Десять дней октября - Алексей Поселенов

последнего момента. Мы с женой разводимся, и я квартиру ей оставляю. Хотя, правильнее будет сказать, не ей, а дочери. У нас была двухкомнатная, и я хочу, чтоб у дочки была своя отдельная комната.

— А-а, вот оно что… Ну тогда понятно.

Ольга чуть заметно поежилась и засунула руки в карманы поглубже.

— Вы замерзли? — Заметил её движение Артем. — Хотите, пойдем быстрее?

— Так… Самую малость, может быть. Не рассчитала с одеждой. Но это ерунда. Давайте, может, правда чуть-чуть побыстрее пойдем, а так всё нормально.

— И как вам ваша работа? Нравится? — поинтересовался Артем. — Я помню, как мать всегда уставала вечерами.

Ольга задумалась и пожала плечами.

— Думаю, что да, нравится. По крайней мере, пока. Не знаю, что дальше будет. Тут классы не очень большие, поэтому попроще, не так, как в городе. У меня сейчас всего девятнадцать человек.

— А почему именно начальные классы, а не литература или другой какой-нибудь предмет?

— Почему? Сложно сказать однозначно… Мне всегда нравилось с малышней возиться, я даже когда в школе училась, то в детском саду нянечкой подрабатывала. Меня там ещё всем в пример ставили, даже взрослым теткам. — Она улыбнулась. Потом, чуть помолчав, сказала: — И знаете, что… Мне кажется, в этом возрасте они ещё способны любить.

— Любить? — переспросил Артем, с интересом глянув на свою спутницу.

Та несколько смущенно улыбнулась.

— Да, любить. Просто так, без всякой гадости, от чистого сердца. — И она тоже глянула на Артема. — Вас удивляют мои слова?

— Да нет, не то, чтобы удивляют. Просто вы второй человек, который за последнее время мне говорит о любви. О простой человеческой любви.

— А кто был первый?

— Дядя Гена.

— А-а-а… Да, когда мы виделись, он мне показался очень добрым человеком. Хотя о любви мы с ним не разговаривали, — Ольга засмеялась.

— Вот вы говорите, что маленькие дети ещё способны любить, — продолжил через некоторое время Артем. — А что они любят?

— Что любят? — Девушка на секунду задумалась. — Да просто любят и всё. Не что-то конкретное, а вообще — жить любят, жизнь любят, всё, что вокруг, весь мир этот. Они как маленькие солнышки — радуются всему новому, от них какое‑то добро исходит. С ними легко общаться, они бесхитростные, что думают, то и говорят, радуются простым вещам…

— А потом что? Перестают?

— Я не знаю… Мне кажется, когда они маленькие, они ещё искренние и непосредственные. Они не смотрят ни на внешность, ни на национальность, ни на то, какой ты умный, а видят перед собой просто человека и всё. Им всё равно с кем играть — русский ты или немец, татарин или армянин. Это я называю всех тех, кто у меня в классе учится. А ещё есть два украинца и даже один цыган. Вот такой вот маленький интернационал. И я вижу со стороны, что им абсолютно наплевать, как кто выглядит, у кого какие волосы, какой нос и прочее. Они не смотрят, кто как одет, у кого какой ранец, какая прическа. Это больше заботит их родителей, а не самих детей. И они, как мне кажется, действительно способны просто любить, жалеть, помогать друг другу, несмотря на то, что иногда могут и подраться из-за какой-нибудь игрушки, что-то не поделить. Но при этом долгих обид у них нет, быстро мирятся и играют дальше как ни в чем не бывало. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что бывают и исключения, попадаются дети и злые, и агрессивные уже с самого детства. Но это именно исключение.

На прошлом своем наборе я отчетливо видела, как они меняются за четыре года, как из них постепенно уходит эта способность к бескорыстной, безусловной любви по мере того, как они взрослеют. И это было грустно. Некоторых к концу четвертого класса было просто не узнать. Вы помните, как раньше печатали фотографии? Кладут карточку в проявитель, и на ней постепенно проступает изображение. Вот так и здесь — видишь, как со временем в маленьком человечке вырисовывается его характер, до поры до времени скрытый за детской непосредственностью. И, увы, далеко не всегда этот процесс радует. И ладно характер, но иногда кажется, что они словно напитываются какой-то грязью из окружающего мира, делаются эгоистичными, учатся делать гадости, дружить против кого-то, как в них становится больше агрессии, хитрости, они начинают выделываться друг перед другом, хвастаются своими мобильниками — у кого круче, кто куда летом съездил. Хотя у нас тут деревня, особо по заграницам не ездят, но и такие тоже есть. Так потом нос задирают — я в Турции был, я в Таиланде… А те, кто дома остался, смотрят на них или с завистью, или со злобой какой-то.

— Взрослеют, наверное, — вздохнул Артем. Он вспомнил Полинку: «А какая она будет через пару-тройку лет?». Ему, конечно же, хотелось, чтоб она всегда оставалась доброй и ласковой дочкой, но вот будет ли так на самом деле?

— Да, взрослеют… Хотя, в моем понимании, взросление в первую очередь должно быть связано с ответственностью. Ведь быть взрослым, это в первую очередь нести ответственность за свои поступки. Но с этим зачастую проблемы даже у их родителей, чего уж говорить о детях… Хотя тоже, конечно, не все становятся такими. Кто-то продолжает оставаться чистым и добрым, но, мне кажется, уже они становятся исключением. Как-то местами всё меняется. И от этого мне бывает иногда очень печально, хотя я стараюсь не распускать нюни. — Ольга грустно улыбнулась и встряхнула головой. — Я понимаю, что ничего не могу тут изменить, поэтому думаю просто о своей работе и всё. Чтобы делать её на совесть. Мне кажется, этого достаточно.

— Ольга, а вы считаете это важным? — серьезно спросил Артем.

— Что именно? — не поняла та.

— Ну вот это… Способность любить тех, кто рядом просто так, от души, а не за что-то.

— Конечно, а как же иначе? Ведь в противном случае всё рушится, весь этот мир, все отношения между людьми. Я вообще иногда думаю, что мир наш ещё существует только потому, что маленькие дети умеют любить вот так вот искренно, непосредственно, безусловно. И на этом всё и стоит. А во взрослой жизни такой любви, увы, практически нет. Там больше грубости, конкуренции, корысти, ты мне — я тебе.

— Вы во многом рассуждаете как мой дядя Гена.

— Правда? — Ольга с улыбкой посмотрела на Артема. — А вы-то с ним согласны?

— С дядькой? — Артем помолчал. — Думаю, что да. Если честно, мы с ним никогда раньше на подобные темы не говорили, а тут вот семейная жизнь у