Синдзи-кун и парадокс Абилина - Виталий Хонихоев

всегда в чистом и с двумя парами носовых платочков и упаковкой влажных салфеток — она даже не блеванула. Не позеленела. Не заколебалась «Боже мой, во что эта Йошико меня втравить пытается, тут же настоящие трупы настоящих людей!». Нет. Более того, именно тогда в коротком взгляде, пойманном ею — Йошико прочитала молчаливое одобрение и … уважение? Всадница Юки кивнула, словно признавая, что «молодец Йошико, неплохо» и тут же — добила оставшегося в живых. Книжная тихоня! Белоручка из Литературного! Фифа-принцесса! И как! Она попросту размазала того, кто еще дышал по бетону! Бац — и от человека только кровавая лужица осталась. Да еще и головой покачала, дескать, конечно, хорошо, Йошико-чан, что ты умеешь за себя постоять, но почему за тобой люди должны ходить и добивать? Как маленькая, ей-богу. Йошико только рот открыла. Ее мир рушился, она искренне думала что вот теперь и Юки звезда настала и Сумераги-тайчо, Братство обрушится на них со всей своей силой и … только ее жертва могла бы их всех спасти, но уже поздно. Да, она была в отчаянии. Вот только последующие события показали что переживала она зря. В ней пришли Всадницы Сумераги и сама Сумераги и с этого момента все встало на свои места. Немного было жалко Учителя, но он сам говорил что «готов принести любую жертву для того, чтобы Братство процветало». Правда, была у Йошико мысль, что Учитель имел в виду отнюдь не собственную смерть, но тут уж как получилось. Когда на весах выбора встала жизнь Йошико и жизни верхушки Братства — Всадницы не стали даже показывать вид, что колеблются. Они — решительные девушки.

Йошико хмыкнула и притянула к себе Михо, которая сперва пыталась отбиться, но потом вздохнула и затихла в ее объятиях, любуясь огненными макушками кленов в храме Тофукудзи. Школьницы рядом захихикали с удвоенной интенсивностью.

— Что ты делаешь, люди же смотрят! — шипит ей в грудь Михо: — стыдно же!

— Плевать. — говорит Йошико: — мы же в Киото. Тут нас никто не знает. — я же тоже Всадница Сумераги теперь, думает она, пусть и младшенькая. Это я теперь — решительная и хладнокровная. Это когда я прихожу — все проблемы решаются сами собой, а враги ищут место чтобы вырыть себе могилку и закопаться туда самостоятельно, не привлекая лишнего внимания. Кто бы ни стал против тебя, будь это сам Будда — рассеки его, так говорит Майко. И она — не будет колебаться. Она теперь — как они все. Темная Императрица? Пффф… школьный титул. Повелительница Лезвий? Это кличка Братства, еще с испытания. Ерунда. Она — одна из Всадниц Сумераги, одна из ее молодых волчиц, и за ее спиной стоят гиганты, отбрасывая такую тень, что все враги поджимают хвосты и прячутся, намечая места для будущих захоронений. Ее слово — может быть услышано на Высоком Диване Всадниц, ее сила — это сила каждой из них. И конечно же, она любит Сумераги-тайчо. Вот так. Она смотрит на Михо, затихшую в ее объятиях. Она любит и Михо тоже. Как? Михо она любит как подружку, как человека, который всегда ее поддержит и готов часами болтать о каких-нибудь глупостях, ей жутко идут эти кленовые листья в руках, ее улыбка освещает все вокруг, когда она, смущаясь, наклоняет голову вбок…. Ну а Сумераги-тайчо — она словно древняя загадка, она и здесь и где-то далеко одновременно. Она и простая девчонка, готова пошутить и подурачиться, но порой… порой заглядывая в черные провалы ее глаз Йошико чувствует что-то настолько огромное и жуткое, что ее передергивает. И все равно тянет к ней. Она — легка в общении, готовая смеяться и шутить, но в то же время рядом с ней у Йошико всегда такое чувство, будто она ходит по краю пропасти, будто жонглирует горящими факелами, балансируя на канате, натянутом над бочками с порохом. Это … будоражит. Рядом с Михо — тепло и безопасно, но этого мало.

— Пойдем в гостиницу? — спрашивает Йошико у Михо и та покрывается красным цветом, на некоторое время став почти такой же как и листья кленов вокруг.

— Прекрати! Что за бесстыжие вещи ты говоришь… — Михо вырывается из ее рук и отворачивается, пряча свое разгоряченное лицо. Школьницы за спиной затихают.

— Я номер сняла в лав-отеле. — говорит Йошико: — там и наручники есть… и хлыст.

— Да что ты такое! — вскидывается Михо, потом замолкает и опускает голову. Тихо говорит: — пойдем…

— Ну вот и хорошо. А сюда мы еще вернемся. — обещает Йошико: — завтра, например. После обеда. Как выспимся. — и они уходят из павильончика возле храма Тофукудзи, в сезон Момидзи, завершив на сегодня созерцание алых листьев. Вслед им о чем-то шепчутся школьницы, раздается дружное «Кьяяя!».

КОНЕЦ POV

— Абсолютный Ноль! Ледяной молот! — кричит Юки и посылает заклинание вперед.

— Дракон Запада! Инферно! — вслед ее заклинанию несется огненный дракон, сорвавшийся с рук Акиры, сочетание убийственного холода, сменяющегося жаром пламени — буквально обдирает бетон стен и потолка, вспучивает пол, покрывая его трещинами, вспыхивают и исчезает в небытие печати антимагии на стенах, так и не приведенные в действие. Слабость печатей в том, что они работают только если все линии печати остаются неразорванными, любая черточка, разрыв — и все, тонкое управление энергией высвобождается и — взрыв!

— Вперед! — Юки рвется вперед и мы врываемся туда, где перед нами открывается громадный перрон и уходящий вдаль, втягивающий свой хвост в темную дыру туннеля поезд. Но мой взгляд прикован не к уходящему поезду, я смотрю на две фигуры, стоящие на перроне. Мужчина — тот самый Масадзи Китано, командир 731 отряда. Рядом с ним, чуть впереди — стоит худой человек с обритой налысо головой, раздетый до пояса. На груди у него татуировка — цифры. Тринадцать. Все оставшееся пространство на коже — тоже покрыто татуировками. Масадзи стоит прямо, опираясь на трость и смотрит на нас с выражением легкого любопытства и заинтересованности. Так вы смотрите на таракана, забравшегося в вашу чашку с утра — и как он тут очутился?

На секунду мы все замираем. Я буквально спиной, своими кровавыми нитями чувствую, как моя команда расходится веером, чтобы не перекрывать друг другу сектор обстрела.

— Браво. — говорит Китано и лениво хлопает два раза, словно театральный критик на премьере средненького спектакля: —