У нас это невозможно - Синклер Льюис

– Дело, конечно, не только в физической силе. У тебя такая большая политическая власть, Шэд. Ты, наверно, можешь отправить в концлагерь кого захочешь?

– Это верно, мне ничего не стоит сплавить парочку-другую, если они станут чудить.

– Еще бы! И, наверно, так и сделаешь! Кого ты думаешь арестовать в ближайшее время, Шэд?

– Чего?

– Ну чего там! Расскажи мне один маленький секретик!

Что ты задумала, крошка? Выспросить меня хочешь?

– Ну что ты, зачем, я просто…

Ну ясно! Ты хочешь обойти старого олуха, выведать у него все, что он знает… А знает он немало, можешь быть уверена! Брось, крошка, ничего не выйдет!

– Шэд, я просто… мне просто хотелось бы посмотреть, как отряд минитменов кого-нибудь арестовывает. Это, должно быть, страшно интересно!

– Еще как интересно! Когда какой-нибудь болван пытается сопротивляться, а ты выбрасываешь в окошко его радиоприемник! Или жена у него развоюется и пойдет молоть языком, и ты, чтобы немножко ее проучить у нее на глазах задаешь мужу хорошую трепку… это может, звучит немного грубо, но, в общем, идет им на пользу – по крайней мере они больше не безобразничают.

– Ах, только не сочти меня злой и неженственной! Ах, как мне хочется посмотреть, как вы кого-нибудь забираете – хоть разочек! Ну, скажи мне по-товарищески! Кто у вас на очереди?

– Шалунья ты, шалунья! Нельзя обманывать папу! Ты женщина, тебе пристало заниматься любовью! Поди ко мне, позабавимся, крошка! Ведь ты же без ума от меня!

На этот раз он действительно схватил ее, сжал ей грудь. Она сопротивлялась, всерьез испугавшись. Куда девался ее цинизм, ее уверенность многоопытной женщины? Она кричала: «Не надо… не надо!» Она плакала настоящими слезами, больше от злости, чем от стыда. Он слегка ослабил тиски рук, и она догадалась разрыдаться:

– О Шэд, если ты действительно хочешь, чтоб я любила тебя, ты должен дать мне время! Ведь тебе не нужна потаскуха, которая позволит тебе все, что угодно… Тебе, при твоем положении… Ах нет, Шэд, быть этого не может.

– Что ж, пожалуй, что и так, – сказал он с глупым самодовольством.

Она вскочила с мокрыми глазами и через открытую дверь увидела в спальне на столе связку из двух или трех ключей. Ключи от его конторы, от тайных шкафов и ящиков, где лежат планы корпо! Никаких сомнений! Ее живое воображение в одно мгновение нарисовало ей, как она сделает оттиск ключей, как Джон Полликоп, этот мастер на все руки, изготовит для нее ключи, как они с Джулианом проберутся ночью в штаб корпо с риском для жизни, миновав часовых, и перероют у Шэда все его жуткие папки с делами…

Сисси смущенно пробормотала:

Можно, я пойду умоюсь? Вся в слезах… как глупо! У тебя в ванной комнате случайно нет пудры?

Что ты, за кого ты меня принимаешь? Что я, деревенщина или монах, что ли? Уж будь покойна, у меня припасено. Есть и пудра – в ящике с лекарствами, – два сорта. Все к услугам дам!

Ей было противно, но она заставила себя хихикнуть, вошла в спальню, закрыла дверь и заперла ее на ключ.

Она сразу бросилась к ключам. Схватила блокнот грубой желтой бумаги и карандаш и попыталась сделать штриховой отпечаток ключа, как они это делали в детстве с монетами для игры в «С. Джессэп и Дж. Фок, Бакалея».

Отпечаток передавал только общие очертания ключа: мелкая нарезка, в которой было все дело, получалась неясно. В смятении она попробовала копировальную бумагу, потом туалетную в сухом и мокром виде. Ничего не выходило. Она прижала ключи к свече, стоявшей в китайском подсвечнике у кровати Шэда. Свеча была слишком твердая. Так же и мыло. А Шэд уже теребил ручку двери, бормотал «черт возьми» и наконец взревел:

– Что ты там делаешь? Спать легла, что ли?

– Сейчас выйду!

Она положила ключи на место, выбросила желтую и копировальную бумагу в окно, поставила на место свечу и, положив мыло, вытерла лицо сухим полотенцем, напудрилась так, точно стену штукатурила, и выскочила в гостиную. Шэд осклабился в предвкушении удовольствия. Охваченная ужасом, она сообразила, что теперь, пока он опять не уселся и не воспламенился наново, у нее был единственный шанс на спасение. Она схватила Шляпку и пальто, поспешно проговорила огорченным голосом:

В другой раз, Шэд… Отпусти меня теперь, милый! – И убежала раньше, чем он успел раскрыть рот.

