И время ответит… - Евгения Фёдорова

А когда мы уже брели по нашей бесконечной пыльной дороге «домой», и солнце светило нам в затылки, кроме сосущей боли под ложечкой и слабой тошноты, уже ничего не чувствовалось. И даже «обед» в лагере, возле ямки с крысами вокруг, не вызывал такого бурного сокрушающего приступа голода…

Вероятно, не долго было ждать времени, когда мы превратимся в необратимых доходяг… Ведь мы понимали, что нас отправили сюда с одной целью — уничтожить. Ведь, как мы узнали позже, всех, кого в 1937-м арестовывали по таким делам, как наши — всех поголовно расстреливали.

Нас, очевидно, тоже решено было уничтожить, но… «естественным путём» — то есть голодом… Однако — чудеса существуют! За нас вступилась сама Природа, в милости которой не должен был верить советский народ — помните лозунг: — «Нечего ждать милостей от природы! Надо их взять от неё!».

Так вот, бедная карельская природа, в лице того самого мелколесья, того самого, что не давало ни малейшей надежды выполнить хоть самую ничтожную долю «нормы» — сама вступилось за нас!.. И таки проявила свою милость.

Дело в том, что наши конвоиры, сопровождавшие нас на работу, получив своих 40 человек (бригаду) и расписавшись за них, были обязаны доставить нас на место работы.

А дальше — им было абсолютно наплевать, работаем мы или нет. Это было дело бригадира или нарядчика. Дело конвоя — смотреть, как бы мы, ненароком, не удрали в тайгу с места работы; — тогда-то им уж не поздоровится!

Но как уследить?.. Бригадир расставляет людей в мелколесье, да ещё и поросшем кустарником, небольшими группками, по 3–4 человека на довольно большом расстоянии друг от друга — так требует инструкция, иначе, как же выполнять «норму»?.. А конвоиров-то всего двое, а собака и вовсе одна?.. Вот и поди, уследи!

И у конвоиров есть спасительное право — право признать место работы — «неподходящим»! Но у них нет права увести людей назад в лагерь до положенного времени — то есть, до вечера. И тогда, с полным правом, конвоиры, собрав всю бригаду в одну кучу, укладывали её у своих ног, предварительно выбрав для этого хорошую тенистую полянку среди более высоких сосенок — они ведь тоже люди — им тоже сидеть с нами до вечера!

Боже мой, какое блаженство!.. Лежать в благоухающем янтарём, ещё прохладном поутру, лесочке, вытянувшись и погрузив вечно ноющую спину в ложе из мягкой хвои, не шевелить ни одним членом своего тела… Законное «ничегонеделание»!.. Законный отдых длинною в целый день!.. Да ещё я самого главного не сказала — этот день шел «за счет охраны — ВОХРа», и равнялся этот счёт — четырёхсотграммовой пайке хлеба!.. Четыреста граммов — наш обычный паёк за целых два дня!

Это, действительно, было счастьем и поддерживало наши силы на несколько дней. Спасибо вам, кривобокие, жиденькие карельские сосенки!

…Если же нам удавалось попасть в одну бригаду с Андреем, да ещё с нашим общим другом из «уголовного мира» — В. Н. Экком, тогда это было уже не просто счастьем — это было нашим «седьмым небом»! К сожалению, оно редко нам доставалось.

В такие дни мы все лежали на небольшой лесной полянке. И конвоиры, и заключённые лениво дремали. Даже собака, сменив обычное озабоченное и деловое выражение морды на лениво — добродушное, дремала, положив морду на вытянутые лапы, лишь изредка вздрагивая острыми ушами.

Тени от деревьев медленно передвигались с запада на восток. В воздухе тоненько звенели комары, от которых мы лениво отмахивались ветками. Мы лежали рядом все трое, и слушали бесконечные рассказы кого-нибудь из нас…

Слушать Владимира Николаевича Экка было не менее интересно, чем читать Ильфа и Петрова…

Их было четыре брата в обычной интеллигентной семье. Ранняя юность братьев пришлась на начало революции и, как и многие семьи, раскололась семья Экков — их жизнь потекла по совершенно разным руслам.

Один из братьев стал известным кинорежиссёром — поставил первую звуковую картину в советской России, ставшую известной всему миру — «Путёвку в жизнь».

Второй стал врачом, да ещё не просто врачом, а «кремлёвским» врачом! А двое младших избрали… карьеру аферистов!.. Одним из них и был наш приятель Владимир Николаевич, человек с большим чувством юмора и большим обаянием.

Мне, по своей наивности, казалось: — ну что за аферы могут быть в Советском Союзе?! Но, оказывается, бывают и аферы, и дела «почище».

Были у братьев и ограбления банков при помощи всего лишь двух игрушечных пистолетов; был и угон железнодорожных вагонов с грузом каких-то ходовых товаров, были и ещё всякие «занимательные» истории, когда братьям, «работавшим» вдвоём, удавалось, в стиле Остапа Бендера или героев О. Генри, без особого труда охмурять доверчивых простаков.

Конечно, не всегда всё происходило гладко и блестяще, и братья уже имели не по одному аресту, и не раз «куковали» в лагерях, но каждый раз им удавалось бежать, но через какое-то время они попадались вновь.

Сроки их наказаний давным-давно перевалили за десятку, так что, по существу, они больше ничем не рисковали: Расстрела ни за побег, ни за аферы по уголовному кодексу не предусматривалось, а добавлять сверх десяти лет им не могли, потому что десятка в те времена была «потолком».

Но НКВД знало их хорошо, и они сидели у него «в печёнках», как говорится.

В последний раз их забрали в Ялте, где они тихо и мирно проживали итоги последнего «мероприятия», но однажды, в ресторане их кто-то опознал.

В лагере их разъединили, и на «Водоразделе» в 37-м оказался один Владимир Николаевич.

Был он весел, жизнерадостен, остроумен, умел ладить со всеми — и с интеллигенцией, и с урками. Слушать его рассказы было большим удовольствием.

Любил он поддразнивать конвоиров, и обещал им, что непременно убежит в первый же дождик, когда собака не возьмёт след.

Конвоиры его ненавидели, не хотели водить на работу, но не взять не имели права. И даже когда вся бригада работала, верней, копошилась в лесу, Экк всё равно валялся в тени «за счёт ВОХРа», так как конвоиры не желали рисковать. И он мирно наслаждался своими четырёхстами граммами хлеба, и даже понемножку делился с нами.

И в конце концов, он всё же исполнил своё насмешливое обещание и бежал в первый осенний дождик. Впрочем, это случилось уже без меня, и я об этом узнала позже.

К сожалению, мне не довелось услышать много о приключениях Экков, так как нас недолго гоняли на лесоповал. Очевидно, даже наше, не шибко грамотное лагерное начальство — начальство «спецдоводиловки»! — иначе наш лагерь не назовёшь — обеспокоилось, как бы «чего не вышло» по поводу такой явно никчёмной, никакой пользы не приносящей и не оправдывающей себя работы.