Стальной век: Социальная история советского общества - Вадим Дамье

Кульминацией кризиса стали события лета 1962 г. «В те годы прак­тически ежегодно в промышленности... производились снижения расце­нок оплаты труда <...>,- вспоминал участник протестов в Новочеркасске П.П.Сиуда. - Утром 1 июня 1962 г. по центральному радиовещанию было объявлено о резком, до 35%, «временном» повышении цен на мясо, моло­ко, яйца и другие продукты. Это был неожиданный и сильнейший удар по социальному положению трудящихся СССР. Повышение цен не мото не вызвать серьезного недовольства»[503]. Волнения вспыхнули сразу во мно­гих городах в самых различных частях страны.

Наиболее крупные масштабы протесты приняли в Новочеркасске, где 1 июня забастовали работники электровозостроительного завода, и без того недовольные систематическими пересмотрами норм и расценок, сокращениями заработков, плохим продовольственным снабжением и острой нехваткой жилья. Рабочие собрались на митинг. Диалога с на­чальством не получилось: директор завода отказался выслушать претен­зии протестующих, заявив им: «Не хватает денег на мясо и колбасу - ешьте пирожки с ливером». В ответ на такое издевательство протестую­щие подняли плакаты с требованиями мяса, молока, квартир и повыше­ния зарплаты. Призывая к всеобщей забастовке, трудящиеся перекрыли движение поездов. Появились надписи: «Хрущева на мясо!». Бастующие пошли на штурм заводоуправления, сбросили с фасада здания портрет Хрущева и начали разгром офисов; представителей начальства, которые пытались обращаться к собравшимся с балкона, прогнали градом кам­ней, бутылок и металлических предметов. Завод перешел под контроль забастовщиков, разогнавших вызванные отряды милиции и солдат. Ми­тингующие призывали народ не расходиться, не возвращаться на рабо­ту, направить делегацию на другие заводы и в другие города, чтобы и там поднять рабочих на забастовку, отключить подачу газа, занять почту и телеграф и разослать повсюду сообщения о стачке. Выдвигались идеи провести на следующий день мирную демонстрацию в центре города, включить в требования оплату забастовочных дней и освобождение тех, кто будет арестован в ходе протестов. Предлагали выделить делегатов, которые отправились бы к властям, добиваясь снижения цен на продук­ты и повышения зарплаты. Толпа рабочих направилась на другие пред­приятия, призывая их присоединиться к забастовке. На кострах жгли портреты Хрущева. Население пыталось помешать вводу в город воен­ной техники, тем не менее, ночью войска заняли бастующий завод, и начались массовые аресты. На следующий день стачка распространи­лась на другие заводы города, и многотысячная рабочая демонстрация под звуки революционных песен и возгласы «Дорогу рабочему классу!», под красными знаменами и с портретами Ленина двинулась к горкому партии. Протестующие ворвались в здание горкома, выбили окна, лома­ли мебель, рвали портреты «вождей». На балконе был вывешен красный флаг и установлен портрет Ленина. Оттуда выступавшие обращались к митингующим, повторяя требования о снижении цен и повышении зар­платы. Требуя освободить арестованных, рабочие штурмовали город­ской отдел милиции; один из штурмующих был убит. Переговоры между прибывшими из Москвы членами Президиума ЦК и представителями бастующих не дали результата, и власти приказали открыть огонь; десят­ки людей погибли. В городе был введен комендантский час; сотни лю­дей арестованы. Но протесты продолжались, и только 4 августа удалось подавить забастовку. Под суд было отдано не менее 100 человек; семеро «зачинщиков» были приговорены к смерти за «бандитизм», другие по­лучили от 10 до 15 лет заключения[504].

Протесты в Новочеркасске не были изолированным явлением. После объявления о повышении цен партийным и государственным лидерам со всей страны стали потоком приходить сообщения об антиправительствен­ных афишках, оскорбительных высказываниях, призывах к бунтам и за­бастовкам. Возмущение населения ощущалось даже в столице: на цен­тральной улице Горького в Москве были развешаны листовки, а на одной из подмосковных станций появилась надпись с требованием снизить цены. В Выборге рабочий попытался пройти по городу с плакатом. О различных проявлениях недовольства информировали из Днепропетровска, Ростов­ской области, Павловского Посада, Загорска, Ленинграда, Тбилиси, Ново­сибирска, Грозного и других городов. В Кемерово дело дошло до магазин­ных бунтов. Где-то появлялись надписи на поездах с призывом бастовать. Произошли стачки и коллективные выступления протеста в Донецке, Ар- темьевске, Краматорске, Омске, Кемерово, Иваново (на заводе сельскохо­зяйственных машин и текстильной фабрике), Ярославле, Нижнем Тагиле, Лубнах, Рыбачьем, Мирном, Одессе (в порту)[505] . Призывы к стачке звуча­ли в Магнитогорске, Тамбове, Ленинграде, Челябинске, Нижнем Тагиле, Измаиле, Сучанах. По Донбассу ползли слухи о том, что вот-вот начнется всеобщая стачка. Индивидуальная агитация за забастовку велась в Моск­ве, Новосибирске, Ленинграде, Днепропетровске, Грозном, Иваново, Ка­рабанове (Владимирская обл.), Омске, Томске, Тамбове, Минске, Горьком, Одессе, Перми, Воркуте.

