Мои собаки - Леонид Сергеев

Рахманов допил квас и вновь заговорил, уже тихим голосом:

— Во время войны чего только не было. Что касается собак… Я где то читал — тысячи собак забирали у хозяев. Их обучали искать мины, бросаться под танки с взрывчаткой. Иногда хозяевам писали о погибшей собаке, но чаще не сообщали… Ты же знаешь, многие собаки были и санитарами, вытаскивали раненых с поля боя. Но, может, не знаешь, что после войны оставшихся собак демобилизовали вместе с солдатами. Собаки, искавшие мины, даже прошли по Красной площади. А вот собак-санитаров всех отправили на опыты в медицинские институты. Так их отблагодарили за мужество и верную службу. Позорище!

В словах Рахманова было много горечи. Естественно, это горечь передалась и мне, ведь у нас общая любовь к собакам. Остроглазая, наблюдательная Альма сразу заметила мое состояние, встревожилась и, чтобы поднять мой слабеющий дух, подбежала с палкой в зубах — Давай поиграем! Баксик, подражая Альме, принес своему хозяину щепку. Мы с Рахмановым повеселели, стали кидать палку и щепку к забору, а собаки снова притаскивали их к дому; они бегали взад-вперед с невероятной радостью.

— Для Баксика играть со мной — высшее счастье, настоящий праздник, — сказал Рахманов. — Жена Таисия ко мне только хорошо относится, а Баксик не может жить без меня. Я для него — все, как Пушкин для меня.

— Альма меня тоже сильно любит, — сказал я и вспомнил Габриэля Маркеса: «В этом мире ты всего лишь человек, но для кого-то ты — весь мир».

— Альма удивительно талантливая, — продолжил я. — Ты не поверишь, но она играет на пианино и поет.

— Что поет, охотно верю, — пропыхтел Рахманов. — В поселке, где я жил студентом, был целый собачий хор. Только зазвонит церковный колокол, начинают петь. Вернее, выть. А дело в том, что до этого был пожар, и колоколом собирали людей на тушение… А то, что Альма играет на пианино. Это ты загнул… Ну, пусть разучит для меня марш. Я больше всего люблю бодрящую музыку. Пусть разучит, а я приеду, послушаю.

Провожая нас, Рахманов сказал:

— Я здесь недавно, всего три дня. Здесь еще холодновато, но мне не терпится доделать дельтаплан… В поселке еще пустовато, но Нежданов вчера приезжал. Заглянул по пути из монастыря… У него неприятность, опять в церкви кража. Стащили подсвечники. Он подозревает одного типа, но нет доказательств. У церкви часто околачивается какой-то Тихон. Прихожане видели, как на прошлую Пасху этот Тихон своровал кулич из церкви…

Услышав слово «Тихон», Альма сердито залаяла.

Глава двадцать восьмая. На рынке в Истре

На следующий день мы с Альмой поехали на рынок в Истру — я решил купить толь, чтобы починить крышу в сарае-мастерской. Мы подъехали к рынку, вышли из машины, я взял Альму за поводок, и тут с ней случилось невообразимое. Задрав голову она принюхалась, уловила в воздухе какой-то запах и вдруг, вздыбив шерсть на загривке и рыкнув, потащила меня в гущу посетителей рынка. Лавируя меж покупателей, продавцов и просто ротозеев, она напористо тащила меня мимо лавок с одеждой и лотков с овощами, и «пятаков», где продавали саженцы и цветы в горшках. Она даже пронеслась мимо магазина «стройматериалы», ради которого мы и приехали на рынок. В отличие от профессиональных ищеек, Альма вела меня не по следу, а по запаху в воздухе — по какому-то единственному запаху из сотни других. Высунув язык, нетерпеливо повизгивая, она настойчиво тянула меня к чему-то крайне важному по ее мнению. Я еле поспевал за ней; несколько раз натыкался на людей, извинялся; вслед мне летели ругательства. А когда я чуть не сшиб старушку с кочаном капусты, послышались крики:

— Держите его! Милиция!..

За нами погнался охранник рынка, но мы уже успели проскочить насквозь весь рынок. Альма остановилась у «барахолки», где на ящиках и прямо на земле лежал слесарный инструмент, всевозможные трубы и краны, мотки проволоки, гайки, болты. Все эти штуковины были «не первой свежести» (то есть, уже побывали в деле, местами «цвели» — попросту ржавели), но зато продавались дешево.

Остановившись, Альма прищурилась, завертела головой разные стороны, потом вдруг с невероятной прытью ринулась к бородатому мужчине, покуривающему на табурете. Это был… Тихон. Перед ним на газете я увидел чайную посуду, утюг, фонарь и… сверкающие бронзой, подсвечники!

Подбежав к Тихону, Альма яростно гавкнула и, обернувшись ко мне, лапой указала на подсвечники и провыла: — Это он украл! На них запах священника Владимира Нежданова!

