Тайные тропы - Георгий Брянцев

Никита Родионович с удивлением посмотрел на старика.

— Как?

— Да так... спросить надо сначала.

Ожогин пожал плечами.

— Кого спрашивать-то, Иннокентий Степанович далековато...

— Чудак, такие дела не Иннокентий решает. — Изволин улыбнулся, подмигнул, затем встал и потянулся к вешалке за кепкой. — Ты вот что, посиди-ка тут, а я схожу. Сеанс через полчаса. Успеем спросить. Жди... или нет, иди домой, я сообщу сам или с Игорьком. Сам, наверное... Может проститься придется... Расстанемся не на один день...

Ожогин и Денис Макарович вышли вместе. Подвода Трясучкиных уже отъехала. Около ворот валялись сковорода и разбитая банка из-под варенья.

— Жди, — сказал тихо Изволин, пожимая руку Никите Родионовичу.

Старик свернул за угол и торопливо зашагал по узенькому переулку.

— Ну что? — спросил нетерпеливо Андрей вошедшего Ожогина.

Никита Родионович сел на тахту и вздохнул.

— Пока ничего...

— Как ничего? Что-нибудь сказал Денис Макарович?

— Сказал, что этот вопрос ни он, ни Кривовяз, ни даже «Грозный» решить не могут.

— Час от часу не легче... Тут собираться надо, а они гадают.

Говорил Андрей возбужденно, с раздражением. Никита Родионович понимал его состояние. Сейчас, когда подходили к городу советские, родные войска, когда приближался час радостной встречи, даже одна мысль о поездке в Германию вызывала возмущение. Зачем оставаться с врагами, видеть ежеминутно их отвратительные лица, слышать их речь...

— Кто же будет решать? — спросил Андрей.

— Кто — не знаю, но, вероятно, не здесь.

Андрей опустился на стул и стал распаковывать уже почти уложенный чемодан.

— Что ты? — удивился Никита Родионович.

— Не едем, — ответил решительно Грязнов. — Если будут решать там, нет сомнения, что предложат остаться. Какой смысл в этой поездке в гибнущую Германию?

Андрей вынимал из чемодана вещи и раскладывал их на столе.

— Напрасно ты это делаешь, — сказал Никита Родионович. — Может зайти кто-нибудь от Юргенса или он сам и, увидев, что мы не собираемся, сделает опасный для нас вывод.

Ожогин заставил Андрея задуматься.

— Да, пожалуй, верно... Для «близиру» надо уложить...

Никита Родионович объяснил, что при любом положении они должны быть собраны, готовы. Ехать все равно придется, но только пока неизвестно — куда.

Друзья принялись за дальнейшую укладку вещей. В четыре часа все было упаковано, завязано. Обедали молча. Ожогин и Грязнов все время прислушивались к шагам на улице, им казалось, что вот-вот придет старик Изволин или прибежит Игорек.

Часы пробили пять, потом шесть, семь...

Денис Макарович не появлялся. Друзья стали нервничать. Андрей не отходил от окна.

— Что такое? — уже много раз спрашивал он. — Почему не идет Изволин?

Задержка Дениса Макаровича крайне беспокоила и Никиту Родионовича, но он только курил папиросу за папиросой и хмурился.

Наконец, в восемь часов появился старик. Он вошел пасмурный, растерянный. Друзья с тревогой смотрели, как он снимал кепку, медленно пристраивал ее на спинку стула и вытирал пот с лица.

— Ну, ребятки, дорогие, простимся, — сказал Денис Макарович дрогнувшим голосом и шагнул к застывшему от удивления Андрею. — Ехать надо.

— Кто сказал? — спросил сухо Грязнов.

— «Большая земля», — ответил Изволин и взял Андрея за руку. — Вашей поездке придают большое значение.

Андрей отвернулся и отошел к окну. Денис Макарович покачал головой.

— Знаю, Андрюша, что тяжело. Чужбина — слово это и то страшное, да ничего не поделаешь... Долг выше сердца... надо ехать.

Изволин опустился на тахту рядом с Ожогиным.

— Вот что, Никита, как там устроитесь, свыкнетесь, к делу приступите, постарайтесь наладить связь.

— Как?

— Смотри сюда, — и Изволин показал Ожогину листок бумаги, на котором коротко были написаны условия связи по радио. — Запомни, а бумажку сейчас уничтожим.

Когда Никита Родионович несколько раз прочел условия, Изволин дал листок Грязнову, а потом вынул зажигалку и на ее пламени сжег бумажку.

Он встал. Поднялся и Ожогин.

— Ну, желаю счастья... — Старик обнял Никиту Родионовича и поцеловал, потом подошел к Андрею и посмотрел ему в глаза. — Эх, молодость, молодость...

Андрей опустил голову, плечи его вздрогнули, и от почти упал на грудь Изволина.

— Крепись, сынок... Все будет хорошо... Еще увидимся... Скоро увидимся...

Ожогин и Грязнов с трудом попали на вокзал. Он был обнесен тремя рядами колючей проволоки, а в местах, оставленных для проходов, творилось нечто невообразимое. Автоматчики, стоявшие рядами, не в силах были сдержать напора озлобленных солдат, которые ревущей массой напирали на охрану, теснили ее к проволоке, рвались в проход. Когда один из автоматчиков дал предупредительный выстрел вверх, послышался вой, ругательства, и виновник через несколько мгновений повис на проволоке.

Неудержимой лавиной тысячная толпа вылилась на платформы, на перрон, на пути и запрудила территорию станции. Лезли в товарные вагоны, в окна пассажирских, на платформы, на крыши. Все составы в несколько минут были сплошь облеплены людьми. В воздухе висел рокочущий, несмолкающий гул.

Друзья прошли на перрон самыми последними и принялись за поиски Юргенса. Его нигде не было видно. И только через полчаса его массивную фигуру заметил Андрей. Юргенс спорил о чем-то с комендантом, энергично жестикулируя. Друзья подошли ближе и поздоровались.

— Мне нужно знать, какой состав пойдет первым, чтобы к нему прицепить специальный вагон, — говорил Юргенс.

— Тут все специальные, — отвечал комендант, — а какой состав пойдет первым — сказать не могу. Видите, что делается?

— Что «видите»? — хмуро спросил Юргенс.

— То, что происходит...

— В этом виновны вы, как комендант, — жестко сказал Юргенс. — На вашем месте следовало...

— Бросьте читать мне нотации, — оборвал его комендант, — мне и без них тошно.

— Хорошо, — сдерживая гнев, произнес Юргенс, — скажите тогда, к какому составу подцепить мой вагон.

— Цепляйтесь к любому, — и, окруженный десятком автоматчиков, комендант быстро удалился.

Несколько секунд Юргенс стоял в нерешительности, а потом объявил друзьям:

— Ждите меня здесь, на этом месте, я возвращусь через полчаса, — и ушел.

Но удержаться на «этом» месте не удалось. Кто-то из страха или умышленно обронил слово «Тревога!». И все пришло в движение. Тысячи людей сломя голову кинулись через вокзал, через проходы в проволоке на привокзальную площадь, в железнодорожный парк, где были отрыты щели и бункера.

В это время к составу у второй платформы подогнали паровоз. Люди снова бросились на вокзал, сметая все на своем пути.