Свернув в коридоре за угол, она увидела Джулиэна. н стоял, натянутый, как струна, с видом сторожевого держа правую руку в кармане пальто, словно в ней был револьвер.

Она бросилась к нему на грудь и зарыдала.

– Что он сделал с тобой? Я убью негодяя!

– Да нет, он меня не соблазнил. Я не из-за этого плачу! Просто я не гожусь в разведчики.

Но кое-что из этого все же получилось.

Храбрость Сисси заставила Джулиэна решиться на то, о чем он давно думал, но чего боялся: вступить в организацию ММ, надеть форму и снабжать Дормэса информацией об их планах.

– Я уговорю Лео Куинна… знаешь его? Его отец – кондуктор на железной дороге. Он еще в баскетбол играл в школе. Я уговорю его, чтоб он возил доктора Олмстэда вместо меня и исполнял разные поручения НП. Он парень выдержанный и ненавидит корпо. Только, видишь ли, Сисси… видите ли, мистер Джессэп… для того, чтобы заслужить доверие у минитменов, я должен притвориться, что совершенно порвал с вами и со всеми старыми друзьями. Знаете что! Завтра вечером мы с Сисси пойдем по Элм-стрит и изобразим, будто мы рассорились. Как ты думаешь, Сис?

– Великолепно! – пылко воскликнула эта неисправимая актриса.

Они договорились, что каждый вечер в одиннадцать часов она будет приходить в березовую рощу, где они играли в детстве. Здесь дорога кружила, и к месту свидания можно было выйти с четырех сторон. Тут он должен был передавать ей сведения о планах минитменов.

Но когда он в первый раз подкрался к ней ночью в роще и она с перепугу навела на него свой фонарик, она вскрикнула, увидев его в форме инспектора ММ. Голубой френч и фуражка набекрень, представлявшие собой в кинокартинах и исторических книгах символ молодости и надежды, сейчас говорили только о смерти… Она подумала, что и в 1864 году они, может быть, говорили большинству женщин скорее о смерти, чем о луне и магнолиях. Она бросилась к нему и обняла, словно желая защитить его от его же формы; окруженная опасностями, дрожащая за свою любовь, Сисси из ребенка становилась женщиной.

XXIX

Пропагандисты Нового подполья встречали ожесточенное сопротивление со стороны правительственной пропаганды; и хотя среди памфлетистов, работавших для НП в Америке и в изгнании, за границей, были сотни способнейших журналистов-профессионалов, их все же до некоторой степени стесняло уважение к фактам, которое никогда не служило препятствием для корповских журналистов. У корпо также были собраны выдающиеся силы. У них служили президенты университетов, известные дикторы, восхвалявшие в прежнее время зубные эликсиры и кофе без кофеина, знаменитые бывшие военные корреспонденты, бывшие губернаторы, экс-вице-президенты Американской федерации труда и даже такой артист своего дела, как директор отдела рекламы могущественной корпорации фабрикантов электрооборудования.

Само собой, газеты были слишком хорошо очищены от духа дрянненького либерализма, чтобы печатать противников корпо; само собой, в отношении таких старомодных демократических стран, как Великобритания, Франция и скандинавские государства, им рекомендовалось ограничиваться максимально краткой информацией, лучше даже совсем обходиться без иностранной информации, за исключением сообщений о благодеяниях, оказанных Абиссинии Италией, построившей там хорошие дороги, добившейся, чтоб поезда ходили по расписанию, и избавившей население от нищих и от честных людей, а также приобщившей эту страну к прочим духовным благам римской цивилизации. Зато газеты никогда не уделяли столько полос комиксам; особенной популярностью пользовалась очень забавная серия похождений нелепого чудака из Нового подполья, в неизменном траурном костюме и высокой шляпе с крепом, которого постоянно препотешно избивали минитмены. Никогда, даже в те времена, когда мистер Херст освобождал Кубу, газеты не пестрели таким изобилием огромных заголовков, набранных красным шрифтом. Никогда не было так много драматических описаний убийств – убийцами всегда оказывались известные антикорпо. Никогда не выходило такого количества печатного материала, достойного своего двадцатичетырехчасового бессмертия, в котором доказывалось – и доказывалось при помощи цифр, – что заработная плата в Америке теперь выше, цены на товары ниже, американский военный бюджет меньше, армия и ее снаряжение гораздо больше, чем когда-либо в истории. Никогда не употреблялись столь веские аргументы, как те, например, которые доказывали, что все противники корпо – коммунисты.

Почти ежедневно Уиндрип, Сарасон, доктор Мак-гоблин, военный министр Лутхорн или вице-президент Пирли Бикрофт смиренно обращалась по радио к своим хозяевам – широким массам населения – и поздравляли их с тем, что они закладывают фундамент нового мира, и, маршируя плечом к плечу под Великим флагом и деля как блага мира, так и радости грядущей войны, показывают пример американской солидарности.