторы предисловия еще и нарекают его «аллилуйщиком». Определение, восходящее к рефрену в православном богослужении, отнюдь не безобидное на рубеже 1920-1930-х годов. «Аллилуйщиной» тогда называли не просто славословия как таковые, а наивные или же злокозненные попытки подменить реальные результаты разговорами об «успехах социалистического строительства». На это и намекают Ильф и Петров, говоря о «гимнах и псалмах»: наивный или же злокозненный оппонент и сам не может выполнить задание партии, и другим хочет помешать.

Потому-то соавторы и грозят вмешательством Крыленко, наделенного достаточными полномочиями, чтобы «привлечь упомянутого гражданина к уголовной ответственности по статье, карающей за головотяпство со взломом». Формулировка выделена Ильфом и Петровым далеко не случайно. «Головотяпство со взломом» — аллюзия на используемое в юридической литературе словосочетание «кража со взломом». Речь шла, конечно, не о сопоставлении полемических приемов «строгого гражданина» с кражей, «тайным похищением чужого имущества», преступлением, ответственность за которое предусматривалась статьей 162 действующего тогда УК РСФСР. Говоря о «взломе», Ильф и Петров напоминали читателю, что кража со взломом, в отличие от обычной, считалась, согласно УК, «квалифицированной кражей», т. е. более тяжким преступлением, представляющим существенно большую «общественную опасность».

Что касается «головотяпства», то «головотяпами», как известно, именуются персонажи сатирической антиутопии «История одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина. «Головотяпами же, — писал Щедрин, — прозывались эти люди оттого, что имели привычку “тяпать” головами обо все, что бы ни встретилось по пути. Стена попадется — об стену тяпают, богу молиться начнут — об пол тяпают». Подразумевались здесь русские пословицы и поговорки об «усердии не по разуму»: «Дурак стену лбом прошибает», «Заставь дурака богу молиться, он лоб расшибет» и т. п.

Революционные вожди первого призыва почитали Щедрина — и не только в качестве обличителя царской России. Так, Бухарин в том самом принципиальном выступлении, где хвалил «Двенадцать стульев», напоминал рабселькорам: «Я советовал бы вам читать старых сатириков, например Щедрина, хотя бы его “Историю города Глупова”. У нас остались еще старые элементы, да и среди новых иногда подрастают “молодые да из ранних”. Колупнуть немного наши административные кадры — можешь наткнуться и на Грустиловых, и на Негодяевых, и на Великановых, и на Угрюм-Бурчеевых»[307].

Щедрин — наиболее часто цитируемый