Мемуары генерала барона де Марбо - Марселен де Марбо

Наполеон, желая почтить память этого егеря, попросил художника запечатлеть на полотне и его лицо. На картине виден мамлюк, который в одной руке держит вражеское знамя, а другой удерживает за поводья умирающую лошадь. Это человек по имени Мустафа, известный в гвардии своей смелостью и жестокостью. Он бросился преследовать великого князя Константина с такой настойчивостью, что последний отделался от него только после того, как попал из пистолета в его лошадь, и она была серьёзно ранена. Мустафа, в отчаянии от того, что мог принести императору только один штандарт, сказал по-своему откровенно, представляя свой трофей: «Ах, если бы я мог догнать князя Константина, я отрезал бы ему голову и принёс её вам!» Наполеон, возмущённый, ответил ему: «Помолчи, грубый дикарь!»

Однако закончим рассказ о сражении. Пока маршалы Ланн, Сульт и Мюрат, а также Императорская гвардия крушили правей фланг австро-венгерских войск и гнали их далеко от деревни Аустерлиц, левый фланг врагов попал в ловушку, расставленную Наполеоном. Противник бросился к деревне Тельниц, занял её и перешёл через Гольдбах, готовясь занять дорогу на Вену. Но враг плохо знал гениальный ум Наполеона, полагая, что тот способен совершить такую огромную ошибку, как оставить без защиты дорогу, которая обеспечивала отступление в случае неудачи. Наш правый фланг охраняли дивизии маршала Даву, которые скрывались за деревней Гросс-Райгерн. Отсюда Даву и напал на австро-русские войска, как только увидел, что они все скопились в ущелье между прудами Тельниц и Мениц, с одной стороны, и речкой — с другой.

Император, которого мы оставили на плоскогорье Працен, освободившись от правого фланга и центра вражеских войск, бежавших от Аустерлица, сразу спустился с Праценских высот с корпусом Сульта, со всей гвардией, пехотой, кавалерией и артиллерией и устремился в сторону Тельница, охватив сзади вражеские колонны, атакованные спереди маршалом Даву. С этого момента многочисленные и огромные массы австро-русских войск, скученные на узкой дороге, которая шла вдоль речки Гольдбах, оказались зажаты между двумя огнями и предались неописуемой панике. Ряды смешались, каждый старался спастись бегством. Одни бросились как попало, в сторону болота, рядом с прудами, другие надеялись спастись по дороге, которая как раз разделяла эти пруды. Наша кавалерия их преследовала, и там началось настоящее избиение.

Наконец, большая часть вражеских войск, в основном русские, попытались перейти пруды по льду. Лёд был очень толстым, и уже от пяти до шести тысяч человек, сохраняя более или менее порядок в своих рядах, дошли до середины озера Зачан, когда Наполеон подтянул гвардейскую артиллерию и приказал стрелять по льду. Снаряды разбивали лёд во многих местах, и это всё сопровождалось ужасным шумом. Вода стала выступать через пробитый лёд. Мы наблюдали, как тысячи русских, как и их лошади, пушки, повозки, медленно погружались в эту ледяную пропасть. Это было страшное и величественное зрелище, которое я не забуду никогда. В одно мгновение поверхность пруда покрылась всем, что могло плавать. Люди, лошади бились на середине пруда с наступающими льдами и водой. Некоторым — очень небольшому числу — удалось спастись с помощью шестов и верёвок, которые наши солдаты протягивали им с берега, но основная масса утонула. Численность бойцов, которыми располагал император в этой битве, составляла 68 тысяч человек. В рядах австро-русских войск насчитывалось до 92 тысяч солдат. С нашей стороны было убито и ранено примерно 8 тысяч человек, враги признали, что их потери в убитых, раненых, утонувших доходили до 14 тысяч, и мы ещё захватили 18 тысяч пленных, 150 пушек и большое число штандартов и знамён.

Приказав преследовать врага по всем направлениям, император отправился в свой новый штаб, расположенный в почтовом доме в Бозенице, на дороге к Ольмюцу. Он был в восторге, и это можно понять. Хотя он несколько раз и выразил сожаление по поводу единственного орла, которого мы потеряли и который принадлежал 4-му линейному полку, где полковником был принц Жозеф, брат императора. Орёл этот был захвачен полком великого князя Константина, брата русского императора. Это было действительно довольно забавно и делало потерю особенно чувствительной. Но вскоре Наполеон получил очень большое утешение. От имени австрийского императора приехал князь Лихтенштейн и попросил свидания с Наполеоном. Наполеон понимал, что это должно вести к миру, что освобождало его от опасности увидеть у себя в тылу пруссаков, в то время как он ещё не закончил эту войну. Поэтому он быстро согласился на встречу.

Из всех частей Императорской гвардии полк конных егерей понёс самые большие потери на Праценском плоскогорье. Мой бедный друг капитан Фурнье был убит, так же как и генерал Морлан. Император, всегда с большим вниманием относившийся к тому, что может вызвать какой-то спор или ревность среди войск, решил, что тело генерала Морлана будет положено в памятник, который он предполагал воздвигнуть у эспланады Дома Инвалидов в Париже. Врачи, не имея на поле битвы ни времени, ни необходимых средств для того, чтобы забальзамировать тело генерала, решили запечатать его в бочку с ромом, которую затем повезли в Париж. Но последовавшие события слишком задержали строительство памятника, посвящённого генералу Морлану, и бочка, в которую был помещён генерал, долгое время находилась в залах медицинской школы. Когда Наполеон уже потерял империю, в 1814 году, она ещё оставалась там же. Спустя некоторое время эта бочка разбилась из-за ветхости, и каково же было удивление, когда увидели, что ром подействовал на труп таким образом, что у генерала отросли очень длинные усы, доходящие до пояса. Тело прекрасно сохранилось, но семья должна была начать судебный процесс, чтобы добиться компенсации от учёного, который сделал из него предмет обозрения.

В битве при Аустерлице я не был ранен, хотя и находился всё время в самых горячих местах и, в частности, в той схватке с русской гвардейской кавалерией на плоскогорье Працена. Император посылал меня всё время с приказами к генералу Раппу, которые я должен был доставлять в очень трудных условиях и иногда среди страшного смешения войск, которые вели рукопашный бой. Моя лошадь однажды столкнулась с лошадью кавалергарда, и наши сабли уже было сошлись, но в этот момент мы были разделены другими сражающимися, и я отделался только лёгкой контузией от столкновения. Но на следующий день я подвергся гораздо более сильной опасности и совсем другого рода, чем те, которые обычно встречаешь на поле битвы. Вот как это случилось.

3 декабря утром император сел на лошадь и поехал на различные позиции, которые были свидетелями вчерашней битвы. Приехав на берег пруда Зачан, Наполеон спрыгнул с лошади, чтобы поговорить с