Светские манеры - Рене Розен

койке в крошечной каморке. Шагнув в комнату, Каролина носком задела деревянный ночной горшок в углу. Шарлотта услышала шум и обернулась. Взгляд ее мгновенно застыл. Каролина подавила судорожный вздох. Ее дочь, осунувшаяся, бледная, с лиловыми кругами под глазами, выглядела ужасно. Шарлотта встала с кровати. Каролина обняла ее и про себя ахнула: казалось, она прижимает к груди скелет. Ее дочь так похудела, что платье на ней висело, словно тряпка. Каролина взяла дочь за руки и обратила внимание, что обручального кольца нет. Позже она узнает, что Шарлотта заложила его вместе с другими своими драгоценностями, дабы оплачивать эту каморку в гостинице.

Уильям, все еще опираясь на косяк, попросил детектива уйти.

– С вашего позволения, нам хотелось бы поговорить с дочерью без посторонних.

Детектив удалился, но Уильям по-прежнему не заговаривал с дочерью. Наконец он вошел в комнату и с огромным трудом закрыл за собой дверью.

Шарлотта снова присела на койку и, спрятав лицо в ладонях, заплакала.

– Ну, полно, полно, – произнесла Каролина, ожидая, что Уильям тоже приободрит дочь, но тот еще не был к тому готов. Упрямый, он сложил на груди руки, опустил голову.

– Главное, ты жива-здорова, с тобой все хорошо, – сказала Каролина.

– Да ничего хорошего, мама. Неужели сама не видишь? – Она подняла на мать мокрые глаза. – Я все разрушила. Всё. У меня ничего не осталось. Зря я за ним помчалась. Я сразу, как приехала, поняла, что совершила ошибку. Халллетт заявил, что наши отношения стали слишком проблемными, слишком запутанными. Что я запятнала его репутацию, что из-за меня его вызвали на дуэль. Что по моей милости он теперь не может вернуться в Нью-Йорк, а если вернется, ему придется драться на пистолетах. Теперь он ненавидит меня, и…

– Довольно! – рявкнул Уильям. – Господи помилуй, Чарли, прекрати жалеть себя. Противно слушать твое нытье. Не падай духом, дочка. Давай-ка выбираться из этой дыры. Бери свои вещи, и мы отвезем тебя домой, к детям и мужу.

– Нет, я не могу… я…

– Не тебе решать, юная леди, – перебил ее Уильям. Он был в ярости. Побледнел. На лбу его проступила испарина. – Ты едешь домой, и точка.

– Я не могу вернуться к Колману, – замотала головой Шарлотта. – Я не люблю его. И никогда не любила. Как я могу вернуться к нему?

– Ты нужна детям, – напомнила ей Каролина.

– Но я опозорена. Мне стыдно показаться в Нью-Йорке.

– Чарли, значит так… – Уильям резко умолк, осекся на полуслове. Каролина решила, что муж отступится, сменит гнев на милость, ибо он крайне редко кричал на Шарлотту. Но потом Уильям выпучил глаза, и Каролина поняла, что муж охвачен паникой. С ним явно что-то было не так, но она не успела ничего предпринять: ни броситься к нему на помощь, ни спросить, что его беспокоит. Уильям схватился за грудь, еще раз судорожно вздохнул и рухнул на пол.

* * *

Каролина стояла на верхней палубе яхты «Амбассадресс» и смотрела на водную ширь. Океан был безмятежно спокоен, не то что в тот день, когда они с Уильямом пустились в плавание. Нью-Йорк, казалось, находится за тридевять земель, и, хотя Шарлотта была рядом, Каролина никогда еще не чувствовала себя более одинокой. Не могла отделаться от мысли, что ее муж возвращается домой в гробу, который поместили в трюм.

