Король драконов и Принцесса-Апельсин - Ната Лакомка

Этого хватило, чтобы Тюнвиль убрал руки и даже спрятал их за спину, чтобы ненароком снова не схватить желанную добычу.

– Почему вы не верите в мои чувства? – он разглядывал принцессу уже не как красивую девственницу, а как неведомое существо, которое вдруг выбралось из морских глубин и сумело победить дракона.

– Потому что всем известно, что у драконов каменные сердца, – сказала принцесса наставительно, будто читала урок монашенкам в монастырской школе, – а каменное сердце не способно любить.

– Это всего лишь глупые легенды, – возразил Тюнвиль. – Сердца драконов из плоти и крови, а вовсе не каменные. Вот, убедитесь сами, – он поймал руку принцессы, пытаясь прижать её ладонь к своей груди.

Он ждал, что сейчас девушка начнёт вырываться, опять пригрозит мужем, возможно, позовёт слуг на помощь, но вместо этого горячая и нежная ладонь прикоснулась к его коже – на груди, слева, и принцесса Хильдерика чуть склонила голову к плечу, вслушиваясь в сильное и ровное биение драконьего сердца.

– Ну что, вы убедились? – Тюнвиль спросил об этом резче, чем хотел, но девушка не испугалась его подрыкивания, но лицо её стало задумчивым. – Моё сердце бьётся, – продолжал дракон. – Оно живое, а не каменное.

Она подняла на него глаза и посмотрела совсем без страха, и Тюнвиль каким-то животным чутьём догадался, что сейчас видит истинную Хильдерику. В самом деле, с чего он решил, что та робкая девица, которую они с братом встретили на подъезде к Солерно – она настоящая? Разве не эта девушка встала против разъярённого дракона, защищая своего мужа? Рихард здорово сглупил, когда не захотел жениться на ней. Недостаточно благородна – так он сказал. Глупец! При всём своём человеческом уме и драконьей хитрости – глупец. В этой деве благородства было больше, чем в ста чистокровных принцессах.

Ладонь всё ещё касалась его груди, и Тюнвиль накрыл руку девушки обеими руками, прижимая покрепче.

– Моё сердце – живое, – повторил он проникновенно. – И оно способно на высокие и сильные чувства, что бы там ни придумывали про нас люди.

– Возможно, – задумчиво кивнула принцесса Хильдерика.

– Не сомневайтесь, – бросился убеждать её Тюнвиль. – Я прилетел, чтобы защитить вас, и никому вас не отдам, пусть даже нарушу все законы – и человеческие, и небесные!

– А закон своего брата? – невинно напомнила она, опуская ресницы с таким страдальчески-трогательным видом, что Тюнвиль готов был придушить не только принца, но и встать против Рихарда, если тот не позволит забрать эту деву. – Правда короля Рихарда запрещает связь с замужней женщиной. Закон прямо говорит об этом.

– Нет никаких других законов, – сказал Тюнвиль пылко, – кроме одного – закона любви. Вы же видите – всё как в древней легенде. Дракон повержен не могучим воином, а нежной красавицей. Принцессой. И дракон полностью в её власти… Пленён… влюблён… у её ног… – он наклонился, чтобы поцеловать алые дрожащие губы, которые так и манили его, так и звали.

Поцеловать, выпить дыхание, согреться теплом до самого сердца, а потом – схватить свою драгоценную добычу в охапку, утащить из этой проклятой башни, где дурак-принц держит без любви и страсти самую лучшую, самую прекрасную…

Ладонь на его груди из ласкающей, согревающей тело, превратилась в отталкивающую.

Да! Нежная принцесса его отталкивала!.. В который раз!.. А ведь всё складывалось так хорошо!..

– Я говорю искренне, – торопливо принялся объяснять Тюнвиль. – Неужели вы до сих пор не верите, что я люблю? Впервые в жизни…

– Нет, не любите, – сказала она и убрала руку, отступая на несколько шагов и становясь за кресло, в котором недавно спала. – Красивые слова, но… всего лишь слова.

– Вы ошибаетесь, принцесса, – Тюнвиль сделал шаг к ней, но девушка предостерегающе выставила вперёд руку, приказывая остановиться.

Дракон смотрел на узкую, белую ладонь, которая только что прикасалась к нему, и чувствовал, как на смену трепету почти рыцарской влюблённости приходят злость и ненависть. Вот так – от одного чувства к противоположному. За пару секунд. Как какой-нибудь невыдержанный человечишко, у которого то льются слёзы, то он хохочет, как безумный. А ведь Тюнвиль всегда гордился драконьей выдержкой. Рихард был прав. Рихард снова оказался прав – какой-то заколдованный город. Непонятный. Опасный. Проклятый. Где всё не такое, каким кажется. И где слабая и беспомощная дева может одним взглядом остановить дракона.

– Нет, не ошибаюсь. Убедилась в этом сама, – говорила принцесса тем временем. – Я просила вас не трогать принца, говорила, что покончу жизнь самоубийством, если вы посмеете ему навредить, но вам безразлична моя жизнь – вы на следующий же день напали на моего мужа. И после этого будете говорить о чувствах? Да вы или отъявленный лжец или глупец. И в том и в другом случае, вы сразу проиграли принцу.

– Проиграл? – выдохнул Тюнвиль, сжимая кулаки.

– Окончательно и бесповоротно, – подтвердила девушка. – Вы упрекаете принца, что он не любит меня, а я утверждаю вам обратное. Он – любит. И уважает. И бережёт. А вы… может, я и нравлюсь вам. Может, даже вы уверены, что влюблены, но это – не любовь. Любовь всегда жертвенна, а чем пожертвовали вы ради меня? Даже собственной гордостью не пожертвовали. Вам важнее было отомстить принцу. Хотя он ничего плохого вам не сделал. Эти вы пришли забрать его сестру, ведёте себя здесь, как хозяева. Да ещё возненавидели его… Но пусть так. Ненавидьте, но не вредите. Иначе ваш брат не получит принцессу. Каково ему будет, когда он узнает, что дело шло к свадьбе, а тут вы вмешались и всё испортили?

– А дело идёт к свадьбе? – не удержался от сарказма Тюнвиль.

– Я ведь обещала вам, – она пожала плечами. – Принцесса Хильдерика всегда держит слово. Что бы ни произошло.

– Так уверенно говорите за другого человека… А принцесса Аранчия знает о нашем договоре? С чего бы ей соглашаться, если её брат против?

– Она согласится из любви ко мне, – просто ответила девушка.

– Она, значит, способна на жертву во имя любви, – Тюнвиль уже не скрывал злой насмешки. – А я – не способен. Вы же убедились, что моё сердце не отличается от вашего. Оно бьётся…

– Слишком медленно, – перебила его девушка. – Вы говорили о любви, а