Драконово семя - Саша Кругосветов

«царицу Итаки» наделяют тоской женщины на час, проститутки, время которой истекло, наделяют ничем не оправданной пустой надеждой и ненужной уже ей свободой…

Из молочной пены кофе фраппе, который заказала Лариса, торчала вишенка. Она виртуозно откусила мякоть, а бледно-розовую косточку на ножке с крошечным листком положила в стеклянную пепельницу.

С другой стороны, Лариса понимала: Подгорный ждет от нее этих слов. Ему хочется слез скорбящей о расставании морячки, жены вечного моремана. Летчик и моряк – разве это не одно и то же? Валерия не назовешь человеком-загадкой. Она поняла это вчера вечером, когда он, словно невзначай, заговорил о ботве на камбузе бортпроводников, рассказал о своей жизни, хотя она и не спрашивала, а потом еще и запел.

Вместе с тем Ларисе нравилось, что душа у Подгорного скромная и искренняя, не обремененная розовыми мечтами и пустыми иллюзиями, надежная, словно добротная и прочная старая мебель. Слишком долго себя оберегавшая, избегавшая всяких опасностей жизни, со вчерашнего вечера Лариса не переставала удивляться своему немыслимому поведению, и во что бы то ни стало ей хотелось заручиться у этого неизвестно откуда свалившегося в ее жизнь второго пилота какой-то гарантией собственной безопасности. У нее по крайней мере почему-то была уверенность, что Подгорный не доставит ей особых хлопот.

Вишневая косточка, извлеченная из губ Ларисы, гладкая и теплая, понемногу обсыхая, приобретала неописуемый розовый оттенок… Неожиданно Подгорный протянул руку и сунул косточку в рот. Лариса изумленно вскрикнула и рассмеялась. Никогда раньше физическая близость не дарила ей ощущения такого безмятежного покоя.

Для вечерней прогулки они выбирали безлюдные окрестности, молча шли, переплетая и расплетая пальцы, безмятежно отдавшись в нежный плен растворяющих грани и полутона сумерек. Это казалось совершенно невероятным, но вплетенные в ее ладонь толстые мужские пальцы завтра улетят за облака. Неужели навсегда? Ей категорически не нравилась роль покинутой…

Чем сильнее мысли о завтрашнем расставании с этой женщиной одолевали Подгорного, тем почему-то больше та же горечь настраивала его на мечтательный лад: «Мужчина улетает в небеса ради благородной цели, оставляя женщину на земле».

В полете между облаками нет благородной цели, Подгорный знал это, как никто другой. В жизни летчика есть только работа у штурвала, связывающая воедино ночь и день, монотонный быт, житейская скука да будни жалкого узника случайных гостиниц. А еще предупреждающие радиограммы: «В последнее время в южной части пролива Невельского в районе входа в Курильские проливы участились случаи аварий с самолетами нашей компании. Особое внимание следует проявлять при навигации по проливам и при заходе на посадку. Прошу осуществлять безаварийную навигацию и надеюсь на ваше содействие». «Экипажам воздушных судов преднамеренно входить в мощно-кучевые, кучево-дождевые облака и зоны сильных ливневых осадков запрещается». «Выполнение полетов в весенне-летний период может сопровождаться повышением риска событий, связанных с влиянием на безопасность полетов грозовой деятельности и сильных ливневых осадков на маршруте и в районе аэродрома, а также сдвига ветра». «При обнаружении в полете кучево-дождевых (грозовых) и мощно-кучевых облаков бортовыми РЛС разрешается обходить эти облака на удалении не менее пятнадцати километров от ближней границы отметки облака на экране РЛС. Пересечение фронтальной облачности с отдельными грозовыми очагами может производиться в том месте, где расстояние между границами отметок облаков на экране РЛС не менее пятидесяти километров»…Завтра эта рутина вновь станет частью его жизни.

Пилот с Ларисой вошли в сад озеленительной компании.

Подгорный обнял ее и долго целовал.

Они утонули в своих ощущениях, но Лариса в поцелуях чувствовала только боль завтрашнего расставания. Поглаживая бритую мужскую щеку, вдыхая грубый запах мужского торса, она чувствовала, что каждый уголок его тела напоминает о неизбежной разлуке.

Для Подгорного поцелуй был смертью – той самой, как он придумал: смертью в любви. Ее уста, похожие на теплое коралловое море, где плотной водорослью колышется горячий язык… В этом темном блаженстве было что-то, ведущее его прямо к гибели. Обворожительная и неотразимая смерть уже пустила корни в его душе. И даже точно зная, что завтра им расставаться, сейчас он готов был умереть за эту женщину. Как знать, возможно, он был не столь далек от понимания своей будущей судьбы…

Откуда-то издалека донесся размытый рев самолета. Он не заметил бы этого звука, не будь сам летчиком. Ему показалось, что рев самолета разбудил в нем до конца неведомую «благородную цель». Что такое «благородная цель»? Может, это иное название ясного дневного неба, свободного от облаков?

Подгорный достал сигарету и зажигалку, чтобы закурить. «Нет, не дам прикурить!» – Лариса вырвала у него зажигалку, с металлическим щелчком высекла пламя… В мгновенной вспышке света Подгорный успел заметить одинокую слезу на ее щеке. Он вновь обнял Ларису и, немного успокоенный видом женских слез, заплакал сам.

Выспавшись днем, Игнат теперь совсем не чувствовал усталости и с ненавистью ожидал возвращения матери. Около десяти вечера наконец заверещал его мобильник. Лариса сообщила, что сегодня заночует в другом месте. Пусть Игнат не беспокоится. Утром она зайдет домой, переоденется и отправится на работу. Так что Игнату придется самому заниматься уроками. Он ведь еще не все задания на весенние каникулы выполнил.

Сколько он себя помнил, мать всегда ночевала дома. Само по себе подобное развитие событий никак не могло удивить Игната, и тем не менее он просто вспыхнул от ярости. Ведь он с нетерпением гадал, какие откровения он мог бы наблюдать сегодня, какие новые чудеса явятся ему из загадочной щели, ставшей для него порталом в иной мир.

Начинается последняя четверть этого года, а на столе высится стопка несделанных домашних заданий. Если завтра Подгорный уедет, мать наверняка поможет с уроками. А может, наоборот – проведет в апатии ближайшие дни, и ей будет не до того.

Он пытался листать учебники, но его внимание ни на минуту не задерживалось на их страницах. Игнат мучился уже от мысли о том, что мать с Подгорным ночуют где-то в другом месте.

Даже если она и поможет, то осилит русский, английский и рисование, ну, может, обществознание. Что же до физики и математики, то тут просить ее бесполезно. И как она управляет бухгалтерией огромного предприятия, не разбираясь в математике? Наверно, этот ее хитрый зам делает там что хочет.

Игнат то вставал, то садился, ходил взад-вперед по тесной комнатушке. Что сделать, чтобы уснуть? Пойти к матери в комнату посмотреть на ночные огни порта?

У Игната возникла отчаянная мысль – он всю ночь один, это ведь редчайший шанс, чтобы выскользнуть из дому, прийти к Моргенроту