Современный чехословацкий детектив - Эдуард Фикер

Коларж хмыкнул.

— Вас обоснованно подозревают в убийстве...

— Ерунда.

— Сможете ли вы доказать?

— Что?

— Что это ерунда.

— А на кой мне доказывать, раз я его не убивал.

— Докажите, что вы не убивали. Пока что очень легко доказать обратное.

— Хотел бы я знать как.

— Ну, во-первых, — Михал Экснер стал загибать пальцы, — вы были в субботу вечером в ресторанчике?

— Был.

— Домой один шли?

— Один.

— Вы были в состоянии алкогольного опьянения?

— Пива я сколько-то выпил. А что в состоянии опьянения — так это нет, товарищ капитан. Да и вообще, сегодня уже не докажешь, был я пьян или не был.

— Вы, надеюсь, поняли, что я не из автоинспекции, а из уголовного розыска. Влияние алкоголя тут роли не играет. — Михал Экснер улыбнулся почти по-приятельски: — Стоял вам Рамбоусек поперек горла? Да, стоял.

— Это тоже надо...

— Ну что вы, это докажут в два счета. Свидетели подтвердят. Это всей Опольне известно. Начиная с пана Карлика из «Рыхты» и кончая поручиком Шлайнером, который там живет с самого рождения.

— Старикашка мне осточертел, — признал Йозеф Коларж. — Да...

— Минуту, — перебил его Экснер. — Почему?

Коларжу явно до смерти хотелось плюнуть и выругаться, но он удержался.

— Это становится интересным, пан Коларж...

— Не скажу — и точка! Никому и ни за что! Да. Не скажу.

— Гм...

— А чтоб пойти на убийство — нет уж. Я не убийца.

— Далее, — спокойно продолжал перечислять Экснер, — вы отбывали наказание за какое-то насильственное действие.

— Я разбил морду одному...

— А вот это меня сейчас не интересует, — сухо оборвал его Михал Экснер. — Кому вы разбили морду, когда и как. И почему, и в каком состоянии. Фактом остается — разбили. От разбивания морды один шаг до того, чтобы раскроить череп.

— Сами все выдумали, а мне шьете?

— Какие тут выдумки, пан Коларж. Я выдумывать не стану. И наконец: орудие убийства, как доказано, является вашей собственностью.

— Так ведь... — Коларж то открывал, то закрывал рот, столь усердно он размышлял. И вдруг истерично заколотил кулаками по столу: — Сволочь! Хоть и подох, а сволочь, сволочь!

Михал Экснер неторопливо поднялся с койки.

— Ну вот что, пан Коларж, — холодно сказал он, — прекратите валять дурака или врезать вам, чтоб вы пришли в себя?

Йозеф Коларж вытаращил свои маленькие глазки.

Барышня на почте выглянула из окошечка.

— Телеграмма? А, это вы, пан доктор. Нет, телеграммы уже нету здесь. Пани Калоускова была так любезна, что отнесла ее вам домой. Сказала, бросит в ящик или отдаст пани Шустровой.

— Благодарю, — вздохнул доктор Медек.

— Я не хотела передавать ее по телефону в замок, — добавила барышня тихо. — Когда вас не нашли. Сейчас ведь это не очень удобно...

— Да, конечно, — рассеянно кивнул он. Он спешил на свою летнюю квартиру, и голова его пухла от забот. Теперь он жалел, что одолжил свою роскошную машину Лиде Муршовой, так как представил, что́ будет, если она не вернет машину вовремя или, не дай бог, то-то случится.

Пани Шустровой дома не было, телеграмма валялась в ящике. Поскольку у Медека не было ключа, он долго орудовал палочкой, пока наконец зацепил уголок телеграммы. При этом он, разумеется, поцарапал руку об острый угол ящика и громко чертыхнулся.

Разорвав полоску-бандерольку, он развернул телеграмму. Там было напечатано: ПРИЕДУ ОБЯЗАТЕЛЬНО ВОСЕМЬЮ ДЕВЯТЬЮ ОРГАНИЗУЙ УГОЩЕНИЕ НИКУДА НЕ ПОЙДЕМ ЗНАЕШЬ КТО ТАКОЙ ПРУШЕК.

Медек опять чертыхнулся, смял телеграмму и швырнул ее в кусты. Он знал, что это неприлично, но ему нужно было как-то отвести душу.

Взглянув на часы, Медек побежал в дом. Через минуту он вышел с хозяйственной сумкой и зашагал к центру городка.

Они сидели за столом, два странных компаньона, словно агент мафии с наемным убийцей, как их изображают в фильмах, помешивая ложечками кофе.

— Не могу вспомнить, — думал вслух Коларж, — Не могу, и все тут. В субботу был футбол, ага. А после мы с ребятами пошли прямо в «Лесовну», выпить пивка.

— Что за ребята?

— Пепик и Ярда.

— Пепиков и Ярд на свете пруд пруди.

— Пепик Малат и Ярда Гаша. И там мы пили вино. В «Лесовне». Потом ребята ушли...

— В котором часу?

