Ангел из прошлого 1 - Лусия Эстрелла

вы не хотите, чтобы я их забирала, – говорит она тихо.

– Не хочу, – подтверждает он.

При этом Фролыч накладывает сыр на неровно отрезанные куски хлеба. Сима видит, как движутся его руки, как гордо он стоит и всем видам выражает свою независимость. Хотя даже такая мелочь, как готовка бутербродов, дается ему с трудом.

А ведь она могла бы ему помочь.

Фролыч нерешительно поглядывает на не слишком аппетитные бутерброды. Берет один, задумчиво смотрит на него и несмело протягивает ей с вопросом в глазах.

Сима подходит к нему и принимает из его рук кусок хлеба. Если она окажется, это его обидит. Кто знает, что он себе после этого придумает – что ей неприятно, стыдно брать от него что-то. И только потому, что Фролыч стоит рядом и смотрит на нее, она начинает кушать бутерброд, хотя совсем не голодна.

При этом она опускается на табуретку рядом со столом. Нельзя сказать, что эту битву она проиграла. Это временная передышка, после которой ей придется довести все до конца. Иначе это будет длиться бесконечно.

Сима ожидает, что Фролыч сейчас скажет что-то вроде того, что «богатый покровитель», наверное, ее не кормит. Его слова напомнили бы ей, кто она, и о том, что ей действительно здесь не место. Но он молчит. Сима удивленно поднимает на него глаза. Фролыч смотрит на нее. В его глазах нет ни упрека, ни насмешки.

В них грусть. А еще надежда, что она что-то ему скажет. Что-то другое, не то, что она уже говорила. Что-то противоположное.

Несмотря на то, что она пришла, чтобы навсегда попрощаться с ним все же ей хочется продлить момент, когда Фролыч ей доверяет.

– Почему ты решила больше не приходить ко мне?

Его голос неузнаваемый, тихий, будто растрескавшийся. Фролыч где-то потерял все свои защитные маски, у него даже руки дрожат.

Она не могла предположить, что его так заденет ее решение. Ей представлялось, что он сначала не поверит своему счастью, а потом облегченно вздохнет.

Но все оказалось не так. Сима плохо знала этого человека.

Она опускает голову, чтобы не встречаться с ним взглядом.

Она не может сдержать слез.

Фролыч снова вздрагивает. Он как будто бы пугается ее эмоций. А после еле слышно, почти не прикасаясь, проводит по ее волосам.

– Я не понимаю, – хрипло шепчет он. – Зачем люди отдают детей в детские дома, зачем отказываются? Кто-то не оценил, какое же это счастье иметь… дочь.

Сима поднимает на него глаза, в которых все еще стояли слезы.

– Он не отказывался, – так же тихо говорит она. – Нас разлучили.

– Значит, он умер, – говорит он. – Другого объяснения нет.

– Нет, – ее голос звучит испуганно. – Он просто… он спрятался.

Во взгляде Фролыча мелькает недоверчивость.

– Такого не бывает, – говорит он.

– А легенды бывают?

Фролыч отходит от нее к окну.

– Я не мастер придумывать истории, – бормочет он. К нему возвращается прежний брюзгливый тон.

– Но мертвые не возвращаются за живыми.

– Само собой, – подтверждает он. – Все это сплетни и сказки.

– А живые продолжают искать, – Сима встает с табуретки, подходит к нему. – И надеяться, – ее голос дрожит на этих словах.

Фролыч бросает несколько раз на нее взгляд искоса и отходит в сторону. Потирает больную руку, проходится по кухне взад-вперед.

– Ты считаешь, я ничем не могу помочь?

Сухой безэмоциональный голос с примесью надменности не сочетается с тем, что выражает его лицо. Сима старается не смотреть ему в глаза – слишком многое они говорят, о том, чего лучше не знать.

«Я знаю человека, который точно тебе поможет, – слова Олега звучат в ее голове. – Он разберется в твоей запутанной истории и найдет твоего отца, я уверен».

«Он бы тебе помог, если бы ты ему разрешила!» – предательские мысли не дают ей покоя.

«Это твой единственный выход».

Единственный.

Сима мотает головой, прогоняя их.

– Я решила, что так будет лучше, – с усилием говорит она.

Фролыч смотрит в одну точку.

– Не знаю, почему я подумал вдруг, что ты… – он умолкает. – Что тебе не все равно. Но это ерунда какая-то!

– Отдайте мне мои рисунки! – с отчаянием произносит она. – И я уйду.

– Почему я должен делать то, чего не хочу?

– Я вас раздражаю, – говорит она. – Разве не так?

Фролыч уходит от нее в прихожую. Сима идет за ним и дотрагивается до его плеча.

– Прошу вас, верните их мне, – она смотрит умоляюще ему в глаза. – И я оставлю вас в покое. Никогда больше не потревожу вас!

– Не знаю. Мне нужно подумать.

Он идет в свою спальню и плотно прикрывает за собою дверь.

46 глава

Сима возвращается на кухню и устало опускается на табуретку. О чем, интересно, будет думать Фролыч? Он ведь может просто отдать ей рисунки, это так легко… и забыть обо всех неприятностях, которые она ему доставила.

Эти рисунки принадлежат ее отцу. Сима закрывает глаза и снова представляет его перед собой – это ее любимое занятие. Он самый лучший из всех людей. У него красивые черты лица, весь он излучает собой силу и нежность. Его комната наверняка и сейчас, как раньше, заставлена холстами, красками, палитрами и огромными кистями. Он продолжает рисовать, и его лицо все так же преображается, губы подрагивают в незаметной улыбке, большие синие глаза горят и светятся. Он всегда становился таким, когда рисовал и когда брал ее на руки, сажал на колени и что-то подолгу рассказывал. Его руки были теплыми и добрыми. От него веяло заботой. Как жаль только, что папа совсем не слышал ее слов любви и благодарности. Но может быть, он читал ее чувства по глазам.

Рассказ Федота многое ей пояснил.

Отец действительно любил ее. Слабую и больную, не подающую надежды на выздоровление. Он сделал для нее все, что мог.

Когда она проползла несколько метров от кроватки, он был вне себя от восторга. А когда она поднялась впервые на шатких ножках-палочках, держась за низенькое деревцо, что росло во дворе за домом, у отца в глазах светилась надежда. Сима и сейчас, как наяву, ясно видит перед собой его лицо. Он обнимал ее, смеялся и снова говорил, много говорил. О том, что ее ждет замечательная, красочная и полноценная жизнь. Как ее будут лечить и быстро поставят на ноги. Она заговорит. О том, что вскоре у них будет свой дом и о том, что она каждый день будет кушать конфеты…

А потом – тот страшный день, и отец как