Вальс под дождём - Ирина Анатольевна Богданова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
На вокзале пришлось отстоять длинную очередь на КПП — контрольно-пропускной пункт. Спасибо Фролкиной, что помогла выхлопотать мне разрешение вернуться в Москву!
Несмотря на пропускную систему, на вокзале царила привычная суета встреч и расставаний. В глаза бросалось только отсутствие детей и малое количество женщин.
Я протянула старшине милиции документ с печатями, и он с подозрением оглядел меня с ног до головы.
— Куда следуете?
Я растерялась:
— Домой, на Авиамоторную улицу. — Старшина посмотрел на меня, потом на пропуск, и я поспешно пояснила: — Из госпиталя после ранения.
Он слегка кивнул налево:
— Если нужен санпропускник, то идите туда.
Санпропускник на фронте часто именовали вошебойкой. Он представлял собой банный отсек, где, пока человек мылся, его одежда тщательно пропаривалась в специальной жаровне. С дороги хорошо бы ополоснуться в горячей воде. Я почувствовала, как зачесалась голова под шапкой-ушанкой, но надеялась, что не успела нахватать вшей в дороге. В госпитале меня накоротко подстригли, но последний раз я мылась перед отъездом две недели назад. Несколько человек впереди меня шагнули в указанном направлении, и я поняла, что они прибыли прямо с фронта.
Я взяла из рук старшины пропуск и помотала головой.
— Спасибо, я дома помоюсь.
Мне не терпелось встретиться с Москвой и вдохнуть её воздух.
Это не я шла по Москве, а Москва плыла мне навстречу. Она вся была моей: от перекрестья электрических проводов между домами до трещинок асфальта на тротуаре. Я узнавала запахи мостовой, поворот трамвая на площади трёх вокзалов, газетный киоск с киоскёршей в сером пуховом платке и тулупе, шпиль высотки, за который зацепилась снежная туча. То здесь, то там на пятачках скверов стояли зенитные орудия. Улицы перегораживали противотанковые ежи и баррикады из песка. Город был готов к битве за каждый дом, но теперь, после Победы в Сталинграде, оборонительные сооружения прибавляли не тревоги, а уверенности в том, что враг будет разгромлен. В тот февральский день Москва и Сталинград стояли рядом рука об руку. В разговорах прохожих то и дело слышалось слово «Сталинград», а старушка на остановке кланялась каждому военному и поздравляла с Пасхой.
— А ведь и вправду, как Пасха сегодня, — задумчиво улыбнулась женщина в плюшевом жакете с двумя сумками. — Воскресла в нас вера в Победу, теперь и умереть не страшно.
— Теперь как раз жить надо, чтобы увидеть Победу и своих дождаться, — поправил её старик с тёмными кругами под глазами. Он вздохнул: — Если есть кого ждать. Про Пасху это вы правильно подметили. Такая радость бывает, только когда Христос Воскресе.
Я удивилась, что никто не опасается открыто обсуждать церковные праздники, — видимо, война что-то изменила и сделала людей честнее перед самими собой. А ещё я помнила, что за меня молится баба Лиза, и, вполне вероятно, именно благодаря её молитве я сейчас стою и жду транспорт до Заставы Ильича.
— Не забывайте обилечиваться, товарищи! — зычно провозгласила кондукторша, когда я с трудом взобралась в переполненный трамвайный вагон. На шее у неё висел кожаный баульчик с деньгами, а сбоку болтался противогаз. Я незаметно проверила сумочку с документами и ключами от дома. Примерно через полчаса я вставлю их в замочную скважину, поверну дверную ручку и перешагну через порог пустой квартиры. Когда я представляла себе миг возвращения, то словно проваливалась в милое прошлое, плотно переплетённое с горьким настоящим, и мне становилось страшно.
— Следующая остановка — «Проспект Мира»! — закричала кондукторша. — Граждане, не скапливайтесь в проходах!
Ввалившаяся в вагон толпа развернула меня лицом к стеклу. Я невольно охнула от боли в раненой ноге, когда ступню задел увесистый башмак высокого мужчины в драповом пальто.
Симпатичная девушка, одетая с довоенным форсом, мимолётно цапнула меня взглядом и отвернулась. Мимо трамвая по улице протарахтела полуторка с закрытым кузовом. Строем прошёл взвод курсантов с двумя шевронами на рукавах шинели. Я увидела, как от очереди в магазин отделилась фигура женщины в сером пальто, точь-в-точь как у мамы. Мама? У меня потемнело в глазах. Женщина шла спиной ко мне, но так похоже, так невероятно знакомо…
Не помня себя, я рванулась к двери и заколотила руками о стекло:
— Мама! Мама! Посмотри на меня! Я здесь! Остановите трамвай!
Пассажиры зашумели:
— Ненормальная! Кондуктор, здесь ненормальная!
— Хулиганка!
Я заплакала в голос, как маленькая, когда просилась к родителям на руки:
— Мама, мама, там моя мама!
Трамвай замедлил ход у остановки, и я кульком вывалилась наружу, едва устояв на ногах.
Женщина в мамином пальто удалялась, и я понимала, что это не мама, но всё равно побежала за ней, нещадно ковыляя от сильной боли в лодыжке.
— Мама, мамочка! — Я кричала так отчаянно, что женщина обернулась и несколько мгновений стояла неподвижно, а потом бросила сумку в снег и рванулась ко мне навстречу:
— Уля! Ульянушка, доченька, радость моя! Нашлась! Нашлась!
* * *
— Как я тебя искала! Как искала! — Мама плакала, смахивая мелкие слезинки, и крепко держала меня за руку. За время войны она так похудела и поседела, что я с трудом узнавала в ней ту молодую женщину, которая отправляла меня в эвакуацию всего полтора года назад. Я вглядывалась в горькие морщинки под глазами, в беглую улыбку робкой радости, когда она, ещё не веря своему счастью, обнимала меня холодными от мороза руками.
— Галя, которой ты отдала Витюшку, написала мне про тебя. Но она не знала названия станции. Витя тоже не знал. Я писала на каждую станцию по пути следования поезда, я искала тебя по всей стране, но отовсюду приходил отказ за отказом.
Мы пришли домой обнявшись, не отлипая друг от друга, словно боялись снова потеряться.
Пустая квартира встретила нас холодом. Соседка Светлана на фронте. Мама стала оправдываться, что сюда почти не заходит, а живёт на казарменном положении на заводе, и вдруг её лицо застыло от ужаса.
— Ты ведь могла меня не найти. Пришла бы — здесь никого нет. Подумать страшно.
Я обняла её, удивившись, какой она стала маленькой:
— Мамуля, я бы всё равно пришла на завод. Прямо завтра с утра и пошла бы.
— Всё равно, — мама всхлипнула, — сейчас всё что угодно может произойти. Я не могу тебя потерять ещё раз.
Я посмотрела в её глаза, полные слёз:
— Мама,