Ржавый Рыцарь и Пистолетов - Ирина Мельникова

Галдящую и возбужденную долгим ожиданием прессу заблаговременно оттеснили за металлическое ограждение, которое дублировали несколько бравых ребят из ОМОНа. Даша поморщилась. Четыре бойца, четыре дубинки! Ну, это слишком! Зачем потребовалось вызывать ненужный ажиотаж? Эта гомонящая свора непременно за такой подарок уцепится, акцентирует его и растиражирует по всей России.

Даша вздохнула. Что ж, ей не привыкать быть героиней скандальных хроник! Но как бы ей ни хотелось заткнуть прессе рот, чтобы в эти скорбные дни не полоскали в помойном ушате Пашино имя, не стряпали бы грязные куличики сплетен по поводу их отношений, она понимала и готова была к этому изначально, что подлых инсинуаций, публикаций и комментариев не избежать. Такова суть постсоветского менталитета — черпать силы и отбирать последнее, вплоть до надежды, у людей, стоящих на краю пропасти.

Ей тоже слишком часто кричали вслед: «Порви ее! Порви!», чтобы она могла надеяться на сострадание и понимание, а про жалость в этой среде и вовсе забыли. А ведь жалость издревле была на Руси синонимом любви. «Жалеет, значит, любит!»…

Она мысленно перекрестилась и шагнула навстречу стае молодых стервятников, возбужденных запахом крови и сплетен.

Глава 21

Вернувшись в номер, Даша первым делом отключила телефон и задернула тяжелые шторы на окнах. Но, проснувшись по старой журналистской привычке в назначенное для побудки время: 18.30, и ни минутой позже, позволила себе немного поваляться в постели. В номере было так тихо и темно, что она ощутила себя замурованной в саркофаге и включила настенное бра в изголовье. Будильник на прикроватной тумбочке подтвердил, что до выхода в эфир информационной программы осталось еще двадцать минут. Даша непременно хотела посмотреть местные новости. Она не сомневалась, что сумела достойно осадить журналистскую братию, но прекрасно понимала, что изрядно их разозлила. И теперь следовало ждать ответной и, бесспорно, адекватной реакции.

Она закрыла глаза и, чтобы отогнать от себя жуткие видения, вспомнила, как она впервые встретилась с Павлом девять лет назад. Ей было чуть за тридцать, ему не хватало двух лет до сорока. Почему она тогда отвергла его любовь, ведь все было ясно с первой секунды их встречи? Господи, как он хотел ей понравиться, а она была строга и неприступна, потому что была замужней дамой с двумя детьми и известной в городе журналисткой. Многие тогда подбивали под нее клинья, но она не позволяла себе даже легкого флирта, потому что впереди у нее была цель, известная только ей одной. И к ней она шла, невзирая на рыскающих в округе волков: соблазны красивой жизни, быстрые деньги, которые новоявленные богатеи предлагали ей в обмен на постель.

Пашу тогда она не восприняла серьезно. Ей казалось, что он ничем не отличается от тех тупых братков с золотыми цепями на могучих шеях, бритыми черепами и волосатыми, унизанными кольцами пальцами. Конечно, она выдала на-гора цикл удачных и смелых по тем временам статей о нем и его бизнесе, о Паше в крае узнали, заговорили. Но Даша никогда не считала, что ее публикации в газете послужили Павлу трамплином, к тому времени он уже во многом преуспел. Однако она сумела показать его истинные человеческие качества, которые в начале девяностых усиленно загоняли под лавку, и это наверняка помогло ему выиграть выборы в краевую Думу.

Депутатом Паша оказался вовсе даже не плохим — обязательным в своих обещаниях и внимательным к избирателям. К тому же он почувствовал вкус к меценатству, к чему его опять же подтолкнула Даша, познакомив с Арефьевым и Олялей. Занявшись благотворительностью, Лайнер набрал себе гораздо больше очков у избирателей, чем тогда, когда скупал все подряд: заводы, фабрики, банки, шахты, леспромхозы, прииски и теплоходы. Правда, не в Дашиных силах было остановить поток проходимцев, желавших вытянуть у него деньги на разные сомнительные мероприятия.

Так, однажды Лайнер похвастался, что выделил приличную сумму в долларах на организацию конгресса жонглеров Сибири и Дальнего Востока. В другой раз купился на пылкие речи явного шизофреника, обнаружившего буддистскую Шамбалу в окрестностях Краснокаменска, и оплатил расходы на экспедицию. Когда Паша показал ей смету, Даша чуть не упала со стула от смеха: в списке необходимого оборудования значились микроволновая печь, японский телевизор и женская дубленка. А Паша подмахнул бумагу не глядя и, кажется, не слишком расстроился из-за подобного казуса. Просто он умел держать удар и не показывал, как ему тяжело, даже тогда, когда ему действительно было очень и очень больно.

Деньги эти исчезали в карманах «подвижников» навсегда, но на смену им приходили все новые и новые мошенники, пока Даша не уговорила Павла создать благотворительный фонд и экспертный совет при нем, который оградил его пожертвования от жуликоватых попрошаек всех мастей и направил их тем, кто в этой помощи по-настоящему нуждался.

Да, она чувствовала свою власть над этим сильным и красивым человеком. Ей нравились его преданность, искренность и даже бесшабашность, но она где-то прочитала, что чересчур пылкая любовь очень быстро и печально заканчивается. В то время она слишком доверяла чужому опыту и лишь недавно поняла, что человек учится только на собственных ошибках, на собственных потерях и неудачах. И почему она не ответила на Пашину любовь, почему прошла мимо? Ведь все у нее было плохо с Богатыревым! Он дико ревновал ее, отслеживал каждый шаг и каждую встречу, требовал детальных отчетов о всякой минуте, проведенной вне дома. Ненавидел ее друзей, глумился над первыми рассказами, которые Арефьев напечатал в местном литературном альманахе, рылся в ее бумагах и уничтожал стихи, в которых находил хотя бы слабый намек на любовь…

Она бы ушла от него, но куда? С двумя детьми в мамину однокомнатную квартиру? Зарплата и гонорары, которые выплачивали в газете раз в три-четыре месяца, не позволяли ей снимать жилье, и Даша вынуждена была терпеть… А Пашу оттолкнула еще и потому, что не хотела, чтобы ее обвинили в корысти…

Потом в Краснокаменске появился Макаров. И она забыла о своих принципах, даже Богатырева перестала бояться, потому что влюбилась с первого взгляда, с первого мгновения их знакомства. Даша брала у Влада первое его интервью в должности начальника краевого управления милиции и после не могла себе объяснить, что произошло между ними, почему она столь безоглядно бросилась в этот омут изначально обреченных отношений?

Ведь Паша и чище был, и светлее, но Даша не прощала ему ошибок, а Макаров в мгновение ока заслонил ей свет, и она перестала замечать все и вся вокруг, вернее, не хотела замечать. Это было непозволительным, почти преступным проколом для журналиста, но она впервые ощутила себя женщиной и не обращала внимания на тревожные звоночки, чьи трели порой резали уши, а она привычно зажимала их ладонями…