Соломон Крид. Искупление - Саймон Тойн

– Церковь, – хриплым, иссохшим голосом выдавил Соломон.

– С церковью все в порядке, – сообщил доктор, вешая планшет на крючок в ногах кровати и подходя ближе. – А вот резиденция Кэссиди…

Он включил фонарик, посветил в глаз Соломону:

– В глазах двоится? Тошнит?

– Нет. Что произошло?

– Это еще только пытаются выяснить, – ответил врач и посветил в другой глаз. – Говорят, что мэр и шеф Морган ввязались в сделку с картелями и что-то пошло не так. Морган поплатился жизнью, Кэссиди заперли в церкви вместе с бомбой. Скорее всего, он затащил бомбу в туннель, чтобы смягчить последствия взрыва. Мэра еще не нашли, так что…

Значит, церковь по-прежнему на месте. Соломон скосил глаза вниз. Крестик тоже. Алтарь ждет.

Он посмотрел на дверь. Подле нее лежали на стуле свернутые пиджак и рубашка.

– И думать забудьте, – посоветовал Палмер. – Вы получили очень сильный удар по голове и потеряли много крови из раны на спине. Кстати, откуда она у вас? Разрез почти хирургической аккуратности.

– Понятия не имею, – ответил Соломон, не желая вдаваться в подробности. – Где Холли?

– В соседней палате. А что за синяки и ссадины у вас на руках? Помните, откуда они?

– Нет. Она в порядке?

– Состояние стабильное. Потеряла много крови, но мы сделали переливание. Ее рану перевязали жгутом, и он, думаю, спас ей жизнь. Уж не вы ли его наложили?

– Вам нужно особо позаботиться о ней, – вместо ответа заметил Соломон.

– Мы всегда очень хорошо заботимся.

– Нет, я имел в виду кое-что большее. Протестируйте ее на гонадотропин.

– Да? – удивленно спросил Палмер и снова сделал пометку в планшете. – Но подумайте и о себе, прошу вас.

Он вернул планшет на место.

– Отдохните как следует, – посоветовал доктор, направляясь к дверям. – Не хотелось бы видеть, что вы слоняетесь по коридорам.

– Не беспокойтесь. Не увидите, – заверил Соломон.

94

Он вышел под утренний свет и вдохнул прохладный воздух.

Соломон неуклюже сунул руки в рукава пиджака и направился к церкви. Свежая перевязка на спине распирала рубашку. Кисти и запястья болели. Соломон разминал на ходу пальцы, надеясь вернуть им прежнюю подвижность. Ноги дрожали.

– Надо привести себя в форму, – пробормотал он, отступая в тень у тротуара.

Близ руин того, что осталось от резиденции Кэссиди, стояли грузовики и фургоны, пожарные цистерны, машины полиции из других городов. Ближняя к церкви сторона обвалилась полностью, словно гигантский кулак ударил по зданию, обнажив внутренности. С разбитого второго этажа свисал диван, обрывки обоев полоскались на утреннем ветру.

Издали церковь казалась нетронутой. Но вблизи стала видна похожая на черную молнию трещина в каменной стене у двери. Цветные осколки высыпавшихся витражей устилали землю под окнами. Через дверь тянулась черно-желтая полосатая лента с надписью: «НЕ ВХОДИТЬ». Соломон не обратил на нее внимания и шагнул внутрь.

Никого. Наверно, все думали лишь про руины дома Кэссиди, искали мэра, надеясь обнаружить его живым. Вряд ли им это удастся. Должно быть, смерть показалась Кэссиди наилучшим выходом, принимая во внимание то, что предстояло бы ему выжившему. Теперь фонды отойдут к церкви, а других источников дохода у города, похоже, практически нет.

Соломон миновал манекен, лежащий на спине и мертво глядящий в потолок. Все окна с правой, ближайшей к взрыву стороны посыпались, иллюстрации к заповедям превратились в абстрактные картинки, зияющие дырами. В проходе стояли чередой четыре больших черных ящика – уже пустых. Проходя мимо, Соломон вдохнул и ощутил приставший накрепко смрад бензина.

Алтарный крест лежал, помятый. Соломон подошел к постаменту и увидел слова на мозаичной поверхности – написанные тем же шрифтом, что и на рисунках, которые показала Холли в лагере у Горы духов:

I

Да не будет у тебя других богов

пред лицем Моим.

Соломон провел пальцами по буквам, коснулся «I» – и метка на плече заныла, словно живое существо, предвкушавшее скорое откровение. Дно углубления, очертившего букву, казалось мягким – не камень, но слежавшаяся пыль. Соломон нагнулся, подул, и выемка углубилась.

Он ковырял пыль мизинцем и выдувал ее до тех пор, пока не расчистил все. Затем снял с шеи ключ и вставил в скважину.

Ключ подошел идеально.

Понимая, что замком не пользовались уже сотню лет, Соломон осторожно надавил.

