Гильдия убийц - Личия Троиси

Он сделал театральную паузу, и все, даже Дубэ, затаили дыхание.

— Сегодня вечером мы совершаем жертвоприношение: благодарение Тенаару за то, что он не забыл о нас за долгие годы изгнанничества, за то, что он, наконец, дарует нам возрождение. Мы молимся ему потому, что он снова дарует нам свою милость, помогает сделать последний шаг, отделяющий нас от окончательной победы, потому что его слава наконец-то воссияет.

Он замолчал и снова сел.

Дубэ не удалось понять, откуда появились двое бесноватых, присутствовавших и на ее посвящении. Они волокли человека, ухватив за руки. Дубэ узнала его. Она видела его среди просителей. Он был одет в белоснежную тунику, его крепко держали эти двое. Ноги человека волочились по земле, а голова раскачивалась на ходу. Однако он еще был в сознании. Его губы медленно шевелились, будто целуя что-то, а глаза были полуприкрыты.

Вслед за ним шел Тоф, держа в руках длинный черный кинжал.

— Это — великий момент. Смотри и молись.

Так они шли, пока не приблизились к бассейнам. Тоф остановился, встал на колени перед Иешолем.

— Тебя благословляет Тенаар, избравший тебя для выполнения этой великой миссии, — сказал Верховный Страж торжественным голосом, — и направляет твою руку, приносящую жертву.

Тоф встал и повернулся спиной к толпе. Иешоль отошел в сторону и начал руководить молящимися.

На этот раз молитва отличалась от утренней и дневной. Голоса зазвучали громко, гулко, возбуждение собравшихся возрастало.

Две цепи свисали с руки статуи Тенаара. Двое бесноватых поволокли просителя к ногам статуи, погруженным в бассейн, и приковали цепями. Человек не сопротивлялся. Смиренно он давал делать все, что хотели эти двое. Его губы продолжали беспрестанно шевелиться, голова склонилась от величайшей усталости. Человек не смотрел по сторонам и по-прежнему был погружен в оцепенение.

Дубэ вспомнила молодого человека, которого видела в храме, его живые глаза, его уверенный вид. Она представила его на месте этого человека. Внезапно она увидела и себя прикованной к статуе, и зверя перед собой, готового растерзать ее.

У нее закружилась голова, но стальная рука Реклы не дала ей упасть.

— Отпусти меня, — прошептала Дубэ.

Страж больно сжала ее руку.

— Смотри, смотри на торжество Тенаара!

Молитва зазвучала еще громче, теперь она была подобна крику. Человек остался совсем один у ног статуи. Тоф начал медленными шагами приближаться к нему, с кинжалом в руках. Дерзкое выражение его лица сменилось безумной радостью, уверенностью, переходящей в исступление.

Он нанес удар в грудь. Мастерский удар, настоящий удар убийцы. Человек не издал ни единого стона. Он только поднял голову, на лице его было написано изумление. На мгновение все замерло: кровь на лезвии, кинжал, голоса. Когда Тоф вытащил кинжал, толпа взорвалась при виде крови, начавшей бить ключом, стекая в бассейн.

Это было исступление. Вокруг Дубэ все кричали от радости, Рекла ослабила свою хватку, чтобы присоединиться к ликованию собравшихся. И Дубэ ясно ощутила, как зверь двигается вместе с толпой. Она не могла оторвать взгляда от этого зрелища, которое отпугивало и притягивало ее. Дубэ одновременно жаждала крови и испытывала ужас от происходящего, сострадание к человеку, убитому безо всякой причины.

Вероятно, победил страх перед зверем, потому что Дубэ нашла в себе силы оторвать ноги от пола, повернуться спиной и побежать. Она спотыкалась о тела ликующих людей, в ярости и отчаянии отбрасывала их прочь от себя, пока наконец не нашла выход из зала. Она бежала и бежала, пока не уткнулась в глухой коридор и не натолкнулась на очередную статую Тенаара — одну из множества, разбросанных по Дому.

Его злобная физиономия уставилась на Дубэ. У статуи была наглая улыбка победителя.

Дубэ бросилась на колени и безудержно зарыдала.

24

ОДИН ДЕНЬ ПРОСИТЕЛЯ

Когда Лонерин предложил Идо использовать себя для выполнения миссии, он был уверен в том, что делает.

Теперь этой уверенности не было. Моментами ему казалось, что желание мести, которое ему долгие годы удавалось сдерживать, стало непреодолимым и отбрасывает темную тень на его миссию. Иногда он думал, что прежнего никогда не будет, потому что прошло много лет, учитель Фольвар хорошо учил его и потому что теперь у него была Теана. И еще временами у него возникала мысль о смерти, с которой он и сам не знал, что делать. Неумолимо в памяти Лонерина вставал тот образ, связанный со смертью: истерзанное тело, брошенное в канаву вместе с другими телами. Случится ли с ним то же самое? Может быть, он именно этого и хотел, неосознанно желал именно этого, с тех пор как его мать приняла решение, перевернувшее его жизнь?

Путешествие по Земле Воды с ее спящей природой, а потом по пустыне Большой Земли и дальше, через вечную тьму Земли Ночи, — шаг за шагом его путь становился дорогой во времени, идущей вспять. Он как будто возвращался в детство, вспоминал те вещи, которые казались ему давно забытыми.

Когда он пришел в Землю Ночи, все стало ясно и невыносимо. Это была его земля, где он не был много лет. Вскоре после смерти матери Лонерина отослали к городским родственникам на север, в Землю Моря. Ему было тогда восемь лет, и с тех пор он никогда больше не ступал на родную землю.

Закат солнца оказался для него неожиданным. Он шел погруженный в свои мысли и, когда отвел глаза от дороги, увидел, как на равнине исчезает последний луч солнца.

Человек, которого Лонерин никогда не видел, двумя днями раньше представился его дядей и увез его в своей повозке. Лонерин никогда в своей жизни не видел солнца, а если и видел, то был слишком мал, чтобы помнить. Распухшими от слез глазами он увидел ослепительно-красный диск, медленно нависающий над печальной землей.

«Прекрати хныкать, ты что, действительно оплакиваешь эту проклятую темную землю? Ты увидишь, как красива Земля Моря! Море — самое красивое, что есть на свете».

Как было объяснить ему, что это — не ностальгия по дому, по вечной ночи. Скорее всего, это была ярость. И боль — потому что приходилось покидать то место, где умерла его мать, даже не сумев отомстить.

Тем временем солнце неумолимо поднималось ввысь, слепило глаза так, что пришлось закрыть их. Но даже сквозь веки проникал этот назойливый свет, все становилось кроваво-красным, а жар обжигал ему лицо.

Лонерин пытался не поддаться ностальгии, скорее заставлял себя. А в это время темнота обволакивала его, как старое покрывало. Это даже успокаивало, как будто он наконец вернулся домой. Но настоящего дома больше не было, Лонерин знал об этом: вместо дома был сгусток ярости, медленно заполнявшей его сознание.