История третья. Так не бывает - Женя Сергеева

Пока меня поливали грязью на работе, ты выжидал! Ждал, пока Анна попадется в свои же ловушки. И тогда, в парке, ты так спешил, потому что догадывался. догадывался, что следующим шагом будет грубая физическая расправа! Анна, — я запнулась, — ей нужен был слабый и беспомощный Саша, а его тогда держала только я… И к Глебу меня потащил, как на очную ставку, наперед зная, что он может взбеситься. И ты, ты..

Мне не хватало воздуха. А нужна ли я была кому-то из них вообще? Временный спасательный круг, не дающий опуститься на дно — для одного, развлечение — для другого, возможность сыграть в свою игру — для третьего. Сознание разрывалось на куски.

Я не ожидала. Не ожидала, насколько огромную подлость готовит мне жизнь. Розовые очки разлетелись, обнажая всю серость и неприглядность окружающего мира.

Все, что воспринимала, пусть и с опаской, за чистую монету, оказалось мыльным пузырем. Который лопнул, забрызгав грязью по самую макушку только меня.

Грудь судорожно вздымалась, но легкие не расправлялись, горло зажало так, что я не могла ни вдохнуть, но сглотнуть, только расширившимися глаза ми смотрела на встревоженного Тима.

Борис метнулся ко мне:

— Лена, Лена, смотри на меня, дыши, вместе со мной. — Он положил мою ладонь себе на грудь и начал нарочито глубоко и медленно дышать, не давая отвести взгляд от своего лица.

Тревога в небесной голубизне.

Горячие руки поверх моей, ледяной.

Глубокое ровное дыхание.

Сильно бьющееся сердце.

Я расслабилась и со свистом втянула в себя воздух, закашлявшись.

— Воот, так то лучше. Давай, пойдем со мной и вот это давай сюда. Она тебе больше не нужна… — Я опустила взгляд на ложку, зажатую в другой руке. Металлическая ложка оказалась согнута подковой. Сплошные нервы.

Борис, обнимая меня одной рукой, и продолжая журчать равномерной речью, успокаивая и вводя в своеобразный транс, вывел меня из палаты. Судя по направлению, которое я воспринимала отстраненно, как и все окружающие предметы и даже собственные эмоции, мы направлялись к нему в кабинет.

Уже знакомая кровать приняла в свои объятия. Меня всю трясло, но контролировать как-то дрожь в конечностях не получалось.

— Повернись, вот так, — Борис ловко начал стягивать пижамные штаны, на что я начала брыкаться и даже попыталась оттолкнуть его ногами, словно ребенок.

— Позовите медсестру… — Я прикрыла попу штанами и села, демонстрируя непокорность. Хватит с меня на сегодня. Еще и ему свою задницу демонстрировать не собираюсь. Похоже, я за это время перестала воспринимать Бориса, как врача, слишком близким выдалось общение.

— Я и сам неплохо уколы ставлю. Лен, не веди себя, как пятилетний ребенок. Давай, поворачивайся.

— И не подумаю! — Но война войной, но мне становилось все хуже и хуже, держалась на чистом упрямстве.

— Или задницу давай или я тебя сейчас поцелую. — Ровным голосом произнес мой лечащий врач.

— Зачем? — Я опешила.

— Для чего. В качестве отвлекающего маневра.

Я смотрела на него и понимала, что он не шутит, вот ни разу.

— Борис Константинович, Вы знаете, что Вы — неправильный врач? — Я все-таки развернулась "пятой" точкой. Борис открыл небольшой фрагмент обнаженной кожи, то ли не желая смущать, то ли и не надо было больше. Уколы он и правда ставил почти безболезненно.

Уже на выходе, когда я начала проваливаться в сон, Борис поинтересовался:

— Настолько противно было бы меня поцеловать?

— Нет, но мне бы с теми тремя разобраться, пока я окончательно не свихнулась. Четвертый мне просто ни к чему.

***

Глеб пришел на следующий день, когда Борис Константинович уже провел осмотр всех своих пациентов и предупредил, что завтра меня уже выписывает.

Я никуда не хотела выходить из его кабинета, он особо и не настаивал на переселении. Насколько я поняла из наших совместных разговоров, свободных палат на данный момент в его отделении не было, а сплавлять другим специалистам меня ему очень не хотелось. С тоской изучая по-осеннему унылый пейзаж за окном, пыталась разложить все свои мысли по полочкам. Может все-таки я слишком остро отреагировала на осознание того, что не все так прозрачно и душевно оказалось в нашем союзе?

Но даже мысли о том, что Саша крутил с моей подругой и ни он, ни она в этом не признались, а судя по всему, Ирина с ним пыталась помириться, когда мы уже были вместе, вызывала тупую неприятную боль в груди и ощущение собственной никчемности в принципе. А я, как дура, радовалась, что она стала чаще ко мне заглядывать. Ну да, нужна я им…

И Тим, нежный, заботливый Тим…

Я провела по щеке рукой, смахивая волосы с лица и поняла, что щека — мокрая. Судорожно вздохнула, с хрипом и стоном.

Да, больней всего оказалось осознать мотивы поступков Тимофея. Змей. Какой же он все-таки змей. Не зря ему досталось такое прозвище.

Он же просто забавлялся с Анной — кто кого переиграет. Что будет эффективнее, ее хитрость и готовность действовать или его умение выждать момент и только тогда нападать.

И к чему это все привело?

Теплая рука обвила талию и сзади прижалось знакомое тело, обдавая привычным запахом табака, но без примеси мяты.

— На языке вертится слово “прости”, но, почему-то мне кажется, что одного слова будет недостаточно… — Теплое дыхание согревало ухо, щекоча движением воздуха. Тихий шепот пробирал до внутренних органов тембром и раскаянием в голосе.

Я едва слышно хмыкнула, скорее выдохнула, но и это услышали и расценили по-своему. Губы сразу же переместились с уха на щеку, а затем и накрыли мои губы в нежном поцелуе.

Но этот мужчина не был бы самим собой, если бы тут же поцелуй не превратился в целеустремленное завоевание территории. То и дело его язык врывался в рот с силой, все более выравнивая ритм, превращая поцелуй в подобие сексуального акта.

— Нет-нет-нет, — я легонько оттолкнула Глеба, когда он всей своей несколько исхудавшей мощью навалился, прижимая к больничной кровати. — Борис Константинович запретил тебе любые физические нагрузки в ближайшие несколько дней. Подозреваю, что