«Черные кабинеты» История российской перлюстрации. XVIII – начало XX века - Владлен Измозик

Нередко еще до официального уведомления из Департамента полиции о просмотре корреспонденции того или иного политического ссыльного эта почта перлюстрировалась местной полицией и жандармерией. В Олонецкой губернии пудожский уездный исправник 20 апреля 1904 года послал начальнику ГЖУ выписку из заказного письма ссыльного князя В.А. Кугушева А.Д. Цюрупе в город Вытегру, сообщая, что «подлинное письмо сдано обратно на почту для отправки по адресу». 27 апреля уездный исправник послал начальнику ГЖУ еще три выписки из писем Кугушева, а также фотографии, которые были приложены к одному из писем. 7 мая, посылая в ГЖУ две копии с писем и телеграмм, адресованных Кугушеву, пудожский полицейский надзиратель отмечал, что они получены частным образом с земской почты. Между тем бумага из ДП о просмотре корреспонденции Кугушева была доставлена олонецкому губернатору лишь 26 апреля 1904 года750.

В Олонецкой губернии летом 1908 года работала этнографическая экспедиция сотрудников Александровского университета из Гельсингфорса. Губернатор разрешил магистру философии Куйола, кандидату философии Сальминену и шведскому ученому Хальстрому беспрепятственное передвижение и производство фотоснимков. Одновременно губернатор поручил местным властям учредить «негласное бдительное наблюдение» за членами экспедиции. Кроме опросов местных жителей и наружного наблюдения использовалась и перлюстрация корреспонденции751.

Иногда в случае языковых трудностей при проведении перлюстрации привлекались эксперты из числа местной интеллигенции. Например, Вятское ГЖУ в начале 1917 года для перевода переписки с татарского языка обратилось к профессору Казанского университета Н.Ф. Катанову, уплатив ему 100 руб. В другом случае экспертизу письма провел учитель чистописания из вятской гимназии752.

Существовала и профессиональная взаимопомощь. Например, в начале XX века вятские жандармы при чтении зашифрованных писем социал-демократов пользовались «ключом», который получили от жандармов Урала753. Начальник Кронштадтского жандармского управления доносил 22 ноября 1912 года в ДП, что учительница из Либавы М. Шапир, поддерживающая связь с матросами, ведет переписку при помощи фенолфталеина:

На внутренней стороне конверта или между строками обычного содержания письма <…> пишется, совершенно чистым мягким пером, разведенным фенолом истинное содержание, который высыхая не оставляет никаких следов. Для проявления достаточно слегка провести по письму нашатырным спиртом, после чего сначала получается багровый след, а затем постепенно выступает написанное, уже в темных красках754.

Можно предположить, что такое детальное указание было основано на личном опыте.

Одобряя и поддерживая ведение перлюстрации жандармскими управлениями и охранными отделениями, Департамент полиции и министр внутренних дел требовали лишь, чтобы она проводилась без явных следов вскрытия. Например, 24 декабря 1911 года вице-директор ДП С.Е. Виссарионов сообщал «совершенно доверительно» начальнику Иркутского ГЖУ М.И. Познанскому, что в ДП доставлено письмо от 23 ноября из Иркутска в Геную, «задержанное на почте вследствие имеющихся на оболочке грубых следов вскрытия», и предлагал «принять все меры к недопущению <…> столь небрежного обращения с корреспонденцией, подвергаемой просмотру»755. Этому вопросу была посвящена и справка от 28 ноября 1912 года, направленная М.Г. Мардарьевым в ОО ДП. Фактически уже руководивший деятельностью «черных кабинетов», Михаил Георгиевич указывал, что постоянные жалобы на вскрытие писем обратили внимание господина министра внутренних дел (А.А. Макарова), приказавшего «раз навсегда покончить с этим вопросом». Между тем, как отмечал Мардарьев, в большинстве случаев неумелое вскрытие – это результат распоряжения жандармских властей. Наибольшее количество таких «промахов» происходит в Сибири и южных губерниях. Самое неумелое и небрежное вскрытие писем проводят главным образом в Пензенском РОО. Часто вскрытие производится из простого любопытства. В результате это создает угрозу лишить органы политического розыска «возможности добывать и этим путем иногда действительно ценные сведения». Итак, все сентенции данной справки свелись к рекомендации проводить перлюстрацию «осторожно и умело, чтобы адресат даже не мог подозревать произведенной манипуляции». Предлагалось использовать пар (изобретение В.И. Кривоша), ибо «как все, так и технические приспособления во всех отраслях идут вперед, поэтому и в этой области необходимы нововведения»756.

