Гнездо дракона - Ани Сетон

— О, благодарение святым. А то я уже волновалась, мэм. Это вы почувствовали новую жизнь, дорогая леди. Ваш маленький шевелится внутри вас.

Миранда откинула одеяло и изумленно осмотрела себя.

— Раньше мне все казалось таким нереальным, — заявила она.

Все эти месяцы болезни и апатии малыш казался ей лишь умозрительной фантазией и ничем больше. Даже превращение ее старой комнаты в детскую не привело ее к осознанию того факта, что это именно она, Миранда, действительно ожидает ребенка.

Теперь к ней пришла дрожь благоговейной радости, предвосхищение столь трогательное, что оно стерло последние следы беспокойства, вызванные поведением Николаса.

— А почему ты сказала, что тревожилась, Пегги? — сонно спросила Миранда. — Мне даже приятно мое новое ощущение, здесь не о чем беспокоиться.

Горничная поколебалась, но теперь, когда все оказалось благополучно, ее откровение не могло причинить вреда.

— Вы поздновато почувствовали это, мэм, когда вы уже на седьмом месяце. Я наблюдала и ждала шесть недель.

Она не стала добавлять, что подкрепила свои незначительные познания в акушерстве заботливой консультацией с миссис Макнаб, экономкой.

Миранда, защищенная своим невежеством, безмятежно рассмеялась.

— Ну, возможно, он такой большой, что ему лень лишний раз двигаться.

Пегги тоже засмеялась. Но когда она задернула полог и поставила экран перед затухающим огнем, она обратилась к Святой Деве. Святая Матерь Божья, сделай так, чтобы она была права, и бедный крошка не был слишком слаб, чтобы дать о себе знать.

Дождливый ноябрь сменился холодным снежным декабрем. В результате Николасу не пришлось оказывать открытое сопротивление попыткам уничтожить его имение, поскольку новые законы еще не были приняты, потому что новый губернатор еще не вступил в должность. Фактически, должно было пройти еще восемь лет, чтобы завершился последний процесс штата против землевладельцев за право собственности.

А тем временем арендаторы, выиграв сражение и уверенные в окончательной победе, почивали на лаврах.

Шестого декабря помещичий дом вновь был открыт для праздника Святого Николая. В этот год никто из детей из аристократических семейств с верховьев реки приглашен не был. Николас не желал рисковать возможностью получить отказ. Если бы не состояние Миранды, он перед праздником сосредоточил бы все свои силы на то, чтобы вновь покорить те семьи, что дерзнули отвергнуть их. Он бы пригласил важных гостей из Нью-Йорка, прибег к помощи старого Мартина Ван Бурена, и дал такой великолепный бал, что все соседи были бы полностью ошеломлены.

А так надо было ждать до весны, когда Миранда разрешится от бремени, и у Драгонвика появится наследник.

Глава семнадцатая

В тот же день Святого Николая военно-транспортный корабль из Нового Орлеана прибыл в Нью-Йорк. На нем находилась сотня раненых, а в гробах те, кого их раны больше не тревожили.

Джефф Тернер принадлежал к первой категории и был еще слишком измучен, чтобы радоваться, что не попал во вторую. Мексиканская пуля, пройдя через его левую руку и ключицу вверх, прошила щеку и, задев по касательной череп, исчезла в ярком тропическом небе.

Хотя все раны сразу же загноились, железное здоровье Джеффа помогло ему перенести все это, так же как и временную неподвижность руки и плеча. Более того, он лично руководил прижиганием своих ран и накладыванием шины на левую руку, а затем еще бодро промаршировал вместе со своей дивизией под командованием генерала Уорта до самого Салтилло. Но рана на голове дала о себе знать, в результате чего Джефф провалялся без сознания несколько дней.

В Монтеррее же его взвалили на лафет и повезли назад в Керральво, где находился лагерь генерала Тейлора. Здесь в госпитальной палатке ему торопливо оказали медицинскую помощь, а так как было неясно, придет ли он в себя или умрет, его, вместе с другими погрузили в пустой продовольственный фургон, направлявшийся на побережье, откуда шлюп доставил их в Новый Орлеан. Сестры милосердия ухаживали за ним, пока трещина в его черепе не зажила настолько, что ему было позволено отправиться домой.

Джефф намеревался сразу же отправиться вверх по Гудзону, но когда он шатаясь спустился по сходням на причал, то понял, что прежде всего должен передохнуть. Он все еще с трудом стоял на ногах, испытывая ужасное головокружение. На причале толпилось множество встревоженных родственников раненных солдат, но его не встречал никто. Он подхватил здоровой рукой свой потертый саквояж и зашагал через толпу представителей прессы, молясь лишь о том, чтобы на глазах у всех не грохнуться в обморок. Несколько сочувственных взглядов устремилось на его шрам на щеке и болтающийся левый рукав куртки. Хотя рука его зажила, ключица еще нуждалась в поддерживающей повязке.

Когда Джефф вышел на тротуар, городской шум словно молот ударил по его натянутым нервам. Дома, телеги, спешащие люди слились воедино, закружились вокруг него сумасшедшим роем.

Черт, мысленно выругался Джефф, сжимая зубы. Он буквально повалился в наемный экипаж, пробормотав при этом «В какой-нибудь отель и подешевле» и закрыл глаза.

Извозчик выполнил его распоряжение, пустив лошадь рысью вдоль Саут-стрит и высадил через два квартала у гостиницы Шмидта, где Джефф устроился в полупустой мрачной комнате ценой пятьдесят центов в день. Однако же комната была чистой и главное, в ней была кровать, на которую Джефф немедленно рухнул, как только избавился от хозяйки гостиницы миссис Шмидт, выказывавшей ему свою немецкую чувствительность со всеми вытекающими из нее охами и ахами.

Около двух часов он лежал в полном изнеможении, пока боль в ключице не заставила его быстро очнуться. Он сел и пробежал пальцами по своему плечу. На поверхности полузажившей раны скопился гной. Он нахмурился, отчаянно пытаясь повернуться, чтобы осмотреть свою рану. Зеркала в комнате не оказалось. Необходимо было быстро рассечь скальпелем нагноение и наложить влажную повязку. Однако его медицинский саквояж с инструментами остался в Мексике в Керральво среди кактусов и юкк.

Неожиданно решение пришло само, и быстро нацарапав записку, он крикнул хозяйку и попросил ее передать сложенный листок. После чего вновь повалился в постель.

Были уже сумерки, когда он услышал на лестнице тяжелые шаги и стук в дверь. В комнату вошел доктор Джон Френсис.

— Вот вы и вернулись, мой юный герой, — сказал он, широко улыбаясь, и протянул руку с таким чувством, словно они расстались только вчера. Его внимательные глаза сразу же определили состояние Джеффа, но он не стал выражать свое сочувствие больше, чем Джефф мог бы принять.