Столько времени было потеряно, растрачено впустую на то, что в конечном счете не имело значения. Почему они жили каждый сам по себе, не пытаясь приобщить один другого к своим увлечениям и интересам? Почему даже в малом не шли на уступки друг другу? Она сопровождала бы его в Эверглейдс, если бы он посещал вместе с ней оперу. Компромисса можно было бы достичь. Теперь она в этом уверена. Должно быть, неким шестым чувством или интуитивно – как ни назови – Уильям догадывался, что он скоро умрет, осознала Каролина. Иначе как объяснить его сентиментальность и самокритичность за несколько дней до смерти? Зачем же еще он лег с ней в постель напоследок? Но будь он проклят. Будь он проклят, что оставил ее после того, как забрезжила надежда исправить все то, что было не так между ними. За один миг столько всего было подарено и отнято.

– Мама?

Каролина прокашлялась и отвела взгляд, слушая хлопанье наполняющихся ветром парусов, плеск воды, облизывающей борта яхты.

– Ты плачешь? – спросила Шарлотта с недоверием в голосе.

– О, это просто морской воздух. – Каролина не показывала своих слез дочерям и вообще никому, – даже когда скончалась ее мать, даже когда умерла Эмили.

* * *

Спустя шесть дней «Амбассадресс» пристала к берегам Нью-Йорка. Джек встречал Каролину с Шарлоттой на причале 12 у доков на Норт-Ривер. Светило солнце. В порту толпились моряки, докеры, рыбаки, пассажиры. Чайки с криками кружили над пристанью. Всюду, куда ни кинь взгляд, Каролина видела яхты и пароходы. Жизнь продолжается, думала она. Ей хотелось завопить: «Вы разве не знаете, что умер мой муж?!».

Джек привез мать с сестрой домой, в особняк на Тридцать четвертой улице. Дом уже был убран в траур. Черные флаги и ленты лишний раз подтверждали, что Уильяма больше нет в живых. Поднимаясь по ступенькам крыльца, Каролина чувствовала, как переносится в прошлое, в ту пору, когда она потеряла мать. И Эмили. Не думала она, что так скоро снова окажется во мраке горя. Она уже ощущала на себе гнет двухлетнего траура.

Глава 48

Светская хроника

Ньюпорт

Ньюпортский сезон подходит к концу. У нас уже имеются приглашения. Но не на пикник миссис Астор: она все еще соблюдает траур, так что пикник отменяется. Нет, в этом году главное событие сезона организует Альва.

Само событие окутано завесой тайны. Мы даже не представляем, чего ожидать. Знаем только, что Альва дает грандиозный бал по случаю завершения строительства нового коттеджа. Она назвала его «Мраморный дом». Но пока никто из нас его не видел. Загадка. Альва все еще прячет свой новый особняк за тем проклятым забором.

О романе Вилли она тоже молчит. Говорят, у него есть любовница. В Париже. Нелли какая-то там – фамилию не запомнили. От Вилли мы, конечно, такого не ожидали. С другой стороны, такого мы не ожидаем и от собственных мужей.

Ох уж эти мужчины… они нас недооценивают. Думают, что мы не знаем об их любовницах, а если и знаем – не придаем этому значения. Ну нет, придаем. И наказываем супругов, по-своему. Мы рассовываем новенькие хрустящие доллары по карманам, а потом вносим необходимые коррективы в еженедельный отчет о хозяйственных расходах, и наши ни о чем не подозревающие мужья их утверждают. Победы небольшие, но с годами суммы накапливаются приличные. Тесси накопила на изящные атласные тупоносые туфельки работы Жюльена Майера, которые и носит теперь с гордостью, зная, что она их честно заработала. В известном смысле.

Так почему же Альва решила дать большой бал прямо в разгар семейного скандала? А мы считаем: почему бы нет? Разве многие из нас не так же поступают? Мы устраиваем званые ужины или приемы, восхваляя своих супругов за преданность, чтобы положить конец сплетням о наших семейных проблемах. Мы пытаемся отвести удар, отвлечь внимание, принимаем любые