Мемуары генерала барона де Марбо - Марселен де Марбо

я никак не мог понять историческое изложение событий, многих битв, в которых я участвовал, и различных эпизодов, которые мне были очень хорошо известны. Я думаю, чтобы сохранить ясность рассказа о военных действиях, нужно ограничиться указанием на взаимное расположение двух армий перед началом сражения и останавливаться только на самых главных и решительных фактах самого сражения. Именно так я постараюсь сделать, описывая битву, названную Аустерлицкой, хотя она произошла впереди деревни, носившей это имя. Но так как накануне великого сражения императоры Австрии и России провели ночь в Аустерлицком замке, из которого Наполеон их потом выгнал, он захотел увеличить триумф своей победы, дав битве название именно этого места. На карте вы увидите, что ручеёк Гольдбах, который берёт начало далеко от Ольмюцкой дороги, втекает затем в пруд Мениц.

Этот ручеёк протекал по глубокой долине, края которой довольно обрывисты, и отделял армии друг от друга. Правый край австро-русских войск был прикрыт холмистым лесом, расположенным за Ольмюцкой дорогой. Их центр находился на Праценском плато. Их левый фланг располагался возле Зачанских прудов и окружавших их болот.

Наполеон разместил свой левый фланг на труднодоступном бугре, который солдаты, побывавшие в Египте, назвали Сантон, потому что над ним возвышалась маленькая часовня, верхушка которой напоминала форму минарета. Центр французской армии находился около пруда Кобельниц. И, наконец, правый фланг располагался возле Тельница. Но император оставил там очень мало войск, поскольку он стремился выманить русских на болотистый участок, где он и подготовил им разгром, спрятав за Гросс-Райгерном, на дороге к Вене, корпус маршала Даву.

1 декабря, накануне сражения, Наполеон покинул Брюнн ранним утром и целый день объезжал наши позиции. К вечеру он установил свой генеральный штаб позади центра французской армии, на небольшой поляне, откуда были хорошо видны бивуаки обоих противников, так же как и весь участок, который должен был служить полем битвы следующего дня. В этом месте не было никаких построек, кроме одного старого сарая. Там был поставлен стол с картами императора, который устроился около огромного костра. К счастью, снега не было, хотя и было очень холодно. Я улёгся на землю и тотчас же глубоко заснул. Но очень скоро мы были вынуждены сесть на лошадей, чтобы сопровождать императора в его последнем объезде своих войск. Луны не было совершенно, и темнота ночи усиливалась толстым слоем тумана, который крайне затруднял нашу поездку. Егеря эскорта императора сообразили зажечь факелы, сделанные из сосновых палок и соломы, что оказалось крайне полезным. Войска, видя приближение группы ярко освещённых кавалеристов, сразу узнавали императорский штаб. И в тот же миг, как по волшебству, мы увидели бесконечную линию огней наших бивуаков, освещённых тысячами факелов, которые держали солдаты, и с огромным энтузиазмом приветствовали Наполеона криками, тем более громкими, что завтрашний день был годовщиной коронации императора, совпадение, которое им казалось хорошим знаком. Враги должны были быть немало удивлены, когда сверху с соседнего холма посреди ночи они увидели тысячи зажжённых факелов и услышали тысячекратно повторенные крики «Да здравствует император!», которые сливались в одну сплошную музыку. На наших бивуаках все было радостью, светом и движением, тогда как со стороны австро-русских войск стояли тьма и тишина.

На рассвете 2 декабря послышалась пушечная пальба. Мы увидели, что император справа оставил не очень значительное количество войск. Это была западня, которую он расставил врагу, с тем чтобы тот подумал, будто есть возможность очень легко захватить его со стороны Тельница, перейти ручеёк Гольдбах и затем наступать на Гросс-Райгерн, завладев, таким образом, дорогой на Брюнн и Вену, перерезав нам всякую возможность к отступлению. Австро-венгры полностью попались в ловушку, поскольку, обнажив остальную часть своего фронта, они довольно неловко собрали значительные силы в низине около Тельница и в болотистых проходах, которые окружали Зачанский и Меницкий пруды. Но так как они, неизвестно почему, вообразили, что Наполеон предполагает отступить, не дав сражения, они решили, для того чтобы обеспечить полный успех себе, атаковать нас со стороны Сантона, то есть нашего левого края, чтобы разгром был полным. Но на нашем левом краю маршал Ланн не только отбил все атаки врага, но и отбросил их до самого Блазовица на другой стороне Ольмюцкой дороги. Там была довольно ровная местность, что позволило кавалерии Мюрата выполнить несколько блестящих атак, результат которых был огромен, поскольку русские были отброшены до самого Аустерлица.

Пока наш левый фланг одерживал блестящие победы, центр, образованный из войск маршалов Сульта и Бернадотта и поставленный Наполеоном за Гольдбахским оврагом, под прикрытием густого тумана атаковал холм, на котором была расположена деревня Працен. И в этот момент через рассеявшийся туман выглянуло сияющее солнце Аустерлица, о котором Наполеону нравилось вспоминать впоследствии. Маршал Сульт захватил не только деревню Працен, но и огромное плато того же названия, которое было ключевой точкой всей этой местности. Именно здесь перед взором императора разразилась одна из самых горячих битв, в которой русские были полностью разбиты. Но один батальон 4-го линейного полка, полковником которого был принц Жозеф, брат Наполеона, так увлёкся преследованием врага, что был окружён кавалергардами и кирасирами великого князя Константина, брата Александра, которые захватили его орла[46]. Многочисленные линии русской кавалерии быстро приближались, чтобы закрепить неожиданный успех кавалергардов. Но Наполеон бросил против них мамлюков, конных егерей и конных гренадеров своей гвардии под предводительством маршала Бессьера и генерала Раппа, вследствие чего там образовалась настоящая кровавая свалка.

Русские эскадроны с большими потерями были отброшены далеко от деревни Аустерлиц. Наши кавалеристы принесли много штандартов и привели пленных, среди которых находился и князь Репнин, командир полка кавалергардов[47]. Этот полк, состоящий из самой блестящей русской молодёжи, потерял очень много людей, потому что бахвальство, которое гвардейские кавалеристы позволяли себе против французов, было хорошо известно французским солдатам, и они, особенно конные гренадеры, набрасывались на них с дикими криками и своими огромными палашами рассекали их пополам со словами: «Пускай поплачут дамы Санкт-Петербурга!» Художник Жерар в своей картине, посвящённой битве при Аустерлице, избрал главным сюжетом момент, когда генерал Рапп, возвратившись из боя раненым, покрытым кровью врагов и своей, представляет императору знамёна, которые он только что отобрал[48], а также пленного князя Репнина. Я присутствовал при этой впечатляющей сцене, которую художник воспроизвёл с потрясающей точностью. Все головы, изображённые на картине, являются портретами участников, даже голова храброго конного егеря, который, не жалуясь, хотя его тело было изрешечено пулями, имел достаточно смелости, чтобы добраться до императора и упасть замертво, передавая ему штандарт, который он только что захватил.