— Кабы я помнил. Кажись, еще засветло. А после я сидел с какими-то ребятами помладше... Господи, кто ж это был... я после вспомню... А потом я один пошел домой... уже стемнело совсем...

— В котором часу?

— Не помню. Темно было. Даже не знаю, один я шел или... Да нет, наверно, один... по крайней мере большую часть пути. Нет, не знаю.

— Кто эти ребята помладше?

— Я... не помню. Ей-богу. Спросите у Ферды, Ферда — это старший официант в «Лесовне». Чего уж тут, раз я выпил — кружек восемь поди. Да еще стопку-другую. Господи, в общем, здорово нализался. Это я знаю наверняка.

— Приятно, хоть что-то вы знаете наверняка, пан Коларж, — невозмутимо заметил Михал Экснер. — Только вы небось так часто бываете «нализавшись», что, наверно, путаете субботы и воскресенья с будними днями.

— Ну уж нет, товарищ капитан. Я... я пью, потому как у меня тяжелая работа в лесу. После, факт, жажда одолевает...

Капитан Экснер допил кофе и взял со стола пачку сигарет и зажигалку.

— Я даю вам время, пан Коларж. У вас тут покой, удобства, чистота. Один совет: соберитесь с мыслями. Если можете, конечно. Покуда, мне кажется, вам это не больно-то удается. Но вам самому будет лучше, если вы что-нибудь вспомните.

— А вы думаете, товарищ капитан, что...

— Я думаю по-всякому, — сказал Экснер хмуро. — Когда как.

— Да ведь я... Да я ж ему ничего... Ведь... Правосудие...

— Вот именно, пан Коларж. Правосудие. Оно всех метет одной метлой. И трезвых, и пьяных. Будьте здоровы.

Послеполуденная жара застигла поручика Беранека под крутой лестницей, ведущей из парка во внутренний двор. Вахмистра, проводившего его на луг к искусственному гроту, нагроможденному из валунов, он оставил там.

Мокрая от пота рубашка прилипала к спине. Он снял пиджак и расслабился. Ступая по истертым каменным ступеням, Беранек не замечал ничего, кроме травы, вылезавшей в расщелинах между камнями, и солнца, которое клонилось к западу и слепило ему глаза. С черным блокнотом в руках он напоминал туриста. Гражданина, Которого бес любопытства выгнал на воскресную прогулку, знакомиться с памятниками культуры.

Лоб его покрылся испариной, щеки покраснели, а ноги уже на полпути стали подкашиваться. Взобравшись наверх, поручик с минуту отдыхал у лафета пушки, делая вид, будто очарован панорамой окрестностей.

Потом он подошел к вахмистру, охранявшему дверь в квартиру Рамбоусека.

— Что нового?

— Ничего, товарищ поручик.

— Пусто здесь, — задумчиво произнес поручик, невольно оглянувшись на девушку, которая в нескольких шагах от них вышла из двери, заперла ее на ключ и направилась к воротам.

Беранек вопросительно поднял брови.

— Наверно, она там живет, товарищ поручик. За то время, что я тут стою, она прошла уже дважды.

— Вы ее знаете?

— Нет. Наверно, какая-нибудь практикантка. Экскурсии по замку водит. Летом тут бывает и по нескольку студенток.

— Гм, стало быть, вы ее не знаете.

— Нет, товарищ поручик, но я могу...

— Не надо. Где здесь канцелярия управляющего?

— Вон там.

— Есть там кто?

— Управляющий с женой.

— Капитана Экснера вы не видели?

— Нет, товарищ поручик. Собственно, я его не знаю. Какой он собой?

Беранек махнул рукой.

Надев пиджак, он выпрямился и направился к канцелярии. Вежливо постучал и, услышав «войдите», вошел. Они сидели у журнального столика, допивали вино.

— Извините, я не помешал?

— Нет, но сегодня закрыто, — сказала пани Калабова с сияющей улыбкой, и ее голубые глаза потеплели.

— Я тут по службе. Поручик Беранек. — Он предъявил раскрытое удостоверение. — Мне бы хотелось получить кое-какую общую информацию.

— Хорошо, — хмуро кивнул Калаб. — Прошу садиться, товарищ поручик. Угодно вина?

— Нет, лучше воды.

Вера принесла бутылку теплой минеральной воды. Алкоголь явно взбодрил ее, двигалась она легко и грациозно. Беранек вежливо отпил из стакана и раскрыл блокнот.

Лесная дорога отлого сбегала вниз и кончалась на овальной автостоянке под старыми кленами.

Еще чуть ниже среди лип виднелись желтые стены и красная крыша летнего ресторана. Вероятно, прежде это был охотничий домик, но уже давно, на рубеже веков, здание перестроили. Теперь в первом этаже была распивочная и ресторан с застекленной верандой — на случай весенних и осенних холодов. Веранда соединялась с танцплощадкой. Летом столы стояли и на воздухе, под липами, за ними — беседка для музыкантов, длинное здание кегельбана, рядом тир, сейчас забитый досками и обветшалый.

В этот ранний вечер буднего дня здесь было столь же людно, как на пляже в рождество.