Мои собаки - Леонид Сергеев

Затем появилась толстая, коротконогая бассет, которая так тяжело и шумно топала, что казалось, по сцене катит грузовик. Но и ей хлопали от души. Впрочем, в дальнейшем хлопали всем участницам, что и понятно, ведь не каждый день увидишь такой парад красоток.

В первом туре участницы должны были всего лишь пройтись по сцене, чтобы жюри и зрители оценили их экстерьер, походку, наряд и прочее. Когда очередь дошла до Альмы, я подтолкнул ее:

— Давай Альма, вперед!

Но она попятилась: — Я боюсь!

— Не бойся! У тебя все получится, ты все умеешь!

Альма робко вышла из кулис и на секунду растерялась, затопталась на месте, потом обернулась, и стала взглядом разыскивать меня среди стоящих за кулисами.

— Давай Альма! Покажи класс! — подал я голос, подбадривая свою подружку.

Альма встала на задние лапы, приосанилась — спину прогнула, вскинула голову и пошла по сцене. Она двигалась так пластично и мягко, что ее «непородная» красота сразу превратилась в выразительную красоту. Честное слово, моя подружка прошлась лучше всех, и не случайно ее наградили особенно горячими аплодисментами.

Во втором туре участницам надо было продемонстрировать свои знания: умение выполнять команды и таланты. Команды «сидеть», «лежать», «принести тот или иной предмет» неплохо выполнили все участницы, но, когда дело дошло до талантов, выяснилось, что из всех собак только половина умеет танцевать, а спеть смогли и вовсе лишь четверо. Но как они пели? Просто выли и визжали, хрипели и стонали. Афродита вообще едва вытянула две ноты. От ее низкого баса конкурсантки за кулисами вздрогнули, а некоторые задрожали от страха. Было ясно, в смысле музыкального слуха, Афродите «медведь на ухо наступил». Тем не менее, она покинула сцену, страшно довольная собой — видимо, посчитала, что продемонстрировала немыслимые вокальные способности. У всех этих певуний не было главного — мелодии!

Предпоследней выступала Виолетта, колли — медалистка, с серьгами в ушах и браслетами на лапах. В кулисах ее поджидал не только хозяин, но и телохранитель — кавказская овчарка; видимо, пес охранял «драгоценности своей опекаемой клиентки». Виолетта более-менее сносно изображала танцовщицу и, в отличие от выступавших до нее, попыталась спеть песню «Ландыши». Она все время коверкала мелодию, а под конец и вовсе «дала петуха», но слушатели были в восторге, ей хлопали так азартно, как хлопают только победителям конкурса. Виолетта и сама была уверена в победе, и долго раскланивалась, закатывала глаза, посылала в зал воздушные поцелуи, и не уходила со сцены, пока старичок из жюри вежливо, но настойчиво не увел ее за кулисы.

Зал еще не успокоился, когда вышла Альма и начала вальсировать по сцене. Изящно выгибаясь, полузакрыв глаза, с мечтательной улыбкой, она кружилась плавно, непринужденно, легко. Казалось, она совершенно забыла о конкурсе и зрителях, и танцует только для себя. И для меня, конечно. Зал сразу притих.

Закончив вальсировать, Альма, словно вспомнив о конкурсе, внезапно преобразилась — в зажигательном ритме исполнила «румбу».

— Ух-х ты! — выдохнул зал.

А моя подружка остановилась посреди сцены и запела. Чисто и звонко спела «Во поле березка стояла». Спела душевно и безошибочно, а закончив песню, поклонилась и быстро убежала со сцены. Вслед ей раздался шквал рукоплесканий и крики:

— Талант! Умница! Молодец, утерла нос медалисткам!

Даже женщины из жюри, как не крепились, выдали по два-три хлопка, а старичок и не думал сдерживать свои чувства — с первой минуты появления Альмы на сцене, он улыбался и кивал в такт ее движений, а когда Альма закончила песню, первым крикнул «Браво!». Именно старичок, подводя итоги конкурса, объявил Альму победительницей.

Это было зрелище что надо! Представляете, на сцене все конкурсантки, старичок вешает Альме на шею светящийся ошейник, зал аплодирует, а наша героиня, потупив взгляд, смущенно улыбается. Я смотрел на нее и думал: какая в ней хорошая девичья скромность. Да, ребята, сейчас, когда многие стали раскованными, а то и развязными, скромность — главное украшение не только собаки, но и человека. Об этом надо помнить, ребята, об этом!

К тому же, что ни говорите, а победа в конкурсе все-таки не шла ни в какое сравнение с настоящими подвигами Альмы — спасением моей и рахмановской жизней, спасением лопоухого пса, и поимкой гнусного вора Трофима, поднявшего руку даже на церковную икону.

