Пропавшие наши сердца - Селеста Инг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если хочешь, иди. А я здесь побуду. Они уже скоро, я знаю.
Чиж мнется на пороге, не хочет бросать Сэди, не хочет идти один. Стоя в дверях, он смотрит на дорогу, что вьется меж деревьев и теряется вдали. Дорога пуста, и вот уже крупные капли стучат по дощатому крыльцу, расползаются темными кляксами.
Сэди, зовет Чиж, Сэди, пойдем.
Дождь шелестит, будто шипят тысячи крохотных змеек, испещряет землю тысячами ямок. Ямки превращаются в воронки, воронки – в лужи. Струи заливают дорожку, крыльцо, попадают на Сэди, а она все сидит, упрямо глядя на дорогу, и наконец, промокнув, заходит в дом.
Чиж захлопывает за ней дверь, оставив за порогом шум дождя и ветра, и тишина оглушает его. С одежды Сэди стекают ручьи, возле ног собирается лужица. Волосы прилипли к щекам, она даже не пытается вытереть лицо, и Чиж не понимает, то ли она плачет, то ли это просто дождь. Чиж трогает ее за плечо, но Сэди отмахивается.
Все нормально, говорит она.
Идет к себе в комнату переодеться и возвращается, что-то сжимая в руке.
Смотри, что я в тумбочке нашла.
Оранжевый пузырек с белой крышкой. Сэди трясет его, внутри перекатываются таблетки, гремят, словно градины.
Чиж и Сэди читают поблекшую этикетку: Херцог, Клод. Во время приступа паники принять 1 таблетку. Срок годности у них кончился в разгар Кризиса. Сэди свинчивает крышку, говорит: всего две осталось. А было… она смотрит на этикетку, а было сто пятьдесят.
Под шорох дождя они принимаются обыскивать дом, будто выворачивают чьи-то карманы. В тумбочке находят лавандовое масло, руководство по медитации, три вида снотворного. Письма на незнакомом языке, с иностранными марками. В другой тумбочке – огрызок карандаша, сборник кроссвордов «Проще простого!», бутылка из-под виски, коробка из-под патронов. Лишь сейчас они замечают, что матрас с обеих сторон продавлен, а ковер возле кровати протерт, – здесь, должно быть, каждое утро кто-то подолгу топтался, собирая силы перед новым днем. Замечают заклеенную трещину в абажуре ночника, ожоги от сигаретного пепла на дощатом полу.
Все, что есть у них в распоряжении, – это время. То и дело им чудится шум, словно кто-то подъезжает, но когда они подбегают к окну с видом на дорогу, всякий раз оказывается, что это всего лишь ветер, или дождь барабанит в стену, или скрипят и стонут деревья. На кухне, в глубине самого верхнего шкафчика, они находят упаковки макарон и фасоли, срок хранения которых истек еще до их рождения.
Только сейчас им удается представить, как пережидали Кризис обитатели хижины – среди леса, вдали от людей. Не зная, что творится в мире, в страхе, что происходящее доберется и до них. С ужасом думая, что ждет их за порогом убежища. Им повезло, они могли отсидеться в уютном домике с запасом еды, с горячей водой и отоплением. У них была возможность залечь на дно, переждать тяжелые времена. А теперь на их месте Чиж и Сэди, жмутся друг к дружке, постепенно осознавая: только здесь, в хижине, по-настоящему безопасно, это единственная возможность спастись, за которую стоит держаться. Приедет ли за ними кто-нибудь? И если приедет, то кто – друг или враг, и скоро ли, и какие принесет вести? Или они умрут здесь, одни, покинутые, отрезанные от мира? А если бы они остались в городе, какие бы ждали их опасности – или уже все равно?
В пасмурный, серый полдень они снова растапливают камин – пусть будет тепло, пусть пляшет в очаге пламя, теплое, живое. В этот раз получается лучше, уже наловчились; они смотрят, как огонь пожирает заголовки на смятых газетных листах.
ИНДЕКС ДОУ-ДЖОНСА ПАДАЕТ ЧЕТВЕРТЫЙ МЕСЯЦ,
ЦЕНТРАЛЬНЫЙ БАНК ПЛАНИРУЕТ ЭКСТРЕННЫЕ МЕРЫ.
ПО МНЕНИЮ ЭКСПЕРТОВ, РЫНОЧНЫЕ ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЯ КИТАЯ – ВОЗМОЖНАЯ ПРИЧИНА ЭКОНОМИЧЕСКОГО СПАДА.
Вот огонь разгорелся, растопка уже не нужна, но они всё перебирают газеты, читают заголовки, разглядывают фото на первых полосах. Путешествуют в прошлое.
ЗАПРЕТ НА СОБРАНИЯ ПРОДЛЕН ДО КОНЦА АВГУСТА.
СЕНАТ ОБСУЖДАЕТ МЕРЫ ПРОТИВ КИТАЙСКИХ ПРОВОКАТОРОВ.
ОПРОСЫ СВИДЕТЕЛЬСТВУЮТ О ВСЕНАРОДНОЙ ПОДДЕРЖКЕ ЗАКОНОПРОЕКТА «ПАКТ».
Ну их. Сэди бросает газеты обратно в стопку. Не хочу смотреть на это.
Сидя в тишине, они поддерживают огонь – то хвороста подбросят, то положат в камин полено и ждут с тревогой, скорей бы занялось. В дымоход попадают капли дождя и с шипеньем испаряются в огне. Оба понимают без слов, что должны поддерживать огонь во что бы то ни стало, иначе случится беда, исчезнет что-то бесценное, невозвратное, что огонь – их единственное спасение и от него зависит не только их судьба, но и судьба мира. Если не дать огню погаснуть, Маргарет и Герцогиня за ними приедут, Маргарет не просто вернется целая и невредимая, а принесет весть, что план удался, что настали большие перемены, что получилось все исправить. Они своими руками сотворят чудо. А если огонь погаснет…
Они гонят прочь эту мысль, не смеют облечь страх в слова. В тот вечер они решают не затеваться с ужином, довольствуются сухим пайком – просто залезают в оставленный им пакет, когда голод дает о себе знать. Сушеная клюква, крекеры, жареный миндаль – так и день проходит. Когда темнеет, они не спешат расходиться по спальням, жмутся друг к другу у очага, глядя, как пламя пожирает поленья.
Если выглянуть за дверь, все кажется размытым, уже в нескольких шагах ничего толком не разглядеть. Не деревья, а отпечатки деревьев, зеленые пятна, исхлестанные черными влажными штрихами ветвей. Вместо вчерашней спокойной воды – серая муть, дыбится и клокочет где-то вдалеке. В воздухе висит дымка, будто соленые брызги морской пены, и они задергивают занавески, чтобы не видеть, что творится снаружи. Буря терзает крышу, дребезжат оконные стекла, с улицы несется рокот – льет так, что шум ливня не отличить от рева океана. Они в утлом суденышке посередине шторма, и не разобрать, где что. Где верх, а где низ? Они уже ни в чем не уверены. Дощатый пол кренится, словно палуба, – может быть, это уже не дождь бьет по крыше, а волны подбрасывают хижину, точно лодку.
Мне страшно, говорит Чиж.
Сэди берет его за руку, и он чувствует живое влажное тепло ее ладони.
Мне тоже, отвечает Сэди.
До глубокой ночи они скармливают поленья огню, не желая сдаваться, – проваливаются в сон, а когда огонь слабеет,