Попытки осуществления перлюстрации предпринимались и сторонними структурами. Например, 29 января 1913 года в МВД обратился начальник Томского ГЖУ, информируя о попытке сотрудника Разведывательного бюро Генерального штаба организовать цензуру переписки и возражая со своей стороны против такой самодеятельности. В результате товарищ министра С.П. Белецкий 17 февраля направил письмо первому обер-квартирмейстеру Главного управления Генерального штаба Н.А. Монкевицу, руководителю военной разведки и контрразведки, в котором объяснял невозможность основания перлюстрации при посредстве низших агентов контрразведки. В свою очередь Монкевиц 2 марта информировал Белецкого о распоряжении проводить почтовую цензуру в военных округах «исключительно через начальников контрразведывательных отделений, их помощников и чинов для поручений»757.

Вместе с тем были случаи, когда некоторые почтово-телеграфные чиновники отказывались от сотрудничества с чинами охранки и даже не выполняли циркуляры о задержании антиправительственной литературы. Директор ДП С.П. Белецкий 29 октября 1915 года направил письмо начальнику Главного управления почт и телеграфов В.Б. Похвисневу с просьбой о задержании и конфискации речи Зигеля. 29 декабря Белецкий уведомлял Похвиснева, что, несмотря на распоряжение начальника Ростовского почтово-телеграфного округа вскрывать и просматривать всю еврейскую корреспонденцию из Америки для обнаружения речи Зигеля, начальник Острогожской почтово-телеграфной конторы Рубинский ее не вскрывает758.

Глава 3

Служба перлюстрации и дешифровки дипломатической почты в XIX – начале XX века

Зарождение особой службы перлюстрации дипломатической переписки можно датировать началом XIX века. В 1803 году в Министерстве иностранных дел появился «для сочинения по секретной части» Х.И. Миллер, ставший впоследствии действительным статским советником. Высочайшим повелением 7 ноября 1804 года управляющим «цифирной частью» был назначен действительный статский советник А.И. Граудер, а Миллер являлся его помощником. Их задачей были дешифровка иностранной дипломатической переписки и разработка собственных ключей759. Для руководства всей этой деятельностью в МИДе был создан Цифирный комитет, в который входили руководители министерства. Цифирный комитет заседал под председательством товарища министра, рассматривал и обсуждал составленные и раскрытые шифры, определял вознаграждение за данные работы. Всей деятельностью по перлюстрации дипломатических депеш ведал канцлер Российской империи (министр иностранных дел).

Для помощи дешифровщикам дипломатической переписки привлекались и другие ведомства. В частности, 6 ноября 1800 года Павел I утвердил создание «Тайной полицейской экспедиции». Среди ее задач предусматривались расходы «на пенсионы швейцарам у иностранных министров», а в одной из дополнительных бумаг отмечалось: начальника нового учреждения «награждать должно тем, что он потребует, если б скрал цифры у какого иностранного министра»760. Вместе с тем по‐прежнему использовались способности секретных чиновников Петербургского почтамта. 18 мая 1808 года Александр I направил предписание петербургскому почт-директору Н.И. Калинину: «Все письма, на чье бы имя оные ни были, которые от министра иностранных дел графа Румянцева будут к вам присылаемы для перлюстрования, вы, в силу сего, имеете перлюстровать… и потом к нему с таковых писем доставлять точные копии»761. Перлюстрация дипломатической почты в Петербургском почтамте, как отмечалось в предыдущей главе, продолжалась и в последующие десятилетия. Приведу один пример. С 14‐го по 26 августа 1856 года проходила коронация Александра II (согласно традиции – в Москве). При этом уже 21 мая в ходе всеподданнейшего доклада главноуправляющего Почтовым департаментом В.Ф. Адлерберга было решено по случаю предстоящего переезда в Москву двора и дипломатического корпуса «откомандировать под благовидным предлогом» трех чиновников секретной экспедиции Петербургского почтамта, поскольку московские перлюстраторы дипломатической почтой не занимались. Один из откомандированных являлся опытным перлюстратором, двоим другим поручалось заниматься переводом дипломатических депеш, перепиской их и шифров. Ехать в Москву эти чиновники должны были «под видом отпуска». Соответственно, деньги на проезд, наем жилья и проживание были им отпущены из секретных сумм762.