Шрам - Чайна Мьевиль

В последний раз в ее нутро вот так залезали, когда подвергали переделке. Флорин стал помягче орудовать своим инструментом.

Как он и предполагал, Анжевина передвигалась благодаря старому, неэффективному двигателю, нуждавшемуся в ремонте. Вкратце объяснив все Анжевине, Флорин под ее испуганные вскрики занялся демонтажем.

Наконец она успокоилась (назад пути уже не было, сказал ей Флорин жестко: она больше никогда не сможет двигаться, если оставить ее в таком виде). И когда он закончил работу несколько часов спустя и вылез из—под нее, потный, в масляных пятнах, и поджег топливо в ее переоборудованном котле, она сразу же почувствовала разницу.

Они оба устали и были смущены. Когда давление в котле поднялось и Анжевина покатилась, почувствовав новые резервы мощности, когда она проверила топку и поняла, насколько меньше тратится теперь угля, ей стало ясно, сколь многим она обязана Флорину. Но Флорину было так же неловко выслушивать ее благодарности, как ей — произносить их, а потому с обеих сторон слышалось лишь неразборчивое бормотание.

Позднее Флорин, устроившись в своем чане с морской водой, принялся размышлять над тем, что он сделал. Теперь она может забыть о ежечасных поисках топлива. Ее разум освободится: ей больше не нужно постоянно думать о котле, не нужно просыпаться ни свет ни заря, чтобы подбросить угольку в топку.

Он усмехнулся.

Поднимаясь после ремонта, Флорин заметил свежую царапину на ее шасси — вероятно, задел ключом или отверткой. Он оставил след на испачканной им металлической поверхности. Анжевина неизменно следила за чистотой своих металлических деталей, а потому царапина была довольно заметна. Флорин поежился от неловкости.

Когда Анжевина увидела царапину, ее губы скривились от гнева. Но шли минуты, злость понемногу рассеялась, выражение ее лица переменилось. И перед уходом, пока Шекель стоял, дожидаясь ее в дверях, она подкатила к Флорину и спокойно сказала ему:

— Не переживайте из—за этой царапины. Вы просто чудо сотворили. А эта отметина… Ну, это часть ремонта. Часть обновления. — Она улыбнулась ему и удалилась, не оборачиваясь.

— Я очень рад, — машинально пробормотал Флорин, довольный и смущенный. Он устроился поудобнее в своем чане. — Вообще—то это ради парнишки. Ради Шекеля.

В Заколдованном квартале Армады было всего десять более или менее крупных кораблей, упрятанных в одном из носовых уголков города, на границе с кварталами Сухая осень и Ты—и–твой короля Фридриха.

Подданные энергичного торгаша Фридриха по большей части игнорировали призрачные корабли рядом с их кварталом, интересуясь в первую очередь своими базарами, цирками гладиаторов и ростовщиками. А вот в Сухой осени близость Заколдованного квартала ощущалась через узкую кромку разделявшей их воды, пагубно влияя на владения Бруколака. Там, где Сухая осень соседствовала с заброшенными кораблями, его собственные суда имели жалкий и неприглядный вид.

Возможно, жители квартала обладали обостренной чувствительностью к мертвецам и неживым из—за присутствия в Сухой осени Бруколака и его приближенных—вампиров. Может быть, именно поэтому в Сухой осени, в отличие от Ты—и–твой, постоянно помнили о близости проклятого Заколдованного квартала.

Оттуда исходили жуткие звуки, бормотания, разносимые ветром, слабое тарахтение двигателей, трение чего—то о что—то. Некоторые утверждали, что все это — иллюзия, порождаемая ветром и странной архитектурой древних кораблей. Но верили в это лишь немногие. Иногда какая—нибудь группка (неизменно из недавнего пополнения) отваживалась отправиться на эти корабли, но все возвращались несколько часов спустя с перекошенными лицами, бледные, и отказывались говорить об увиденном. А случалось, конечно, что смельчаки и не возвращались.

Ходили слухи, что попытки отделить эти десять кораблей от остального города (затопить их, стереть Заколдованный квартал с карты Армады) заканчивались пугающими неудачами. Большинство армадцев питали суеверия насчет этого тихого места, но, несмотря на все свои страхи, против уничтожения квартала они категорически возражали.

На заколдованные корабли не садились птицы. Эти указующие в небеса старые мачты и их обрубки, эти покрытые грибком просмоленные остовы и драные паруса имели безлюдный, заброшенный вид.

Если кто—то хотел побыть в одиночестве, он отправлялся на границу Сухой осени и Заколдованного квартала.

Под холодной ночной моросью стояли двое людей. Кроме них, на палубе клипера больше не было никого.

Перед ними в тридцати футах находилось длинное узкое судно — древняя галера, пустая и неосвещенная, корпус которой потрескивал в непрестанном движении на непрекращающемся ветру. Мостки, соединявшие ее с клипером, прогнили и были перегорожены цепями. То было носовое судно Заколдованного квартала.

За спинами этих двоих шумела центральная часть города — хаотичные торговые галереи, переходившие, петляя с судна на судно, театры, танцевальные залы. На самом же клипере царила тишина. Несколько палаток на его палубе были необитаемы. Те немногие, кто жил здесь, уже поняли, кто стоит на палубе корабля, и старались не попадаться им на глаза.

— Ничего не понимаю, — тихо сказал Бруколак, не глядя на своего собеседника. Его спокойный хрипловатый голос был едва слышен. Ветер и дождь откинули с лица гриву его волос, и он уставил взгляд в черную воду моря за галерой. — Объясни. — Он повернулся к Утеру Доулу и поднял брови с выражением легкого испуга на лице.

В отсутствие телохранителей, стражников, случайных свидетелей яростная напряженность в их отношениях пропадала. Их жесты почти не выдавали предосторожности, характерной для первой встречи.

— Я ведь тебя хорошо знаю, Утер, — сказал Бруколак. — И мы на одной стороне. Я искренне тебе доверяю. Я доверяю твоему чутью. Я знаю, что ты думаешь. И мы оба знаем, что ты лишь по идиотской случайности оказался с ними, а не со мной. — В его голосе послышалось сожаление, легкая нотка сожаления.

Бруколак водянистыми глазами смотрел на Утера Доула. Его длинный раздвоенный язык попробовал воздух, потом Бруколак заговорил снова.

— Скажи мне, дружище, скажи мне, что происходит. Сиськи лунные! Не могу поверить, что ты поддерживаешь эту дурацкую идею. Ты что, чувствуешь себя виноватым? Да? Из—за того, что подсказал им эту мысль? Если бы не ты, они сами никогда бы до такого не додумались. — Он чуть наклонился, не прерывая речи. — Дело ведь не во власти, Утер. Ты это знаешь. Да мне насрать, кто возглавляет Армаду. Мне, кроме Сухой осени, ничего не нужно. Саргановы воды всегда были сильнее других, и меня это устраивает. И не в этом вонючем аванке дело. Проклятье, да будь у меня надежда, что из этого что—нибудь получится, я был бы с вами. Я же не похож на этих жопоголовых из Дворняжника, которые несут всякую чушь, мол, это «против природы», «нельзя заигрывать с потусторонними силами», и всякую такую херню. Слушай, Утер, если бы я думал, что сделки с демонами помогут усилению города, я первый пошел бы на это.