Увенчанная светящимся ошейником, Альма под гром оваций уже хотела убежать со сцены, как вдруг раздался голос одной из женщин членов жюри:

— Минуточку внимания! Минуточку внимания!

Овации стихли, а женщина продолжила:

— Произошла ошибка! Мы сейчас просмотрели заявки на участие в конкурсе и выяснилось, что Альма проживает в Москве, а у нас конкурс, как вы знаете, только тех, кто проживает в нашем Истринском районе!

Зрители зашумели. Старичок подошел к столу жюри, стал что-то говорить женщинам. Они явно с ним не соглашались. Наконец, одна из женщин решительно подошла к Альме, сняла с нее ошейник и надела его на колли, а в зал отчеканила:

— Победила наша, истринская Виолетта!

Вбежав за кулисы, Альма забилась в угол и, обхватив голову лапами, заплакала. Она расстроилась не на шутку, слезы ручьем текли по ее мордахе. Я успокаивал ее как мог, говорил, что все равно она лучше всех, и это доказали зрители, что конкурсы проводятся и в Москве, и там-то она победит обязательно…

— Это нечестно! Это нечестно! — всхлипывая, бормотала моя несчастная подружка.

Внезапно за кулисами появился член жюри доброжелательный старичок.

— Понимаете, дорогие мои, — начал он предельно вежливо, даже сердечно, — вне всякого сомнения, Альма самая красивая и самая талантливая из всех, кого мы просмотрели. Она заслужила первую премию. Но такая штука… Правила есть правила. Так что извините нас…

Глава тридцать третья. Мы спасаем Вову, и не только его

Однажды рано утром нас с Альмой разбудили Гришка с Мишкой:

— Дядь Лень! — кричали они. — Вову забрали собаколовы!

Пока я одевался и заводил машину, Гришка с Мишкой наперебой рассказывали, что обо всем узнали от алехновских ребят — те ребята видели, как на Вову набросили петлю из проволоки, затащили его в зеленый фургон и куда-то увезли.

Я знал, что бездомных собак привозят на «станцию по борьбе с бродячими животными», и догадывался, что такие станции имеются в каждом районном центре. Действительно, как только мы с Альмой примчали в Истру, первый же постовой указал нам на окраину, где начиналось Пятницкое шоссе.

На станции нас встретил сторож, тщедушный мужичок с лиловым носом. Оставив Альму в машине, я подошел к нему.

— Слушай, мне сказали, что собаколовы забрали моего друга, — в двух словах я описал Вову.

— Вроде, есть один долговязый с бельмом на глазу, — нетвердо протянул «лиловый нос». — Но без начальства отдать тебе, дед, не могу.

— А где начальство?

— Уехали на отлов.

— Когда будут?

— Кто ж их знает… Приезжай к вечеру… Ты, дед, того… Не суетись. Собак тут держат по три дня.

— А потом?

— Потом… Ежели хозяин не объявляется… Больных усыпляют, а здоровых отправляют на опыты…

— Вот что, давай я тебе заплачу за своего друга, — я достал сто рублей.

— Ну, это того… С этого бы и начинал. Пойдем! — «лиловый нос» кивнул на дверь в обшарпанном строении.

Мы спустились в темный подвал, где в большой железной клетке находились четыре собаки и среди них… Вова. Сокамерники Вовы, низкорослые дворняжки, нервно бегали по клетке, тяжело дышали, скулили; Вова сидел неподвижно и понуро смотрел себе под лапы. Когда мы подошли к клетке, дворняжки с лаем бросились на железные прутья, они жадно смотрели на меня, смотрели, как на спасителя, прямо умоляли выпустить их на свободу. Вова, увидев меня, вскочил, отряхнулся и, завиляв хвостом, прохрипел: — У-у! Наконец-то!

— Этот кобель? — спросил «лиловый нос».

Я кивнул.

Открыв клетку, «лиловый нос» отогнал дворняжек от выхода, а Вове скомандовал:

— Иди, за тобой пришли!

Вова вышел, привстал на задние лапы и лизнул меня в лицо.

Поднимаясь по ступеням подвала, я обернулся. Прижавшись друг к другу, дворняжки смотрели мне вслед, в их глазах была безнадежная тоска.

— Слушай! — обратился я к «лиловому носу». — Выпусти и этих собак, хорошо тебе заплачу! — я протянул ему все деньги, какие были.

— Ну, дед, не знаю… — «лиловый нос» почесал затылок. — Мне ж за это того… Влетит… Ежели только с начальством поделиться…

Он открыл клетку и выпустил дворняжек, а мне пробубнил:

— Зря, дед, стараешься… Их все одно отловят.

Выскочив из подвала, дворняжки понеслись по шоссе в сторону дальних поселков, и я подумал: «Может быть, судьба смилуется над ними, и их больше не поймают, ведь теперь они будут осмотрительней и постараются спрятаться, завидев зеленый фургон».