У нас это невозможно - Синклер Льюис

За многие годы она притерпелась к привычке Дормэса работать по ночам и не испытывала никакого неудобства если он возвращался от Бака чуть ли не утром, как она говорила, «с петухами», но ей не нравилось, что он опаздывает к обеду и к ужину. Ей также казалось очень странным, что в последнее время он так охотно стречался с «простыми людьми», вроде Джона Полликопа, Дэна Уилгэса, Даниэля Бабкока и Пита Рутонга. Ведь Пит, говорят, не умеет даже писать и читать, а Дормэс такой образованный! Что бы ему чаще бывать в обществе таких симпатичных людей, как Фрэнк Тэзброу, профессор Штаубмейер, или мистер Краули, или этот его новый друг Джон Селливэн Рийк?

И что бы ему держаться подальше от политики? Она всегда говорила, что это не занятие для джентльмена!

Подобно Дэвиду, которому было 10 лет (и подобно 20-30 миллионам других американцев в возрасте от одного до 100 лет, но его ровесников по умственному развитию), Эмма считала парады минитменов очень красивым зрелищем, напоминающим фильмы из времен Гражданской войны, и даже весьма поучительным; конечно, раз Дормэс неважного мнения о президенте Уиндрипе, то и она против него, но все-таки мистер Уиндрип так красиво говорил о чистоте языка, о посещении церкви, о снижении налогов и об американском флаге!

Реалисты, «делающие яичницу», как и предсказывал Тэзброу, быстро шли в гору. Полковник Дьюи Хэйк, уполномоченный Северо-восточной области, стал военным министром и верховным маршалом ММ, а бывший министр полковник Лутхорн вернулся к себе в Канзас, в контору по продаже недвижимости, и все деловые люди отзывались о нем с большой похвалой за то, что он с такой легкостью отказался от величия Вашингтона во имя тех требований, которые предъявляла к нему практическая деятельность и семья, по утверждению печати, страшно по нем скучавшая все это время. В ячейках НП носились слухи, что Хэйка, может быть, ждет пост и повыше военного министра, что Уиндрипу надоело терпеть избаловавшегося в лучах славы Ли Сарасона.

Фрэнсис Тэзброу был назначен районным уполномоченным в Ганновере, но мистер Рийк не стал областным уполномоченным. Говорили, что у него слишком много друзей среди прежних политических деятелей, места которых с таким энтузиазмом занимали корпо. Новым областным уполномоченным, вице-королем и генералом стал военный судья Эффингэм Суон, единственный человек, которого Мэри Гринхилл ненавидела больше, чем Шэда Ледью.

Суон был великолепным уполномоченным. Через три дня после вступления в должность он арестовал Джона Рийка и семерых заместителей окружных уполномоченных, предал их суду и приговорил к тюремному заключению – все это в течение 24 часов; затем он отправил в концентрационный лагерь для самых закоренелых преступников восьмидесятилетнюю женщину, мать члена НП, ни в каких других преступлениях не замеченную. Лагерь этот помещался в бывшей каменоломне, где на дне постоянно стояла вода. Говорили, что после произнесения приговора Суон поклонился ей о изысканной любезностью.

Из штаба Нового подполья в Монреале призывали к усилению мер предосторожности при распространении литературы. Агенты НП исчезали один за другим.

Бак только посмеивался, но Дормэс нервничал. Его беспокоило, что какой-то незнакомый ему высокий человек с неприятными глазами, с виду коммивояжер, дважды заводил с ним разговор в вестибюле отеля «Уэссекс», прозрачно намекая, что он противник корпо, и явно желая услышать от Дормэса какое-нибудь нелестное замечание по адресу Шефа и минитменов.

Дормэс теперь соблюдал крайнюю осторожность при поездках к Баку. Он каждый раз оставлял машину на какой-нибудь другой лесной тропинке и пешком пробирался к конспиративному подвалу.

Вечером 28 июня 1938 года ему показалось, что за ним следят – так неотступно преследовал его автомобиль с красноватыми фарами, который увязался за ним на Кизметской дороге, ведущей к дому Бака. Он свернул на проселок, потом на другой – автомобиль за ним. Тогда он остановился у левой обочины дороги и в сердцах вышел из машины – неизвестный автомобиль проехал мимо и Дормэс успел заметить, что за рулем сидит человек, похожий на Шэда Ледью. Он быстро повернул и, не скрываясь, помчался к Баку.

В подвале Бак спокойно перевязывал пачки «Виджиленс» отец Пирфайкс, без рясы, сидел за некрашеным сосновым столом и писал обращение к католикам Новой Англии; он указывал в нем, что, хотя корпо, не в пример наци в Германии, достаточно умны, что-бы угождать прелатам, они снизили заработную плату рабочим-католикам из Канады и расправились с их вожаками ми так же беспощадно, как и с безбожниками-протестантами.