— Эти вещи из церкви в Зеленограде! — твердо заявил я, глядя прямо в глаза Тихону.

Он посмотрел на меня исподлобья и замахнулся на Альму:

— А ну пошли отсюдова куда подальше! — прохрипел и с отвращением сплюнул. Он явно нас не узнал.

— Собирай вещички, пойдем в милицию! — еще более твердо сказал я.

И в этот момент мне на плечо легла чья-то тяжелая рука. За мной стоял запыхавшийся охранник.

— Документы! — потребовал он грозным голосом.

Альма стала возбужденно лаять на охранника, объясняя ему, что к чему.

— Не волнуйся, дорогая, — сказал я. — Сейчас во всем разберемся.

Протянув охраннику водительское удостоверение, я кивнул на Тихона:

— Этот человек вор! Моя собака не может ошибаться.

— У вас есть доказательства? — резко спросил охранник, рассматривая мое удостоверение.

— Эти подсвечники из церкви в Зеленограде. Это подтвердит священник Владимир Нежданов.

— Отца Владимира знаю, — меняя тон на более мягкий, сказал охранник и, вернув мне документ, обратился к Тихону: — Собирай вещички, пойдем в отделение, выясним, откуда у тебя товар.

Тихон начал было артачиться, говорил, что ему «пора заступать на работу», пожаловался на больные ноги…

— Собирайся! — приказал охранник, хватая Тихона за плечо.

— Собирайся! — рявкнула Альма — горькая память, обида и злость не на шутку распалили ее. Когда Тихон, ворча и ругаясь, наконец, уложил в сумку вещи и поднялся, Альма попыталась цапнуть его за ботинок, но я удержал ее на поводке.

Немного успокоившись, Альма сообщила мне: — Тихон и в поселке воровал вещи и прятал их за моей коробкой в «огороде».

Позднее это подтвердил и Нежданов. Он сказал нам с Рахмановым:

— Альма молодец, вывела на чистую воду этого Тихона. У него провели обыск и обнаружили нашу икону, и немало чужих вещей. Даже нашли ордена фронтовиков, представляете? Выяснилось, он воровал и в поселке, где работал сторожем. Теперь будет замаливать грехи за решеткой.

Глава двадцать девятая. Маркиза. Мечты Мишки и Гришки

С наступлением теплых дней мы с Альмой приезжали на дачу в пятницу, а возвращались в город в понедельник. Как вы, ребята, помните, прошлым летом Альма притаскивала мне «для лечения» птенца, бельчонка, и, конечно, вы поняли — нее повышенное чувство сострадания, жалости к другим животным. Вот и в эти первые дни лета она принесла котенка — маленькое существо, которое умещалось у меня на ладони. Котенок был черный с белой отметиной на груди. Он жалобно мяукал, его желтые глаза выражали страх. Только очутившись у меня на руках, он успокоился, уткнулся в мою шею и стал лизать мне ухо.

Под участливым взглядом Альмы, я осмотрел котенка и понял — его надо не лечить, а кормить, и предложил ему четыре блюда: молоко, творог, геркулесовую кашу и кусочки сосиски. Черный комок стал жадно поглощать еду и прямо на глазах раздуваться. И что вы думаете? Он слопал все! А наевшись, полез ко мне на руки и, только я взял его, как он заурчал и уснул.

— Ну, что Альма, придется нам с тобой этого найденыша оставить у себя. Не выбрасывать же его на улицу, — сказал я, укладывая котенка на тахту.

— Конечно, оставим, я буду заботиться о нем, — откликнулась Альма.

Котенок оказался девицей, и я стал придумывать ей имя. В это время, как нельзя кстати, в поселок привезли Гришку с Мишкой. Понятно, они сразу бросились обнимать и гладить Альму. И она, соскучившись по своим приятелям, всячески выказывала радость встречи.

— Альма стала такая большая, прикольная, — приговаривал Гришка.

— Большая и классная, — вторил ему Мишка, тиская Альму, и вдруг, в порыве чувств, заявил: — Ты, дядь Лень, не обижайся, но Альму я люблю больше, чем тебя.

Я засмеялся:

— Чего ж тут обижаться? Прекрасно все понимаю. Я в детстве тоже больше всех любил собак. Даже больше родителей. Они постоянно заставляли меня работать. Поливать и полоть огород, а с собаками я носился по двору, играл в разные игры.

В этот момент Альма позвала ребят в дом.

— У нас там новая зверюшка, — пояснил я. — Альма принесла. Котенок девочка. Еще не придумал ей имя. Может, вы придумаете?

Ребята вбежали в дом и уставились на спящего котенка.

— Ее надо назвать Муркой, — выпалил Гришка.

— Ну, Мурка уж очень обычно, — заявил я. — Такой красивый котенок достоин красивого имени.