Урга и Унгерн - Максим Борисович Толмачёв

«Я тоже хочу остаться. Мне тоже нужно многое сделать!» Показалось, что этот умудренный годами монах способен вернуть меня назад, вывести из этого загробного мира, в котором я чувствовал себя чудовищно одиноким. Этот мир был мне чужд, он был нелогичен.

«Ты ведь не знаешь, что это за курган?» – поинтересовался Агван все с той же улыбкой.

«Понятия не имею!» – заверил я его.

«Здесь нашел свой покой сам Гэсэр. Он, как и ты, несколько сотен лет назад пришел с севера, скорее всего из Византии, его имя напоминает слово „кесарь“ и почти наверняка является его производным. Чжамсаран переселился в тело этого славного воина в момент его смерти. После этого Гэсэр вернулся в мир живых для того, чтобы очистить его от чудовищ и демонов, которых монголы называют мангысами. Гэсэр являлся живым воплощением Чжамсарана на земле, он преследовал и уничтожал врагов веры, вселял ужас в их сердца. В соответствии с древними культовыми эпосами этот владыка севера совершил множество подвигов, женился на китайской принцессе, очистил священные земли от врагов веры и полчищ демонов. Сакральными символами Гэсэра стали его белая кобылица, меч, хрустальные громовые стрелы, замок и подкова. Говорят, что под этим курганом до сих пор покоится его тело, а дух витает над ним, ожидая с севера нового воина, который сможет принять очередное воплощение Чжамсарана и станет новым богом войны, повторяя судьбу великого Гэсэр-хана».

Агван замолчал и погрузился в свои мысли. Он перебирал четки и отстраненно улыбался, глядя на огонь. У меня начался озноб, зубы стучали, тело сотрясала неприятная дрожь. Одежда была мокрой и тяжелой, огонь костра меня теперь не согревал. Монах вернулся из мира своих мыслей, пошарил рядом с собой в темноте и, достав непонятно откуда монашеское одеяние, помог мне в него облачиться. Сам бы я, конечно, не справился с этой сложной процедурой. Одежда отличалась от той, которую я привык носить, и способ одевания был для меня диковинным. Не спрашивая у меня согласия, Агван бросил мои вещи в костер. Я не успел ничего возразить. Чудесным образом голубое пламя охватило мокрую ткань, и она довольно быстро прогорела в огне, не оставив после себя никакого следа. Теперь мне было сухо и совсем не холодно. Я был благодарен старому монаху за то, что он возится со мной и не покидает в этом странном и неуютном месте.

«А как ты умер?» – задал я неожиданный вопрос, который в любом другом контексте звучал бы просто нелепо.

«Чтобы понять, как я умер, нужно знать о том, как я жил». Старик перебирал четки, и казалось, что сквозь пламя костра он разглядывает далекое прошлое.

«Местом моего рождения был Харашибирский улус Хоринского аймака, это совсем недалеко от Верхнеудинска. Отец мой был уверен, что я так же, как и он, и как его отец, и как его дед, буду скотоводом. А мне с самого детства хотелось другого. Меня тянуло к знаниям, я мечтал учиться и узнавать новое. Мой отец считал, что это пройдет, однако он был добрым и мудрым человеком и потому позволил мне попытать удачу, когда из Ацагатского дацана в наш аймак приехали ламы набирать учеников. Отец сильно расстроился, узнав, что монахи готовы забрать меня в свой дацан, но у меня были братья, и он отпустил меня, даже дал немного денег в дорогу.

Мне нравилось учиться, я много читал, охотно переписывал старые свитки, с большим старанием рисовал, а также учил наизусть большие куски сакральных текстов. Окончив учебу, я вернулся в родной улус, где совсем недолго проработал писарем в Хоринской Степной думе. Это была безрадостная механическая работа, которая наскучила мне довольно быстро. Мне еще не исполнилось двадцати лет, когда я тайком от отца и семьи с караваном ушел в Лхасу. Был уверен в том, что моих знаний теперь достаточно для того, чтобы поступить в знаменитую академию Дрепунг, мечтал отучиться там и получить высшую степень лхарамбы в области буддийского богословия. У нас в Бурятии ученые-ламы пользуются огромным почетом, а уж те, что прошли полный курс цаннидского обучения и стали настоящими философами, и подавно. Мне хотелось показать отцу, что я способен прославить его имя, улыбался, представляя, как тот будет с гордостью рассказывать своим друзьям и дальним родственникам о моих успехах.

Конечно, пришлось выдать себя за монгольского сироту, иначе путь в Лхасу был бы для меня закрыт. Буряты ведь подданные русского царя, а монголы в подданстве у китайского богдыхана, только им и открыт путь в столицу Тибета. Меня пугала возможность того, что обман раскроют, в этом случае смертная казнь была неминуемым наказанием, но и возвратиться назад я уже не мог.

Под именем Лозанг Наванг я поступил в престижный Гоман-дацан, один из многочисленных факультетов Дрепунга, в котором много веков изучался цаннид. Учился очень усердно и вскоре стал одним из лучших студентов на своем курсе. Почти все уступали мне в знании буддийской философии, кроме, пожалуй, одного молодого монаха. Он выдавал себя за монгола, однако казался мне непохожим на него. Как-то во время обеда я тихонько спросил юношу о чем-то по-русски, а он мне ответил. Мы оба тогда очень сильно перепугались. Ведь выходило, что и он, и я являлись самозванцами. Но мы были почти что земляками, а тайна наша теперь стала основой сначала для приятельских, а потом и для глубоких дружеских отношений. Состязаясь в богословских диспутах, мы радовали своих учителей глубокими познаниями. Вместе просиживали в монастырских библиотеках дни напролет, забывая порой о еде и сне. Нам пророчили великое будущее, и не за горами был выпускной экзамен на получение заветной степени лхарамбы.

Однажды в библиотеке мы нашли древний манускрипт. В нем говорилось о том, что великие подвижники прошлого практиковали сакральное учение, в соответствии с которым можно, погружаясь в собственную смерть, возродиться, преобразившись. Преображение это открывало огромные возможности для тех, кто встал на путь истинного знания. Было, однако, непонятно: речь идет о смерти в переносном смысле или о той, что ожидает каждого в конце жизненного пути.

Мой друг утверждал, что это, скорее, метафора, не подразумевающая уход из жизни. Я же считал: мудрецы древности практиковали умирание по-настоящему. В подтверждение своей версии я отыскал несколько источников с описанием чудесных метаморфоз, что ожидали человека, вернувшегося с того света. Оказалось, практика ритуального убийства была довольно популярна в свое время. Учителя топили своих учеников в ледяных водах священных озер, а затем воскрешали их. Не всех, конечно, удавалось спасти, больше было