Любовь с чистого листа - Кейт Клейборн

Не самый громкий комплимент, к тому же Рид уставился в потолок с сосредоточенным лицом, будто пытается решить невероятно сложную задачу. Будто на потолке полно чисел, а он ищет решение, которое невозможно найти.

Я тоже смотрю на пустую поверхность над головой. Вспоминаю прогулки с Ридом. Конечно, он немного расслабился. Все еще любит нью-йоркскую еду и, кажется, проникся симпатией к знакам и вывескам. Но в толпе он все еще стискивает челюсть, раздражается в самых громких и ярких местах города.

— Надо его полюбить, — говорю я осторожно, не смея надеяться. Не желая давить на него в этот раз. Только не с этой темой. — Если для тебя возможно любить Нью-Йорк, как люблю его я, то останься.

Представляю, как мои слова взлетают к месту на потолке, куда мы оба смотрим. В них очень легко что-то зашифровать. Все видно, все, что я не решаюсь сказать, о чем запрещаю себе думать.

«Я», «люблю», «тебя». «Останься».

Он поворачивает ко мне голову.

— Я люблю кое-что в нем, — отвечает он.

Я глубоко вдыхаю и отрываю взгляд от потолка, от своих выдуманных букв. Смотрю на него и вспоминаю: в баре он сказал, что не всегда говорит то, что думает.

Никто из нас не говорит. Никто не произносит того, о чем, я надеюсь, мы оба думаем, что написано в наших сердцах.

— Уже скоро, — говорю я.

Он снова кивает.

— И я не знаю, смогу ли остаться.

Ненадолго мы замолкаем, окруженные тишиной маленького городка, наши пальцы все еще сплетены. Кажется, я слышу метания Рида в уме. Чувствую, как он напрягается, пытаясь решить эту задачу.

Как входит в ступор.

— Рид, — шепчу я, потянув его за руку. — Сыграем в игру?

Он смотрит на меня. В его взгляде нотка грусти, но он улыбается.

— Я и так дважды обыграл тебя в карты, — отвечает он.

Я сползаю с кровати и встаю у ее изножия. Тяну его за руку, не встречая сопротивления. Он садится, теперь я лицом к нему, смотрю на него сверху вниз. Делаю шаг назад, снимаю футболку и кидаю ее к отвергнутой пижаме на полу. Потом бюстгальтер.

Рид смотрит на меня, дыхание его прерывается.

— Какие правила? — спрашивает он резким тоном.

Я расстегиваю пуговицу джинсов.

— Садись, — приказываю я, кивая на ковер.

Он встает и снимает рубашку.

Вижу бугорок в его джинсах. Может, он не будет играть по правилам? Может, подойдет и прижмет меня к двери? На самом деле, я не против — неделю назад в душе выяснилось, что Рид довольно неплох в позе стоя, — но в этот раз я хочу устанавливать правила.

Он следует моему указанию.

Я спускаю с себя джинсы и трусики.

— Правила в том, чтобы молчать, — шепчу я, ступая между его вытянутыми ногами. — Не издавать ни звука. Ничего не говорить.

Ничего вроде: «Я люблю тебя».

Или: «Останься».

Я опускаюсь, седлая его бедра, расстегиваю пуговицу на его джинсах, затем молнию. И все это время наблюдаю за ним: он сжал челюсть, так что напряглись мышцы. Рид уже играет.

Он не произнесет ни слова.

Он приподнимается, я наклоняюсь, опираясь на кровать для равновесия, пока он стягивает с себя джинсы и достает из бумажника презерватив. Я забираю его, распечатываю и надеваю на его большой член, затем провожу по нему рукой, от чего Рид запрокидывает голову, закрывает глаза и сжимает кулаки. Я отнимаю руку, он берет меня за талию, чтобы держать над собой, и пальцами свободной руки ласкает меня между ног, заставляя стать мокрой, приближая меня к оргазму.

Но я отталкиваю его руку, зажимая в своей. Смотрю на него и мотаю головой. Затем снова глажу его член, прежде чем опуститься на него самой — медленно и сложнее, чем если бы я позволила ласкать себя дальше. Но я хочу так, медленно, чтобы тело постепенно приспособилось к нему. Мне нравится, сколько сил уходит на молчание, как мы обмениваемся немыми знаками: я кладу руку ему на плечо, предупреждая, что надо входить медленно, а он слегка наклоняет меня вперед за поясницу, чтобы угол был лучше.

Когда он входит в меня на всю длину, мы вместе облегченно выдыхаем, но при первом же движении кровать снова протестует, в этот раз — тихим стуком о стену, к которой приставлена. Мы останавливаемся, глядя друг другу в глаза. Но все же продолжаем: я вижу это по взгляду Рида — жаркому, страстному и решительному. Он обхватывает меня рукой и отодвигается от спинки кровати.

Это движение все меняет — мы еще ни разу не занимались сексом без опоры для чьей-то спины, держась только друг за друга. Это требует усилий, потому что мы играем по правилам — мы молчим. Мы медленно-медленно двигаемся, он совершает мелкие толчки бедрами, чтобы глубже войти в меня, я размеренно двигаюсь на нем, чтобы достичь нужного трения. Не знаю, сколько времени проходит, потому что никто о нем не думает, никто не следит. Это как парить в невесомости, свободно от всего.

Как писать без букв.

Как считать без чисел.

Как любить.

И даже достигнув пика, когда я судорожно выдыхаю ему в шею, когда он сильнее сжимает меня и напрягается, когда мы прижимаемся друг к другу, осененные каким-то новым знанием о нас…

Даже тогда мы не нарушаем правил.

Глава 17

УЛарк нет слов.

Она сидит в глубине магазина с планером, который я для нее сделала, медленно и осторожно листая страницы. За последние несколько дней я сама просмотрела их десятки раз, так что наблюдаю скорее за ее реакцией на пастельную гамму, которую я выбрала: зеленый и розовый с вкраплениями розового золота. И на заголовки, выполненные мелким разряженным шрифтом строчными буквами, и на обозначения дней недели узкими, близко стоящими заглавными буквами без засечек. Уголки страниц украшают неброские иллюстрации: звездочки здесь, цветок в вазе там. Все довольно умеренное.