В плену снов - Питер Джеймс

– Нет. НЕТ!

Она слышала какой-то жужжащий звук, резкий, настойчивый.

Темно. Кругом темно. Только это жужжание.

Она совсем замерзла и промокла насквозь… Она что же, попала в бассейн?

Снова это жужжание. И еще странный клацающий звук над ней. Трубы отопления?

Темнота. Вакуум.

И назойливое жужжание. Может, телефон?

Она вытянула руку. Никакого телефона.

А жужжание не прекращалось.

Она пощупала с другой стороны и наткнулась на что-то твердое, почувствовав в своей руке незнакомую телефонную трубку.

– Вы делали вызов на раннее утро, мадам.

– Минеральная вода? Спасибо… благодарю вас… я…

Но телефонистка уже повесила трубку.

О господи.

Ужас начал стихать, но она еще находилась в состоянии полного замешательства, голова кружилась. Сэм поискала рукой выключатель, нащупала его, нажала, и рядом с ее постелью зажегся свет, ослепив на какое-то мгновение. Она повернулась и посмотрела на правую половину постели, а потом вздохнула с облегчением: там все было не потревожено, наволочки на подушках свежие, без всяких вмятин. Она закрыла глаза, жадно глотнула воздуха, вздрогнула, ощущая холод, как от погружения в прохладный бассейн: это холодный пот прошиб ее.

Слава богу. Сэм поняла, что произнесла эти слова вслух. Она выскользнула из постели, подошла к окну и отдернула занавески. За окном все еще темно, темно и дождливо. Она прошла через комнату в ванную, повернула кран и внимательно посмотрела в зеркало на свое испуганное лицо.

Она понимала, что и это был еще один сон. То же самое ощущение, та же ясность.

В точности такой же, как и те другие сны, которые сбывались.

27

Она внимательно всматривалась в темноту за окном «бентли», но кроме собственного неясного отражения в стекле ничего не могла разглядеть. Пустота. Ничего.

Адская пустота, в которой можно вопить хоть всю жизнь, и ни единая душа не услышит тебя. Пустота, где всегда холодно и где ты никогда не повзрослеешь и никогда не умрешь, и тебе не сбежать оттуда вовек.

Когда она утром спустилась вниз, Чарли Эдмундс, Джейк и Зурбрик из фирмы «Уркварт Симеон Макферсон» всей компанией завтракали, и у нее не было возможности сообщить Кену про свой сон о балконе, и только на обратном пути в Лондон она смогла это сделать, не упомянув в своем рассказе, что он оказался в ее постели.

День прошел хорошо. «Замечательной пище Спея» понравилась коммерческая реклама шоколада «Отверженный», понравился им и Кен. Они проведут разведку на местности в апреле, а съемки – в мае, три коммерческие рекламы, одна за другой. Бюджет одобрен в сумме около шестисот тысяч фунтов.

Она рассказала Кену, как выходила на этот балкон, когда только приехала, и уже тогда ей показалось, что он не надежен, но она проверила его, и все вроде бы было нормально. А Кен сказал ей, что она не должна придавать особого значения этому сну, возможно, и был какой-то совсем мелкий дефект, а ее инстинкт самосохранения предостерег ее. Может быть, тот же самый инстинкт предостерег ее и в случае с ружьем, брошенным без присмотра, и с тем насильником на станции «Хампстед» тоже.

– А вдруг у тебя есть этакие чувствительные антенны, как уши у кроликов или усы у таракана.

– Ричард называет меня таракашкой.

– Вот, может быть, как раз поэтому.

– Он говорит, что иногда, когда я задумаюсь, я выставляю наружу передние зубы, словно кролик.

– Ну да? А я и не замечал.

– А если ты никогда и не видел меня задумавшейся!

– Я полагаю, «таракашка» – это получше, чем «челюсти».

– Очень тебе признательна.

Кен несколько минут вел машину молча, потом закурил сигарету.

– Я не знаю, как насчет того сна об авиакатастрофе, может, это было и совпадением, но вот других два… предположим, что ты кому-то приглянулась там, наверху.

– Моей крестной матери, фее?

Он улыбнулся:

– Я за вариант с чувствительными антеннами.

– Ты начинаешь говорить, как Бэмфорд.

– Бэмфорд?

– Ну, наш приятель-психолог.

Кен ничего не сказал. Он затянулся сигаретой и легонько похлопал по рулю.

– А ты когда-нибудь думаешь о смерти? – спросила она.

– Иногда.

– Боишься ее?

– О, я куда больше боюсь жизни.

– Что ты имеешь в виду?

Он откинул голову назад.

– Наверное, боюсь отправиться в могилу, не оставив ничего после себя. – Он немного опустил стекло вниз и щелчком стряхнул пепел. – Понимаешь ли, я вот все думаю о том, что, живя на земле, мы постоянно что-то забираем: сжигаем бензин, загрязняем атмосферу, уничтожаем леса. Всегда забираем. И всем нам необходимо взамен оставить что-то в мире после себя. Мы просто обязаны постараться оставить его лучшим, чем он был, когда мы пришли в него. А пока я не вижу, что сделал это.

– Ты забавный. – Она улыбнулась и почувствовала, что его рука лежит на ее руке, легонько ее сжимая. – Очаровательно забавный. Ты много думаешь, да?

– Даже, может быть, слишком много. Что ты собираешься делать в выходные?

– Поеду за город. Ричард завтра отправляется на охоту, а вечером мы идем на один званый обед. А потом, в воскресенье… надеюсь, что ничего. А ты как?

– А я утром улетаю в Испанию. Съемка у Джереза.

– Ну да, конечно. И надолго уезжаешь?

– Вернусь вечером в среду, если мы уложимся в график.

– А ты работал с испанскими группами?

– Нормальные ребята. Придется сделать всего несколько цитат.

– Да, год нам предстоит довольно хлопотный.

Она прислонила голову к мягкой коже сиденья, закрыла глаза, вслушиваясь в привычный гул дорожного движения на автостраде и монотонное шуршание покрышек. От нагревателя по ногам шло жаркое тепло, Сэм расслабилась и почувствовала, как устала, и тут же задремала.

Она проснулась, вздрогнув от тряски, когда «бентли» запрыгал по улице Уоппинг-Хай.

– Ты неплохо вздремнула, – сказал Кен.

– Извини, плохая из меня получилась компания.

И тут она увидела, что две полицейские машины припаркованы на улице рядом с пакгаузом. Взглянула мельком на Кена, их глаза встретились, и она заметила, что тот нахмурился, но ничего не сказал. Она снова посмотрела на эти машины, на двери одной из них был герб городской полиции Лондона, а другая без опознавательных знаков, но с двумя небольшими антеннами.

Кен помог ей донести чемодан и стоял, наблюдая, пока не закрылись двери лифта. Он кивнул ей, ничего не говоря, показывая, что на всякий случай подождет несколько минут.

О господи.

Она уже поняла.

И пока уныло освещенная кабина лифта, дергаясь и лязгая, медленно ползла вверх, она все окончательно поняла. Лифт остановился со своим обычным резким толчком, и ее чемодан с громким стуком упал набок. Она проволокла его по коридору до дверей квартиры и принялась рыться в сумочке в поисках ключей. Во всем здании стояла тишина, в которой ощущалась какая-то тревога, словно соседи, наблюдая через дверные глазки, со всех сторон молча выжидали.