Россия нэповская - С Павлюченков

8 октября 1923 года Троцкий обратился с письмом к членам ЦК и ЦКК РКП(б), в котором он выдвинул обвинения против большинства ЦК и партийного аппарата в «зажиме» демократии, отрыве от масс., обюрокрачивании. Утверждая, что внутрипартийный режим «в корне нездоров», Троцкий требовал «внедрения» демократии в партии и обновления партийного аппарата.

Появление письма Троцкого активизировало сплочение участников ранее разбитых группировок. Рассчитав, что вопрос о внутрипартийной демократии вызовет обостренное внимание со стороны всех членов партии, поднимет низы, оппозиционеры решили дать бой фракции Сталина. 15 октября в ЦК партии поступило т. н. «заявление 46-ти», уже ярко выраженного оппозиционного содержания. Заявление символизировало объединение бывших децистов и потерпевших поражение в ходе дискуссии о профсоюзах и оттесненных после X съезда сторонников платформы Троцкого. Под заявлением стояли подписи Осинского, Сапронова, Максимовского, В. Смирнова, Преображенского, Серебрякова, И. Смирнова, Пятакова, Белобородова и других видных партийных и государственных деятелей, принужденных ранее Лениным склонить свои оппозиционные знамена. Их выступление было поддержано также и лидерами рабочей оппозиции — Шляпниковым и Медведевым.

Оппозиционеры объявляли деятельность ЦК партии «неудовлетворительной». По их мнению, «нестерпимый» внутрипартийный режим, обюрокрачивание не давали возможности партии влиять на политику партийного руководства, на выработку принципиальных решений, в результате чего политический курс отрывался от реальных потребностей общества. Это грозило «тяжкими бедами»: потрясением валюты, кризисом сбыта, бюджетным хаосом, хаосом в госаппарате и т. д.

В ответе от имени Политбюро платформа «46-ти» характеризовалась как «совершенно неслыханное» в большевистской среде заявление. Совместное октябрьское заседание пленумов ЦК и ЦКК с участием представителей 10 крупнейших партийных организаций страны осудило выступление Троцкого и «46» как акт фракционности. Решение, принятое пленумом, было способно удовлетворить любого владельца ответственного партийного портфеля. Одобрение инициативы Политбюро в вопросе об «оживлении» внутрипартийной работы и рабочей демократии давало местным чиновникам свободу маневра, чтобы лучше ухватиться и потуже затянуть веревку на той же рабочей и прочей демократии. Вместе с тем, постановлением не выносить поднятые Троцким и «46-ю» вопросы за пределы ЦК и не оглашать связанных с этим документов, планировалось если не лишить оппозиционные течения в низах партии своих вождей и опоры в центральном партийном и государственном аппарате, то по крайней мере иметь в будущем возможность на законных основаниях осудить и разгромить оппозицию. В любом случае преобладание «своей» номенклатуры в партийно-государственном аппарате должно было обеспечить Сталину и его союзникам организацию легкой победы и окончательное поражение противника.

Фактически Сталин, Зиновьев, Каменев в 1923 году использовали прием Ленина, который он применил в конце 1920 года во время дискуссии о профсоюзах, спровоцировав Троцкого на выступление. Троцкий дважды попался на одну и ту же удочку. В ноябре 1923 года Цека сделал широкий, заранее просчитанный жест, постановив обсудить положение в партии под предлогом того, что дискуссию сдержать уже невозможно.

Письмо Троцкого и «46-ти» немедленно стало достоянием широких кругов коммунистов в Москве и быстро распространялось по всей стране. В декабре Троцкий выступил в «Правде» со статьей «Новый курс», в которой изложил свои принципиальные позиции. «Новым курсом» он громко назвал сентябрьское решение пленума ЦК РКП(б) о расширении рабочей демократии в партии. «Новый курс… в том и состоит, что центр тяжести, неправильно передвинутый при старом курсе в сторону аппарата, ныне, при новом курсе должен быть передвинут в сторону активности, критической самодеятельности, самоуправления партии…». Троцкому, отодвинутому Лениным, а затем Сталиным далеко в сторону от «аппарата», только и оставалось, что аппелировать через его голову к массе. Бывший певец политотделов и бюрократического централизма проникся «почти всеобщим» ощущением того, «что партийный бюрократизм грозит завести партию в тупик»[480]. Троцкий ставит задачу вырвать власть у сталинского руководства и сталинской номенклатуры в партии: «Партия должна подчинить себе свой аппарат»[481].

