Свинцовый монумент - Сергей Сартаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Спросила я о "Балладе" потому, что знала - "Портрет Дориана Грея" вами не однажды прочитан. А может быть, даже, подобно Бэзилу Холлуорду, написан вами с какого-то своего Дориана. Сейчас я о другом. "Возлюбленных все убивают, так повелось в веках. Тот с дикой злобою во взоре, тот с лестью на устах. Кто трус - с коварным поцелуем, кто смел - с клинком в руках". Вот это о главном. Впрочем, здесь и Дориан Грей тоже к месту. Но это все очень сложно, а надо проще. Хотя, может быть, вы меня уже начали понимать.
- "Близ Рэдинга есть замок Рэдинг, позорный ров есть в нем. Во рву лежит один несчастный, сжигаемый огнем". - Андрею хотелось выговорить эти стихи с иронией, но они зазвучали сочувственно и очень серьезно. - Да, я начинаю вас понимать, но все еще не понимаю, для чего вы мне - мне! - это рассказываете.
- Себе я уже рассказывала несколько раз. Теперь осталось немногое. Когда я в Чаусинске прочитала восторженную статью о вашей выставке военного рисунка, я глазам не поверила. Вы, в моем представлении обыкновенный маляр, и такой признанный художник. Валентин спросил меня, чему я так изумилась, и я тогда ответила ему, что я ничего не смыслю в людях. Это было тогда, когда я плавала еще в облаках семейного счастья, упивалась своим положением и в людях действительно не смыслила ничего. И я тайком побывала на выставке, специально приехала из Чаусинска. А потом я стала следить за вами. Через знакомых. Зачем, не знаю. Не удивилась, что вы переехали в Москву: "Таланты рождаются в провинции, а умирают в Париже". Это естественно. И вот как-то по должности своей читаю в "Книжном обозрении": сборник народных сказок с иллюстрациями художника А.Путинцева. Первая ваша книга. И новое для меня ошеломление. Не только в людях я не разбиралась, но ничего не смыслила и в искусстве. А тут разрыв с Валентином, удар, о котором я вам уже рассказывала... Но все это неважно. Теперь на моей полке сто тридцать три книги, проиллюстрированных или оформленных вами. Еще шесть книг я не сумела достать. Леночка недавно спросила: "Мама, почему ты собираешь книги этого художника?" И я ответила: потому что это Художник. Все это тоже о главном. Теперь тот вопрос, который я хотела вам задать вначале и не смогла... Нет, и теперь я этого не сделаю! Я все сказала.
Ольга встала, сделала шаг к выходу.
- Задайте ваш вопрос, Ольга Васильевна, - угрюмо проговорил Андрей. Он уже его угадывал, но он не знал, как на него ответить. - Я не хочу, чтобы мы аллегории Оскара Уайльда читали по-разному.
- Хорошо, наберусь мужества. - Ольга завела руки за спину, выпрямилась. Едва в темноте различимая, вернулась обратно. - А когда Мирон ушел с топографами в тайгу, почему вы, Андрей Арсентьевич, еще чаще, нежели до этого, стали посещать читальный зал библиотеки?
- Вы хотите, чтобы я вслух вам ответил?
- Нет. Но если бы Мирон не погиб в тайге...
Андрея обожгло. Не он сейчас судил Ольгу - она судила его. А отвечать было нужно.
- Я никогда не думал, что предаю Мирона.
Эта обнаженная истина вдруг открылась перед Андреем. Он действительно никогда этого не думал. Он не становился Мирону на дороге. И если бы Мирон в тайге не погиб, да он, Андрей, в мечтах своих, а потом, может быть, и в жизни продолжал бы видеть Ольгу безмерно близкой и дорогой. Если Мирон от нее отказался, вытравил из своего сердца, почему он не имел права ее полюбить?
- Андрей Арсентьевич, а вы никогда не думали о том, что я должна была подумать о вас, когда вы с письмом, последним письмом своего брата явились ко мне в библиотеку? Тогда я была с вами жестока, возможно, говорила злые и несправедливые слова. Мне так хотелось вас оскорбить, я отстегала вас как мальчишку. Вы меня любили, вот в чем все дело - теперь можно и прямо говорить! - а я тогда, вас убивая своими уничтожающими достоинство человека словами, не понимала, что убиваю большую любовь. Вашу. И свою. Будущую. Потому и "Баллада". Она обо мне и о вас: "Возлюбленных все убивают, так повелось в веках... Кто трус - с коварным поцелуем, кто смел - с клинком в руках "А я вас целовала. И вы угадали: "Близ Рэдинга есть замок Рэдинг, позорный ров есть в нем. Во рву лежит один несчастный, сжигаемый огнем..." Всякая вина должна быть искуплена. "Убил он ту, кого любил, и вот за то убит". А я, убитая, все-таки живу...
