Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII - Дмитрий Быстролётов

Сергей:

— Все идет у нас хорошо, мсье Эмиль. Но могло бы идти значительно лучше.

Эмиль вопросительно поднимает черные брови:

— Мсье?

— Я хочу сказать, что вокруг Лиги Наций толкается немало народа, вызывающего определенный интерес.

— Я вас слушаю, мсье Джеки!

— Аккредитованные при Лиге журналисты и репортеры; туристы, проявляющие необъяснимый интерес к делам Лиги и живущие здесь под предлогом лечения несуществующих болезней; коммерсанты, делающие вид, что они заняты закупкой часов от местных заводов, а на самом деле ничего не покупающие; да и все любопытные люди. Вы имеете связи в этой среде?

— Да, мсье.

— И кое-что знаете об этих людях?

— Да, мсье. Кто из них вас интересует, мсье Джеки? Или вас интересует какая-то национальность или страна?

— Нет, мсье Эмиль… Я заинтересовался людьми, питающимися за счет Лиги, как мухи на жирной кормушке.

— Давно известно, что самая питательная пища в мире называется политикой. Итак, мсье Джеки, я хотел бы услышать что-нибудь более конкретное.

— Для примера назову английского журналиста Джерома Роджерса, немецкого — Вольфганга Тона и итальянского — Умберто Колонна.

Лицо Эмиля, как всегда, непроницаемое.

— Информация о людях не входила в наше соглашение, мсье Джеки.

— Сколько за каждого, мсье Эмиль?

Кабинет штурмфюрера Дитера Бюлова. Подперев голову рукой, он внимательно читает документы. В его зубах дымится сигара. Не поднимая головы он бросает в пространство:

— Штурмфюрера Кемпнера ко мне!

Входит Кемпнер.

— Садитесь, Кемпнер. Из вашего доклада дело выглядит так, что английский разведчик, пристроившийся к барону Голльбах-Остенфельзену, и английский разведчик, который делает попытки влезть в семью полковника Тона под видом жениха его дочери, одно и то же лицо?

— Техника работы поразительно схожа, мой фюрер. Он втираться в семью под видом друга. Это мое умозаключение. Моя теория.

Бюлов протягивает две фотографии.

— Вот переданная вами фотография так называемого венгерского графа и фотография художника ван Лооя, ее сегодня прислал по моему требованию полковник Тон. Как, похожи?

Кемпнер:

— М-м-м… Н-н-нет…

Бюлов:

— Кемпнер, вы — вестфальский немец и осел! Слушайте, что вам скажет коренной пруссак. Ван Лоой сказал Тону, что постоянно живет в Амстердаме. Это его крупная ошибка. Да, это крупная ошибка, Кемпнер. Я написал в наше посольство и получил справку, что художник ван Лоой действительно проживает в Амстердаме. Но у этого жениха есть жена, Кемпнер, и трое детей.

— Может быть, он — просто нечестный человек, мой фюрер.

— Кемпнер, мой отец имел самую большую пивную в нашем городке, и около моей сестры увивалось немало молодых людей: каждый из них думал о ее приданом. Это старая история, Кемпнер.

— Я это и говорю, мой фюрер.

— Но мой отец был трактирщиком, а отец фрейлейн Тон — разведчик! Отец выгнал этих ловкачей в шею, и все, а художник ван Лоой для меня сейчас дороже отца и брата! Он может быть началом дела, на котором гауптштурмфюрер

Бюлов прыгнет вверх! Пфуй, я уже потею! Если художник действительно агент, то у него есть товарищи и резидент. С ними он обязательно встречается. Самое главное — осторожность! Не спугнуть художника и не напугать Тона, особенно его жену и дочь! Они не сумеют хорошо притворяться!

Бюлов самодовольно усмехается.

— Я сам выезжаю на место с оперативной группой! Мы возьмем художника под наблюдение. Уверен, Кемпнер, через месяц-два я доставлю художника, беглого графа и других членов шайки туда, где им и надлежит быть: на стул немецкого следователя. Я им не завидую, Кемпнер!

Интернациональный бар. Раннее утро. Бар еще закрыт. Девушки готовят столики. Сергей за стойкой пьет кофе.

— Фигуры журналистов Роджерса и Колонны у вас получились яркие. Спасибо, мсье Эмиль. А что представляет из себя герр Тон?

— Журналист Тон — полковник вермахта якобы в отставке. Находится здесь с ведома берлинского штурмфюрера Кемпнера, которому поручено наблюдать за немецкими чиновниками, приезжающими сюда на сессии или аккредитованными при Лиге. Его начальник, гауптштурмфюрер Бюлов, изредка, как и Кемпнер, приезжает сюда, очевидно для инспекции. С герром Тоном проживают его супруга Амалия и дочь Эльза. За Эльзой якобы ухаживает английский агент Ганри ван Лоой, по профессии художник, как и вы, мсье Джеки. Герр ван Лоой связан с другим английским агентом, вероятно, его начальником. Его зовут Александр Люкс, он в этом году получает диплом врача в Цюрихе. Люкс, по нашим сведениям, часто бывает за границей и имеет торговое дело в Амстердаме. Так ли это? Нами не установлено. Мсье Джеки, моя фирма не интересуется другими странами. Довольны ли вы, мсье?

Салон автомобиля на обочине шоссе. День. Движение небольшое. Изредка мимо прошумит машина. Иштван курит сигару и, обернувшись, перекинув руку через сиденье, беседует с Сергеем.

Сергей:

— Это крах?

— Нет. Крах — это непоправимое крушение дела. Не неудача и не срыв. Когда так называемый пивной путч в Мюнхене не удался Гитлеру, то это был срыв. Гитлер у какого-то еврея спрятался, переждал неделю и снова выполз на свет божий. Срывы бывают у маленьких людей, Гитлер был тогда маленьким человеком и легко пережил неудачу. Теперь он быстро шагает к положению вершителя судеб стран Европы, он ввяжется в войну с нами, понесет поражение и потерпит крах. Понимаешь, Сергей, крах есть крушение и развал своей военной машины, государственной системы и политической идеологии.

Пауза.

— То, что произошло с тобой и вашей бригадой — закономерный конец существования каждой разведывательной группы. Разведчик, как вино, со временем накапливает драгоценный опыт и делается все более и более нужным и ценным, но одновременно в определенной ситуации он изнашивается, стареет и устает. Ты ведь знаешь, что стальной мост может рухнуть в воду, если «устанет» сталь, из которой он сделан! Так вот, повышение ценности разведчика и его износ — это две диалектически противоположные стороны единого процесса. Работа с авантюристами помогла вскрыть чужую агентуру в нашей стране, но сделала твое пребывание здесь невозможным. Наша агентура тоже вскрыта.

— Гм… Значит я износился?

— Ты как человек и как разведчик не износился, но изжил себя в данных конкретных условиях. Заметь себе: только в данных условиях. Но мир велик. Ты работал как разведчик в Америке?

— Нет.

— А в Австралии?

— Нет.

— В Азии?

— Нет.