Механист - Вадим Вознесенский

Вождь, наверное, со стороны похож на вооруженного тяжелым палашом механиста в той памятной потасовке. Неповоротливого, огрызающегося Убийственными, но разочаровывающе медленными выпадами. К тому же вогулу приходится противостоять чарам соблазна, умноженным феромонной такой, — он тоже наг, и никак невозможно скрыть весьма качественную эрекцию. Впрочем, тащатся все зрители, наблюдая больше за метаниями короткой юбчонки над полушариями ягодиц, чем за амплитудой кулаков.

Вождь держится — он все-таки крепче, чем был механист в первый день на свободе. Внешне хладнокровен, вынослив, силен. Его чуйка упреждающая — отходы, увороты, блоки. Он ждет одной-единственной ошибки — ему хватит.

Девушка танцует вокруг слишком большой опасности.

Пока безошибочно. Подсечка, прыжок, финт. Пассы руками — не столько для нападения, сколько для самофокусировки и поддержания ритма.

Вогул несколько раз плавно отводит удары и несколько раз проваливается в контратаке.

И снова — подсечка, прыжок, финт. Отход, уворот, блок.

Все это выглядит неоправданно затянувшимся.

Потом вождь делает именно то, о чем предупреждал механиста Богдан. Выбрав момент, разворачивается, словно ему наскучили детские забавы, и делает жест рукой — баба ваша. Батыры срываются с места.

Такое ощущение, что девушка ожидала такого продолжения. Она толкнула воздух ладонью — один из воинов опрокинулся, глотая кислород, как выброшенная на берег рыба. Теперь в ходу сила — заемная. Венди нырнула в самую толчею, и кто-то упал, царапая в кровь глаза, ибо увидел разумом нечто ужасное. Обнаженное тело мелькнуло среди шуб, и последовало еще одно падение — пострадавший банально сжимает пах обеими руками. Девушка выбралась наружу — длинная царапина поперек спины и растрепанная коса.

Старьевщик заорал. Тупо заорал, пытаясь в крике выплеснуть максимум энергии и сломать распинающую его палку. Тщетно.

Идиотка.

Очередной бабский стратегический замысел терпит фиаско. Эти голые ляжки, феромоны и танцы в толпе разъяренных вогулов, отчаянный риск — не для победы в схватке один на один. Хрупкая жертва — все для него. Попытка снова разбудить в нем человека. Мужчину. В Убийце.

А тот вяло наблюдает за ходом поединка и цинично кивает, находя подтверждение своим прогнозам. Навалились — да. И пустят по кругу — уже скоро.

— Ты, мля! Сука! — Старьевщику вдруг стало все равно, что Богдан легко поднимает его одной рукой и ломает оленьи рога, как сухой валежник. — Помоги!

Убийца удивленно посмотрел на механиста:

— Мои войны давно закончились.

Все войны когда-нибудь становятся твоими, а, Старьевщик? Приходит твое время, но война, которая неожиданно стала твоей, уже обречена. Что могут сделать двое против двух десятков? Многое — остаться достойными. Достоинство — глупое словечко?

— По фигу ты, — прорычал Вик, брызжа слюной. — Помоги. Мне. Освободиться. Острием. Подцепи узел. И сиди. Смотри дальше.

Стрельбы в куче барахла — они ведь так близко, вогулы так увлечены травлей глупой девчонки. Когда механист пододвинулся так, чтобы наконечником привязанного к плечам копья можно было резать веревку на его ладони, Богдан на мгновение задумался: — Хорошо. — И просто свел руки.

Древко переломилось с сухим хрустом в трех местах — на загривке Убийцы и возле локтей. Богдан вытряхнул из рукава верхнюю часть копья и лезвием легко срезал Вику веревки:

— Ну, иди.

Бросаясь вперед, Старьевщик краем глаза заметил, как Килим подставляет Убийце свои узлы.

Внимание на механиста обратили, уже когда он дотянулся до стрельб. Кинулись навстречу — один из вогулов почти успел полоснуть длинным клинком сверху вниз. Но «почти», как известно, не считается.

Стрелять в него механист не стал — слишком близко, а крупная дробь хороша на излете. Пальнул чуть ли не через плечо, возле самого уха — по набегающим сзади. Двоих отбросило назад. А первого, оглушенного выстрелом, осадил прикладом в висок — под смачный протест сминающегося черепа. Затем отбросил разряженную стрельбу и выдернул из чехла у своих ног вторую. Подцепил рюкзак на локоть и со стрельбой наперевес принялся уходить в сторону — от него немного отхлынули, а Венедис, уже зажатой в угол, приходилось тесновато. Зацепить ее, стреляя в толпу, механист побоялся.

