Казино «Бон Шанс» - Василий Веденеев

— Не забывайте, о чем я вас просил, — напомнил Снегирев.

— Что именно вы имеете в виду? — уточнил Меркулов.

— Ищите скрытый пульт, который мог поставить Юри.

— Я помню, но вряд ли Ояр мог поставить его в таких местах.

— Тем не менее, — усмехнулся Александр Александрович. — Как говорится, чем черт не шутит? Попутно посмотрите, нет ли там еще каких неприятных сюрпризов.

— Непременно, — пообещал Петр.

Предстояло перекрыть техникой все действующие и запасные выходы, и он, провозившись до обеда, еще не сделал и половину намеченного.

Обедать, по уже сложившейся традиции, его пригласили Ирина и Генкин. Против их общества Меркулов не возражал.

За столом разговор вертелся вокруг всякой ерунды. Не забыли вспомнить историю с Жаминым, еще продолжавшую владеть умами, но уже успевшую потерять свежесть сенсации и постепенно превратившуюся в одну из дежурных тем, которая со временем тоже уступит место новой: жизнь не стоит на месте.

— Сбежал, сбежал, хитрец, — занимаясь антрекотом, ехидно улыбался Арнольд Григорьевич. — И как ловко, заметьте, замел следы! Как вы думаете, его найдут?

— Неужели им будет заниматься Интерпол? — фыркнула Ирина. — Он же ничего не украл!

— Кто знает? — философски заметил Генкин. — Пока этого просто могли не обнаружить. Как вы полагаете, Петр Алексеевич?

— Могли, — согласился Петр. — С таким же успехом он мог стать жертвой несчастного случая.

— Вместе с собакой? — иронично прищурилась Ирина.

— А у него была собака?

— Да, бультерьер. Знаете, похожее на свинью создание с жуткими клыками и пастью крокодила, — засмеялся Арнольд. — Кстати, о птичках! Как поживает чижик? Поет? Не скучает?

— Поет, — подтвердил Меркулов. — Депрессии, вроде, у него не отмечается: скачет по жердочкам и весело клюет зернышки. Кстати, как же его все-таки зовут?

— Танька! — засмеялась Ирина.

— Да нет, я серьезно, — не принял шутки Петр. — Ни за что не поверю, чтобы Ояр назвал его Танькой, это уже ты придумала. Сама же говорила.

— Ояр Янович любил оригинальничать, — покончив с антрекотом, неодобрительно заметил Арнольд Григорьевич. — Дай бог памяти, как он его обозвал, когда принес? Кажется, что-то вроде Таньмянь? Ты не вспомнишь? — обернулся он к Ирине.

Она слегка наморщила лоб, вспоминая чудное слово, каким Юри окрестил птичку. В тот день Ояр был задумчив, не расположен к шуткам и говорил вполне серьезно.

— По-моему, не так, — сказала она, — а что-то типа Чань-тань. Кажется, так, но не могу точно ручаться.

— Вот-вот, — подхватил Генкин, — и мы перекрестили его в Таньку, вернее, ты перекрестила.

— Чань-тань? — переспросил Петр. И тут же вспомнил кусочек обоев, оторванный им у телефонного аппарата, укрепленного на стене коридора разоренной квартиры Ояра. Каракули на этом клочке напоминали скоропись китайского иероглифа «Чжен». Неужели?

— Может быть, Чжен-тань? — неуверенно предположил он.

— Точно! — всплеснула руками Ирина. — Именно так, но птичий язык такой трудный, и я не запомнила. Точно ты сказал, Чжен-тань.

— Женщины вообще плохо запоминают сложные вещи, и даже вчерашний день, — желчно заметил Арнольд Григорьевич.

Но Меркулов не слушал его. Вот он, конец ниточки, в его руках! Не зря, ох, не зря оторвал он кусочек обоев и не просто так подарил Юри птичку той женщине, которую когда-то любил. А, может быть, продолжал любить? Кто знает?

Чжен-тань по-китайски означает «шпион»! Неужели Ояр предполагал: когда-нибудь его друг будет вынужден пойти по его остывающим следам, и оставил ему нечто вроде маячка, зная, что оба они в молодые годы были китаистами, и Петр никак не минует дома Ирины, лишь только встретившись с ней? Нет, тут попахивает мистикой! Хотя Ояр был человеком-загадкой и оставил после себя немало неразгаданных тайн.

— Итак, птичку зовут Чжен-тань, — задумчиво повторил Меркулов.

— А мы сделали доброе дело, — доедая мороженое, усмехнулся Генкин. — Общими усилиями вернули чижику его истинное доброе имя. Выступили, так сказать, в роли комиссии по реабилитации.

— Перестань, — поморщилась Ирина.

Петру захотелось бросить все, оставить недоеденный обед, спуститься вниз, прыгнуть в машину и поскорее примчаться домой. Вдруг чижик не зря косил на него черным глазом-бусинкой? Но до вечера еще долго, и придется потерпеть.