После опубликования статьи «Новый курс», а вскоре и развернутой брошюры Троцкого под тем же названием и аналогичным содержанием, борьба обострилась. Сторонники Троцкого, особенно в Москве, в соответствии с его новым тезисом о том, что молодежь — вернейший барометр партии и резче всего реагирует на партийный бюрократизм, повели кампанию обсуждения документов ЦК и статей оппозиции. Кампания быстро приняла критическую направленность и «неслыханно острые формы».

Главной помехой для оппозиции являлись назначенцы сталинского ЦК, сдерживавшие развитие агитации и препятствовавшие обсуждению дискуссионных вопросов. В декабре 1923 года начальник Политуправления Красной армии В. А. Антонов-Овсеенко без ведома ЦК РКП(б) стал готовить конференцию высших военно-учебных заведений. Всем армейским парторганизациям был разослан циркуляр № 200, согласно которому назначаемые из ЦК партии политотделы превращались в своеобразные культурно-просветительные учреждения, лишенные руководящих полномочий в армейских парторганизациях. Тем самым предполагалось выбить из рук сталинского руководства самый важный инструмент влияния на командно-политический состав Красной армии среднего уровня.

Однако, пока у ЦК сохранялась возможность влиять на кадровую расстановку на высшем военно-политическом уровне, подобные попытки троцкистов были обречены на провал. В январе 1924 года конфликт Антонова-Овсеенко с Оргбюро ЦК завершился тем, что его сняли с занимаемой должности и вывели из состава РВС СССР. Начальником ПУРа был назначен кандидат в члены ЦК А. С. Бубнов, в то время верный защитник линии сталинского ЦК. Трещина, раскалывавшая цитадель Троцкого — военное ведомство, достигла ее верхнего уровня.

Нет, порывистый импульсивный Троцкий не умел быть терпеливым кузнецом своего положения и власти. Яркий трибун революции и военный диктатор безнадежно проигрывал во фракционной борьбе невзрачному и немногословному «товарищу Картотекову». Как удача не шла к Троцкому под лозунги «завинчивания гаек», так и не пошла под новые знамена расширения партийной демократии, сталинский аппарат сумел почти идеально организовать кампанию против оппозиции. Партийная печать, в первую очередь «Правда», освещали ход дискуссии и деятельность оппозиции как антипартийную и раскольническую, сообщалось о потоке резолюций от фабрично-заводских парторганизаций в защиту линии ЦК.

Согласно отчету московского горкома партии, в январе 1924 года в Москве из 413 рабочих партячеек 346 (всего 9843 человека) поддержали линию ЦК. 67 ячеек (2223 человека) голосовали за платформу оппозиции. В вузовских партячейках за линию ЦК голосовали 32 ячейки (2790 человек), за оппозицию — 40 (6594 человека). В советских организациях за линию ЦК выступила 181 первичная организация, за оппозицию 22 организации. В целом на районных партийных конференциях в Москве оппозиция получила 36 процентов голосов[482]. Следовательно даже при сильнейшей «организации» голосований со стороны аппарата, Троцкий и его сторонники еще сохраняли существенное влияние на настроение значительной части партийных низов.

Конференция РКП(б), проходившая в Москве 16–18 января 1924 года, по докладу Сталина о партийном строительстве подавляющим большинством (при 3-х голосах против) приняла резолюцию «Об итогах дискуссии и о мелкобуржуазном уклоне в партии», в которой победители характеризовали оппозицию как «прямой отход от ленинизма» и «явно выраженный мелкобуржуазный уклон»[483].

При безмолвном, парализованном, оканчивающем свои дни вожде этой революции группировка Сталина присвоила себе монопольное право на «фирменный» знак партии — символику ленинизма. Однако идейное размежевание с оппозицией еще на стало организационным. По-прежнему большинство оппозиционеров и сам Троцкий продолжал занимать видные посты в партийно-государственном аппарате.

После дискуссии присутствие Троцкого в Политбюро приняло характер чужеродного явления. Большинство было вынуждено блокироваться за его спиной, чтобы на заседаниях быть готовым к сплоченному отпору Троцкому по обсуждавшимся вопросам. Зиновьеву и Каменеву Троцкий казался более опасной фигурой, чем Сталин. С января 1924 года в ЦК прочно оформляется постоянная фракция Сталина, Зиновьева, Каменева и их сторонников со своим негласным фракционным уставом и строгой дисциплиной и разделением обязанностей. Каждый член «тройки» имел свой ответственный участок. Зиновьев как признанный второй оратор партии выступал основным докладчиком на важнейших партийных, советских, коминтерновских и прочих форумах; Каменев, с его талантом руководить заседаниями и формулировать резолюции, еще при Ленине принял на себя бремя председательства в Политбюро; Сталин сосредоточился на кадровой работе и руководстве аппаратом ЦК РКП(б).