Протесты 1962 г. не прошли бесследно. И дело не только в том, что, как вспоминал П.П.Сиуда, рабочие на время «чувствовали себя свободны­ми», «дышали воздухом свободы», а некоторые из участников протестов, «дыхнув тогда воли», уже всю жизнь не могли снова «встать на колени». Правители расстреляли не просто забастовщиков. Они расстреляли миф о рабочей власти в СССР. «У многих тогда произошел душевный перево­рот. Многие, как говорится, после этого прозрели». События в Новочер­касске «сорвали маску с действительности. Что власть - народная, пред­приятия - народные»[506]. Они продемонстрировали, что советское общество является классовым, и правящий класс в нем - партийно-государственная бюрократия. Как отмечал бежавший за границу Е.Елин, один из тех, кто останавливал поезд в июньские дни 1962-го, события показали, что пра­вящие круги не остановятся перед любым кровопролитием, чтобы сохранить свою власть, и только организованной борьбой можно хоть чего-нибудь

добиться[507][508]. Действительно, после забастовки в Новочеркасске было замет­но улучшение снабжения магазинов, стало легче получить жилье. Но этим значение рабочих протестов 1962 года не ограничилось.

Эти выступления нанесли такой удар хрущевской модернизации за счет усиления эксплуатации трудящихся, от которой она так и не смог­ла оправиться. Напуганные правители Советского Союза вынуждены бы­ли на целых два десятилетия приучиться сдерживать свои аппетиты и от­казаться от жестокого модернизаторского «форсажа». С этого момента, по существу, берет начало своеобразный социальный «компромисс», никем и никогда не подписанный, но, тем не менее, молчаливо соблюдавшийся и ставший основой «социального государства» по-советски[509]. В последую­щие годы власти существенно повышали размеры зарплаты рабочих и служащих: в 1966-1970 гг. она выросла в среднем на 29%, в 1971-1975 гг. - на 23%, в 1976-1980 гг. - на 16%, в 1981-1985 гг. - на 14%[510]. Они вынуж­дены были примириться с куда меньшим ростом экономики и производст­венных норм, чем тот, какой они хотели бы выжать из работников. Темпы роста производительности труда неуклонно сокращались: по официаль­ным данным, она увеличилась за восьмую пятилетку (1966-1970) на 37%, за девятую (1971-1975) на 23%, за дерятую (1976-1980) на 17% (в про­мышленности) и за одиннадцатую (1981-1985) на 16,5%[511]. Однако неофи­циальные данные и расчеты зарубежных исследователей дают куда более низкие показатели: согласно им, среднегодовые темпы роста производи­тельности составляли, по разным подсчетам, в 1960-1970 гг. от 1,5 до 3,4%, в 1970-1980 гг. от 0,4 до 2,4% и в 1980-1987 гг. от -0,1 до 1,1%[512].

Властям приходилось поддерживать на сравнительно низком уровне и фактически субсидировать цены на продукты питания и квартплату (по­следняя составляла в 1985 г., по официальным данным, в среднем 3% рас­ходов семьи). Правда, вне крупных городов в магазинах становилось все труднее купить товары, но колебания цен на рынках уравновешивались сдерживанием роста официальных цен[513], причем продовольственные то­вары нередко продавались ниже себестоимости. Хотя жилья по-прежнему не хватало, широкая программа жилищного строительства несколько смяг­чила эту проблему. За 1966-1985 гг. было построено 2143 млн. кв.м, жилой площади, и жилищные условия улучшили 221 млн. человек. Оставались бесплатными медицинская помощь и образование; за 1960-е - 1980-е гг. было открыто значительное число новых больниц, поликлиник, высших и средних учебных заведений, детских садов. Число врачей на 10 тысяч на­селения с 1960 по 1985 гг. выросло с 20 до 42, число больничных коек на 10 тысяч населения - с 1739 до 3608, а общее количество обучающихся в учебных заведениях всех уровней - с 52,7 млн. до 108,6 млн. человек. Ко­нечно, режим тратил на социальную сферу и на производство потреби­тельских товаров лишь те средства, которые оставались после затрат на тяжелую и военную промышленность и потребление номенклатурной эли­ты, и их не хватало, а услуги были нередко низкого качества; в некоторых районах по-прежнему недоставало врачей. Легкая промышленность (про­изводство товаров народного потребления) составляла лишь около четверти в общем объеме промышленного производства, и на ее нужды шло лишь 3-5% капиталовложений в народное хозяйство; ее изделия были низкого качества, а за импортными товарами выстраивались огромные очереди. В то же время, потребительские товары служили для системы источником огромных прибылей. «Среднеотраслевая себестоимость определялась на основе данных, полученных от отраслевых Научно-исследовательских институтов и передовых фабрик. При этом львиную долю себестоимости для обувного производства составляли затраты на материалы - до 80%. Доля стоимости рабочей силы была мизерной и составляла 10-15%, - ха­рактеризует ситуацию в обувной промышленности российский исследова­тель Ю.И.Каневский. - Налог с оборота определялся государством в лице Комитета по ценообразованию таким образом, чтобы обеспечить сверх­прибыль даже в случае большого процента брака <...> В результате налог с оборота мог превышать среднеотраслевую себестоимость в несколько раз. Пара зимних женских сапог фабрики №2 «Пролетарская Победа» в конце 1960-х годов при себестоимости около 10 руб. в розничной продаже стоила 50 рублей. Если фабрика не укладывалась в среднеотраслевую се­бестоимость, то коллектив фабрики получал уменьшенную премию, а то и вовсе оставался без таковой. Торговая скидка покрывала расходы торго­вых предприятий. В результате действия такой «экономической» системы население России получало самые дорогие в мире предметы потребления и, в том числе, обувь. В то же время трудящиеся на фабриках получали одну из самых нищенских зарплат»[514].