Ничего. Словно сплошной камень.

Соломон вынул ключ, пошел туда, где на полу лежала сброшенная взрывом свеча. Так, натереть воском грани, потом плюнуть в скважину и попробовать снова.

На этот раз ключ слегка повернулся. Соломон крутил его влево и вправо, пока что-то под плитой не поддалось, вся мозаичная поверхность подвинулась, и открылась длинная щель. Используя ключ как ручку, Соломон поднял плиту.

В нише под ней лежал пожелтевший от времени кусок полотна, перевязанный в нескольких местах так, чтобы образовалось подобие ног, рук и головы. Кукла. Соломон поднял ее и обнаружил блокнот с черной обложкой без рисунка или надписи, перевитый длинной черной лентой, охватывавшей каждый угол, с бантом посередине, словно траурный подарок на Рождество. Из-под задней обложки торчали края сложенной страницы из большой книги.

Соломон принес блокнот и куклу к скамье, сел, положил куклу рядом и потянул за торчавший из-под банта разлохмаченный край ленты. Страницы блокнота были заполнены изящным каллиграфическим почерком, изобилующим завитушками и росчерками. Соломон открыл первую страницу и принялся за чтение.

Я пишу эти слова в день двадцать третьего декабря в год Господа нашего одна тысяча девятьсот двадцать седьмой. Через два дня настанет день моего рождения. Мне исполнится восемьдесят шесть – если, конечно, я сподоблюсь дожить…

Соломон читал быстро, узнавая настоящую историю того, как Джек Кэссиди выжил в раскаленном котле аризонской пустыни, принес в жертву Элдриджа, выпил его кровь, узрел во тьме свет. А дочитав до конца, где Кэссиди рассказал о чуде находки потерянной страницы из Библии, понял, что за страница лежит в блокноте.

Страница была старой, пожелтевшей, на ней остались лишь тени когда-то напечатанных слов – словно бумагу скребли песком, стараясь стереть их, но не смогли; и Соломон понял: это та самая страница, свернутая в виде конверта. Внутри лежало нечто плоское, твердое, неправильной формы.

Стараясь не поломать на сгибах хрупкую бумагу, Соломон развернул страницу. В ладонь упала еще одна свернутая страница… и осколок стекла. Соломон поднял его, посмотрел на свет, повертел.

Осколок зеркала.

Поднес его к глазам и охнул, увидев не отраженного себя, но ночную пустыню, огромную и безликую. Посреди нее, совсем близко, стоял темный человек и глядел в упор.

– Здравствуй, Джек, – прошептал Соломон.

Он повернул клинышек стекла, и отраженный пейзаж сменился, стал таким, каким был задолго до города: вечные, неизменные горы и небо, клинообразное ущелье в хребте – за бесчисленные годы до того, как стать фоном детских фотографий Джеймса Коронадо. А когда Соломон повернул зеркало к себе, темная фигура Джека Кэссиди исчезла. Зеркало отразило лишь Соломона. Хотя постойте… Глаза другие – темно-карие вместо светло-серых. И брови стали темными. Соломон потер стекло пальцем, чтобы снять пыль, и поглядел снова. Он – и не он. Чуть более полная версия прежнего. Уже не совсем чистая страница, но с несколькими словами на ней.

Сунув осколок в карман, Соломон уже собирался развернуть вторую страницу, но заметил надпись на обратной стороне уже развернутой. Посмотрел бумагу на просвет и увидел поблекшие, но еще видимые заповеди под распиской бурыми чернилами:

Я, человек, известный как Джек Кэссиди, тем заверяю обмен самой драгоценной, бессмертной части себя, для того чтобы посреди пустыни воздвиглась большая каменная церковь, распространяющая слово Божье и милосердие до тех пор, пока всякая дикость не искоренится в здешних местах и христианский народ не станет их безраздельным хозяином.

Так вот она, постыдная тайна Джека Кэссиди. Он верил, что продал в пустыне душу дьяволу в обмен на богатство, церковь и город.

Соломон обвел взглядом стены расколотой церкви, прислушался к доносящимся снаружи голосам и треску ломаемого дерева. Люди перекапывали развалины в поисках последнего оставшегося родственника Кэссиди. Возможно, он и в самом деле продал душу. Этот город уж точно скорее проклят, чем благословлен.

Соломон осторожно развернул вторую страницу – столь же древнюю, как и первая, такого же размера, с такой же бумажкой. На обеих ее сторонах были надписи. Одна – рукой Кэссиди, вторая – выведенное незнакомым почерком посвящение. Соломон прочел, и все сразу встало на свои места.

Взяв с собой куклу и блокнот, он поднялся и заспешил к выходу. Плексигласовый футляр, укрывавший старую Библию, сдвинулся от взрыва и потрескался вблизи болтов, крепивших прозрачный короб к деревянному основанию. Соломон ударил его сбоку, и короб сорвался с креплений, открыв Библию.