Пирфайкс улыбнулся Дормэсу, потянулся, закурил трубку и сказал, посмеиваясь:

– Как думает великий церковник Дормэс: будет это простительным или смертным грехом, если я напечатаю этот маленький шедевр, сочинение моего любимого автора, без епископского imprimatur?[22].

– Стивен! Бак! Кажется, мы попались! Видимо, нам надо немедленно складываться и убрать отсюда станок и шрифт.

Он рассказал, что за ним следили. Затем позвонил Джулиану в штаб ММ. Ввиду того, что среди минитменов было много канадцев, говорящих по-французски, он не решился пустить в ход свои познания во французском языке и заговорил на великолепном немецком языке, которому обучился, занимаясь переводами:

– Denkst du ihr Freunds dere haben a Idee die letzt Tag von vot ve mach here?[23].

Воспитанник колледжа Джулиэн, в достаточной степени приобщенный к международной культуре, смог ответить ему на том же немецком языке:

– Ja, Ich mein ihr vos sachen morning free. Look owid![24] Как уходить? Куда?

Спустя час явился перепуганный Дэн Уилгэс.

– Послушайте! За нами следят. – Дормэс, Бак и священник обступили черного от типографской краски викинга. – Иду сейчас и вдруг слышу: что-то шевелится в кустах около самого дома. Я зажег фонарик. – смотрю, а там Арас Лили – разрази меня гром – и не в форме – а вы ведь знаете, как Арас почитает своего бога – простите, отец, – как он почитает свою форму! Переодет! Чтоб мне провалиться! В спецовку! Точь-в-точь, как осел, на которого с веревки свалилась простыня. Он следит за домом. Занавески, правда, спущены, но кто его знает, что он успел увидеть…

Трое верзил в ожидании распоряжений смотрели на коротышку Дормэса.

– Надо немедленно отсюда все убрать! Не теряя ни секунды! И спрятать у Трумена в его мансарде. Стивен, звоните Полликопу, Мунго Киттерику и Питу Byтонгу – вызовите их срочно сюда. Пусть Джон по дороге зайдет к Джулиэну и передаст, чтоб он приехал как можно скорее. Дэн, разбирайте станок! Бак, свяжите всю литературу в пачки! – Говоря это, Дормэс заворачивал литеры в газетную бумагу.

Еще затемно, в три часа утра, Полликоп повез по направлению к ферме Трумена Уэбба все оборудование типографии НП. Он ехал в старом грузовике Бака, в котором для отвода любопытных глаз и ушей испуганно мычали две телки.

На следующий день Джулиан решился пригласить своих старших офицеров, Шэда Ледью и Эмиля Штаубмейера, на покер к Баку. Они явились весьма охотно. В доме Бака они застали самого хозяина, Дормэса, Мунго Киттерика и Дока Итчитта – последний был абсолютно невинным участником обмана.

Играли в гостиной Бака. В какой-то момент Бак во всеуслышание объявил, что желающие пива вместо виски найдут его на льду в подвале, а желающие вымыть руки могут пойти в ванную на верхнем этаже. Шэд поспешно пошел за пивом. Док Итчитт еще поспешнее отправился мыть руки. Оба отсутствовали гораздо дольше чем бы надо.

Когда гости разошлись и Бак с Дормэсом остались одни, Бака охватил неудержимый порыв веселости.

– Чего мне стоило сохранять постную физиономию, когда я слышал, как миляга Шэд открывает ящик за ящиком и добросовестнейшим образом шарит по всему подвалу в поисках листовок! Ну что, капитан Джессэп, теперь, я думаю, они уверились, что здесь не скрывается я гнездо предателей! Господи, ну не олух ли Шэд!

Это было тридцатого июня, часа в три утра.

Дормэс весь день и весь вечер сочинял крамолу; готовые листки он прятал в печку в своем кабинете, накрыв их газетой, чтобы в случае обыска сразу все поджечь, – прием, о котором он узнал из антифашистской книги Карла Биллингера «Родина».

Дормэс писал об убийствах, совершенных по приказу уполномоченного Эффингэма Суона.

Первого и второго июля во время прогулки по городу ему попался навстречу тот самый тяжеловес-коммивояжер, который уже раньше приставал к нему в вестибюле отеля «Уэссекс» и который теперь стал настойчиво приглашать его выпить. Дормэс уклонился, но вскоре заметил, что за ним следит незнакомый молодой человек в ярко-оранжевой рубашке и серых спортивных брюках, которого во время июньского парада он видел в форме ММ, Третьего июля, вконец перепугавшись, Дормэс поехал к Трумену Уэббу, проколесив лишний час, чтобы замести следы. Он сказал Трумену: ничего не печатать и ждать указаний.