Внимание большинства вогулов все-таки было поглощено девушкой. Еще один боец подвернулся механисту под руку, но Вик снова не стал стрелять. Дробь — оружие массового поражения. Старьевщик использовал другой безотказный прием — приглушил талисман, а когда вогул беспечно ломанулся в сознание, охладил зубную коронку, вдохнув морозный воздух, и восстановил питание схемы. Помнится, после такого фокуса Венедис сильно рвало. Со всеми выходит по-разному. Этот завалился на бок, и из прокушенного языка потекла кровь. Осталось только добить — каблуком в кадык.

Механист поискал среди толпы свою спутницу — мельтешит. Сверкнуло, пахнуло озоном, кто-то взвыл. Значит, она еще в строю. Потерпи, деваха, немного осталось. Когда нет возможности перебить кучу народа — следует переходить от количества к качеству. Такая вот диалектика. Качественными показателями Вик избрал для себя вождя с шаманом и, памятуя поговорку про двух зайцев, определился на лидере духовном. Опять же, идеология — раз, и мужик никуда не бегал, вроде как беззащитно камлал у костра — два. Плохо одно — даже заправленная керамикой стрельба бессильна против шамана. А оружие механиста вообще снаряжено свинцовой картечью. Горюя, что так и не дошли руки приладить к стволу крепление для штыка, Вик сосредоточился на том, что прежде разбирательств надо хотя бы добраться до цели.

Стрельбу понадобилось разрядить в другого, неудачно оказавшегося на пути вогула. Жалко, истратил заряд на одного, зато с летальным исходом — дробь разворотила голову напрочь, сделав лицо похожим на сырую отбивную. Вик, перезаряжаясь на ходу, уже почти дотянулся до шамана, когда в бок ему, на секунду отвлекшемуся, врезалось потное тяжелое тело с изрядным запасом инерции. Оба покатились — вождь и механист. Вогул оказался действительно сильнее, к тому же более подвижным из-за отсутствия шмоток. Он почти сразу притиснул Старьещика к земле и надавил предплечьем на горло. Вику оставалось только барахтаться под его массой и пытаться свободной левой рукой достучаться в почки. Стрельбу из правой он почему-то так и не выпустил. Видимо, беспорядочные тычки в бок все-таки оказались болезненными, или с почками намечались проблемы, но вождь, не ослабляя хватки, перекатился с механиста в сторону и даже ухитрился приложиться коленом в грудь.

Для таких ударов позиция получилась на редкость удачной — Вик понял, что второго контакта с коленом его ребра не перенесут. И отсутствие кислорода давало о себе знать. Он еще раз попытался вывернуться и уже в потерянном фокусе безразлично отметил, что конец у вогула все так же возбужденно торчит. К нему-то слабеющий сознанием механист и приложил разгоряченный после недавнего выстрела ствол стрельбы.

Мордой о печку, говорите? Ага — почувствуй шкуркой накал сраженья. Ствол, конечно, не печь, но и головка у члена — не дубленая. Вождь заскулил, не в силах обезболиться из-за талисмана Старьевщика, и кувыркнулся назад, прикрывая свое нежное хозяйство ладонями. Не мешкая, в каком-то змеином прыжке Вик зарядил наотмашь прикладом куда бог пошлет, потом, не надеясь на ослабевшие руки, накинул на шею вогула перевязь стрельбы, крутанул ее, стягивая петлю, уперся коленом в позвоночник и душил, душил, душил…

Разошелся. Странно, что никто не подоспел на помощь вождю. Вогулов на самом деле стало меньше или это только кажется? Вик, отхаркиваясь, поднялся. За собой он определил четыре стопроцентных трупа и двоих — минимум хорошо подраненных. На счету Венедис — самое меньшее трое. Килим? Его не было видно, все-таки он не боец, а охотник. Кажется, его можно отнести к потерям. Жалко. Привык к его молчаливому присутствию.

Прочь эмоции. Как ни верти, но противников они уполовинили. И наполовину обезглавили.

Кстати. Шаман. Замерший возле костра здесь и где-то на промежуточных уровнях сознания — там. Отчего-то никак не участвующий в потасовке. Вот он — совсем рядом. Ха. Если целенаправленно не гоняться за двумя зайцами, они могут повстречаться тебе сразу в одном месте. Механист двумя прыжками поравнялся с вогульским видутаной и даже с некоторым сожалением загнал нож под дых. По самую рукоятку. Как в покорного барана.

Что-то кричит Венедис. Оставшиеся в живых вогулы шарахаются в стороны. Вик недоумевает — это с чего бы вдруг? Просто одним трупом; стало больше. А то, что так примитивно получилось — убитые из стрельбы тоже особых проблем не создавали. Но потом и у самого механиста бегут мурашки по коже. Хоть навидался он всякого.