Ветер особенно шумно ворвался в беседку, хлестнул Андрея по лицу и сразу стих. По крыше застучали капли дождя. Ольга, невидимая, тяжело проговорила:
- Леночка мне как-то сказала: "Мама, я становлюсь взрослая, научи меня жить". И спросила, хорошо ли она поступает, что дружит с мальчиками. И что я могла ей ответить? Повторить банальные советы, банальные фразы? Она их выслушала безразлично, потому что я ей не могла объяснить для нее самого основного: как получилось, что у нее нет отца. Вместе с нами, в одной семье, хотя он жив. И я не могла объяснить, как ей начинать свою "взрослую" жизнь. К нам иногда заходит с мужем счастливица, всезнайка, моя хорошая знакомая Светлана Кирилловна - образец толкового инженера и лучший образец хорошей жены. Я задала ей тот же вопрос, который мне задала Леночка. О жизни. Что ж, Светлана только беззаботно рассмеялась. Ответила восточным афоризмом: "Бог для мужчины сотворил женщину, а жену для себя может сотворить только сам мужчина". И дополнила: "Но еще лучше, если потом и жена сотворит для себя мужа". Зачем обо всем этом я ваги рассказываю, Андрей Арсентьевич? Тем более что разговор наш давно уже окончен. И я должна уйти. Почему вы молчите?
- Говорите, Ольга Васильевна, - сказал Андрей. Ему стало жаль ее. Оказывается, далеко не безмятежно текла ее жизнь. И если Ольга в нем убила веру в любовь, не сам ли он ей в руки вложил оружие? И не убила ли Ольга потом этим оружием и себя? Андрею захотелось взять ее за руку, отвести к скамье, усадить и выслушать до конца - все-таки что-то она недосказала, - но он не посмел сделать этого. Прислушался к шуму дождя. - Говорите. Все равно нас здесь застал ливень.
- Говорить только потому, что ливень застал? - спросила Ольга. В голосе Андрея она не уловила теплоты. - Я не боюсь вымокнуть. Боюсь уйти. И не под дождь, а в темноту. Душевного одиночества. - И тихо-тихо: - Разве я за этим сюда стремилась? Андрей, я не могла написать вам свою исповедь. Слова на бумаге мертвы. Хоть и сейчас, живые, кажется, они тоже мертвые. В Москву я не могла приехать. Совсем было бы странно и навязчиво. Мне нужен был случай для встречи. Понимаете, даже искусственный случай. Вот этот. Который я и приготовила. Приготовила плохо.
- Значит, опять игра? И ложь? - спросил Андрей, невольно вновь холодея и отметив, что Ольга на этот раз к его имени не добавила отчества.
- Нет, Андрей, нет! Когда признаются в таком, разве может это быть ложью? Я ожидала, что подготовленная "случайная" встреча будет иной, что она с первого взгляда все мне откроет.
- И разве там, за столом, вам ничего не открылось?
- Открылось то, чего я больше всего боялась: Андрюша, вы тоже одиноки. И одиноки именно потому, что вы мне не простили. На выжженной земле, я понимаю, трава не скоро вырастает. И жизнью я за это достаточно наказана. А вы? За что же наказаны вы? Мне ничего не нужно, кроме вашего доверия.
- Доверия в чем? И зачем оно вам?
Он чувствовал, как Ольга волнуется и ждет от него не сухих прокурорских вопросов, а человеческого участия, и имя "Андрюша" произнесла она совсем безотчетно. Но все же дружеской рукой коснуться ее руки он не посмел. На выжженной земле зеленая трава не скоро вырастает.
- Андрей Арсентьевич, я все теперь скажу... Последнее... Нет, это не признание в любви. Это... это чувство... Чувство человека, который не ведал, что он делает, сделал много, чтобы погубить ваш талант, а теперь перед ним преклоняется. Если вы по-прежнему будете меня числить своим злым гением, относя все зло к самой жизни вообще, это так или иначе станет проникать в ваше светлое видение мира. В двух последних ваших книгах я это заметила. Вероятно, пока только я. Не дай бог, чтобы это еще глубже вошло в ваш характер. Андрюша, сберегите себя, свой талант. Какую цену я могла бы заплатить за это, я не знаю. А я так люблю, так люблю вас, Андрюша! Вот теперь уже все...
И в шуме усиливающегося ливня, в глубокой темноте Андрей не сразу понял, что Ольга незаметно исчезла из беседки. Он протянул руку, ища ее, шагнул в сторону, в другую, окликнул: "Ольга Васильевна!" - и ощутил лишь холодную пустоту.
Он вышел на залитую ливнем тропинку, журчащую и скользкую, не зная, что ему делать, как поступить. Шагов Ольги не было слышно. Отсюда, с этого места "кольцовочки", она к санаторию могла пойти в любую сторону. Куда пойти ему? Наугад попытаться догнать ее и не оставить под дождем в одиночестве? Или предоставить каждого самому себе...
6
В столовую к завтраку Андрей шел как на казнь. Он и сейчас не знал, что ему делать. Но отсиживаться в палате было явно бессмысленным. Ольгу под ночным ливнем он не догнал, не нашел в темноте. Должно быть, они разошлись в разные стороны. И это было символичным. Однако ж особенности кольцевой дороги заключаются и в том, что люди, начав по ней движение в разные стороны, в конечном счете обязательно встретятся.