Долгое прощание с близким незнакомцем - Алексей Николаевич Уманский

них как можно больше, вдруг и у них обнаружатся какие-то слабости и это даст нам какой-нибудь шанс. Я даже и не думал, что собирается предпринять в отношении пришельцев наше родное советское правительство, равно как и правительства других стран. Я сразу понял, что обращение к правительствам не то что за спасением, но даже за помощью в исследованиях совершенно бессмысленно и бесполезно. Они заняты только одним — запретить нам думать об НЛО и пришельцах и что-либо о них узнавать. Тут все были поразительно единодушны — и капиталисты, и коммунисты, и церковники. Массы не знают — значит, нет проблем. Тогда-то я и приступил к самостоятельному сбору и обобщению всех данных, которые был в силах добыть из любых источников. В первую очередь я пытался выявить из всех полученных фактов нечто свидетельствующее о причинах их интереса к Земле и ее обитателям. Никакой ясности! Военные конфликты они внимательно наблюдают, но в войну не вмешиваются. Для внесения определенности в нашу будущность — почти ничего не следует. Наблюдают за нами. Слегка, как говорится, над нами экспериментируют. Иногда балуются, озорничают.

— Как?

— Например, по своему произволу разгоняют, невзирая на попытки машинистов противодействовать этому, железнодорожный состав, потом сами его притормаживают. Нашими техническими достижениями не интересуются. Скорее — демонстрируют к ним свое крайнее пренебрежение. В их присутствии глохнут работающие моторы, останавливаются часы, врут самолетные приборы. В общем, шкодят помаленьку, как ребятишки. Только им по шее не надаёшь. Будут ли они серьезно вмешиваться в наши дела, захватывать нашу среду обитания — до конца непонятно. Во всяком случае, такие возможности перед ними открыты, а их сдержанность может быть временной. Впрочем, можно, пожалуй, сделать вывод, что захват планеты и истребление человечества нам пока не грозит. Хотя уже давно ясно — их тут в сумме столько, что только дай сигнал — и дело будет сделано. Заинтересованы ли они в захвате землян в качестве рабов или экспериментального материала, тоже пока непонятно. Некоторые уфологи подсчитывают, сколько людей исчезает с планеты бесследно. Счет идет на тысячи. Раньше у меня была надежда, что хотя бы некоторых из них забирают за тем, чтобы научить тому, чего мы не знаем. Но сегодня ночью — я тоже долго не засыпал — я с полной определенностью понял, что никакими своими знаниями, каких нет у нас, они с нами делиться не будут. Ни из гуманных соображений, ни из каких других. Благодетелями для людей они не сделаются и чудодейственного облагораживающего воздействия на нас не окажут. Их позиция — покуда развивайтесь, как умеете, а мы посмотрим. Конечно, и на том спасибо, что не станут истреблять, как тараканов и крыс. Но к чему я это говорю? Сегодня все занятия уфологией в пределах наших возможностей бесперспективны и бессмысленны. Мы будем знать о них что-то сверх той малости, которую уже знаем, только в тех случаях, когда они сами этого пожелают. Но становиться объектами изучения с нашей стороны они не желают. И не допустят.

Вот, что я надумал сегодня ночью после пятнадцати лет усилий и, если хочешь, служения этой идее — мощный вывод насчет главного занятия жизни, не правда ли? — заключил Андрей чуть дрогнувшим голосом.

Дрогнуть, действительно, было от чего. И ему, и мне.

Оставшийся путь до вершины холма мы проделали молча. Хотелось найти утешительные доводы, чтобы не дать самим себе пасть духом, но в голову ничего не приходило. И мы занялись рутиной, повторяя вчерашние наблюдения с радиометром и рамкой так, словно ничего не произошло. И все-таки мы уже знали, что так долго продолжаться не может. Вот вернемся назад из этой пробной экспедиции, и тогда придется решать. Все сразу. И насчет уфологии, и насчет познания. И насчет любви… И только то, что и тебе, Андрей, и мне в одну и ту же ночь после посещения плеши пришло ясное понимание теперешнего нашего состояния — это действительно феномен. И в нем очень даже стоило разобраться.

— Я рад, Коля, что ты поделился со мной, — обронил вдруг Андрей. — Знаешь, надо бы, ну, само собой, деликатно, выспросить у ребят, чего там с ними — было что или нет?

— В интересах исследования надо бы, — подтвердил я. — Я, пожалуй, готов поговорить с Саней Березиным, а с остальными лучше попробуй ты. Все-таки дело интимное. Об иных вещах и с самим собой говорить нелегко.

Андрей подумал, прежде чем ответить.

— Да, тайны у всех могут быть. Но нас-то интересует не сам предмет этих тайн, а было ли внезапное разрешение связанных с ними проблем.

Как всегда, его формулировки отличались строгостью и законченностью. Я подумал, что и мне не мешало бы добиться от себя подобного же прояснения смысла в устной речи, какое свойственно обычно только письменной. Может, у Андрея так выходило оттого, что он много писал?

— Поговори с Саней, — продолжил он. — А я знаешь, о чем вспомнил? О «Солярисе» Станислава Лема. Помнишь, как разум-океан действовал на психику людей, материализуя то, что их беспокоило? Все-таки гений этот пан Станислав. Тебе нравится этот роман?

— У Лема мне почти все очень нравится, — сознался я, — всегда готов снять шляпу перед его умом и думаю, что ему дано было видеть куда дальше нашего. Великое достояние человечества… А уж какой у него дар сатирика — залюбуешься! Чего стоит образ перегревшихся искусственных мозгов-«гениаков»! Или перевод нормальной бытовой польской ругани на формализованный язык инопланетных киберов: «А, мать вашу сучью, дышлом крещенную!» — «Предок четвероногого млекопитающего по материнской линии, подвергнутый воздействию частью четырехколесного экипажа в рамках религиозного обряда». Это из «Вторжения с Альдебарана», — пояснил я.

— Да я помню, — рассмеялся Андрей.

— Слушай, — сказал я, — а может, Лем прав и в том, что оборониться от вторгшихся киберов можно будет облаками перегара этилового спирта?

Андрей снова рассмеялся и пожал плечами.

— Обожди! — пронзенной одной догадкой, выкрикнул я. — А что, если у Ивана, который выпил больше всех, не было никаких изменений за прошедшую ночь?

Андрей, не снимая моей руки, которой я ухватился за его плечо, повернул ко мне лицо и вдруг очень серьезно подтвердил:

— А что? Очень может быть. Надо только выяснить, думал ли он о чем, или спал без задних ног.

— Мог не думать, но видеть во сне что-то знаменательное или подсказывающее, — продолжал настаивать я. — Саню попрошу узнать. На Саню он не обидится. Вот будет номер, если славянская защита по Лемму в окажется эффективной!

— Ну, пока не стоит заглядывать так далеко, — сдержанно улыбнулся Андрей. — Тем более что к такому способу самозащиты наши народы всегда в состоянии полной готовности — что русский, что польский. Хорошо бы узнать, нет ли чего-то еще — как бы это выразиться — чего-то более модернового?

Нам стало весело. Вполне угрюмо начавшийся день вдруг обернулся приподнятым настроением. И отчего? А