После обеда разошлись по своим делам. Генкин заперся в кабинете и, сев за стол, немедленно записал на маленьком листочке бумаги: «Чжен-тань». Положив ручку, он задумчиво покусал ноготь большого пальца, решая, как поступить. Наконец он снял телефонную трубку и набрал знакомый номер.

— Здесь слушают, — после нескольких гудков отозвался хриплый голос.

— Есть маленькая новость, — вкрадчиво сказал Арнольд Григорьевич. — Действительное имя птички Чжен-тань. Видимо, это на китайском или японском, но скорее на китайском. Юри в молодости был китаистом. Меркулов тоже знает этот язык, я уверен. Не было ли тут нечто предусмотрено заранее?

— Возможно, — после некоторой паузы отозвался хриплый голос. — Есть еще что-нибудь?

— Нет, но птичка у Меркулова.

— Хорошо, — и в наушнике раздались гудки отбоя. Генкин положил трубку и бледно улыбнулся: он сделал все, что мог. Теперь черед действовать пришел другим людям…

К вечеру, когда Генкин уже отправился домой, Снегирев, как это делал обычно, прокрутил запись его телефонных переговоров и, услышав знакомый сиплый голос, тут же насторожился. Бедный Арнольд, если бы он знал, что каждое его слово зафиксировано бездушным электронным аппаратом на тонкой магнитной ленте.

Закончив прослушивание, Сан Саныч некоторое время молча курил, развалившись в кресле и раздумывая. Пожалуй, у него сегодня выдается достаточно свободный вечер — Пак куда-то умчался по своим делам, в которые не посвятил советника по безопасности. Ну и черт с ним!

Сняв трубку телефонного аппарата — Александр Александрович совершенно точно знал, что он никем не прослушивается, и даже постоянно специально проверял это, чтобы лишний раз удостовериться, — он набрал номер Агамова.

— Да? — Давид откликнулся сразу, словно ждал его звонка.

— Привет, это я, — поздоровался Снегирев.

— Рад слышать. Чем обязан?

— Сегодня наша девочка разговаривала со старым шмелем, — на всякий случай Снегирев предпочитал говорить эзоповым языком. — Оказывается, маленький подарок нашего покойного знакомого имел специфическое восточное имя, вероятнее всего, китайское.

— Вот как? — заинтересовался Агамов.

— Представь себе, — усмехнулся Сан Саныч. — Приятель был не так прост.

— Кстати, человек нашего круга оценивал его очень верно и достаточно высоко, — заметил Давид. — И не ошибся. Я хочу, чтобы вы поскорее увиделись. Как у тебя сегодняшний вечер?

— В принципе, я свободен, но лучше перезвони и предупреди заранее, я буду ждать.

— Не уезжай пока, — попросил Давид. — Эта линия у тебя чистая?

— Абсолютно!

— Хорошо, я перезвоню…

«Ну вот и поехали, — положив трубку, подумал Снегирев. — Куда-то приедем в конце концов?..»

После той памятной ночи, когда снайпер всадил Малахову пулю в голову, страх очень долго не отпускал Кларикова и стал как бы его вторым «я», вполне естественным состоянием: он с ним ложился и вставал, садился за стол, ехал в транспорте и ходил на службу. Но Серега быстро научился умело скрывать его, чтобы, упаси господь, не случилось еще чего похуже.

Сначала он боялся, удастся ли прилепить на халат хозяина микродатчик, чтобы тот подал сигнал снайперу, где находится цель. Потом боялся, что Адвокат заметит прилипшую бусинку, потом боялся, что не успеет ее уничтожить, потом боялся, что ее обнаружат вместе с остатками микропередатчика все вокруг перерывшие оперы из уголовки. Но больше всего боялся Корейца и Сан Саныча Снегирева — тот мужик ушлый, может просто догадаться, что к чему, и начать потихоньку разматывать ниточку.

Нервов Сереге на допросах потрепали много, но отстали, поскольку против него не было никаких улик, кроме того что он в момент убийства находился в квартире при исполнении обязанностей охранника покойного Малахова. Лицензия у Кларикова оказалась в полном порядке, никаких судимостей или компрометирующих материалов на него не имелось, и оперативники, попугав для порядка, отпустили его. И даже не сделали обыск в квартире, где в тщательно оборудованном тайничке Серега спрятал доллары, полученные от людей Чумы за подставу Адвоката под выстрел.

Однако доллары не радовали: еще оставались Пак и проклятый Снегирев. Кларикова перевели в охрану казино, поскольку Малахов в телохранителях уже не нуждался, а у Леонида имелась своя гвардия. Снегирев же вообще предпочитал обходиться без лишних глаз и ушей. Но как знать, не рыл ли он под Серегу — ведь Пак слов на ветер не бросал, а он обещал найти и сурово покарать того, кто убрал Адвоката.