Синдзи-кун и парадокс Абилина - Виталий Хонихоев

— говорит последователь: — платформа для погрузки — сплошной артефакт. Антимагические печати. И … — он смотрит на Читосе: — там ваша антагонистка.

— Что? — хмурится Читосе: — антагонистка?

— Так устроен мир. — объясняет Макото: — если есть день, то существует и ночь. Если есть верх, то есть низ. Если есть Бог, то где-то есть — Дьявол.

— Испытуемая под номером тринадцать. — кивает головой последователь, все еще стоящий на одном колене: — и господин Китано закончил с ее имплантами.

— Это плохо… — говорит Макото.

— Да плевать! — говорит Майко: — мы торопимся!

— Майко-сама! Стойте! Там антимагические печати. Принцип работы как и у Абсолютной Печати — запечатывает магию внутри. Манифестация внешних проявлений невозможна. А у тех, чьи способности не выходят за пределы из физического тела — отрезает доступ к ресурсам. Вы устанете и упадете… там по всем стенам печати!

— По стенам, говоришь? — задумчиво протягивает Юки: — наверное и по полу… Акира, мне понадобится твоя помощь…

POVКим Иошико, Темная Императрица Тринадцатой Школы,

хорошая подружка и истинный ценитель сезона Момодзи — Красных Листьев, чемпион Сейтеки по Момидзи-гари.

— Все-таки ты авантюристка. — говорит Михо, вертя в руках багряно-красный, алый лист клена: — правильно мне мама говорит, чтобы я с тобой не связывалась.

— Это кто еще авантюрист. — усмехается Йошико, шутливо толкнув подружку в плечо: — а кто утащил у своей тети паспорт, чтобы мы гостиницу могли оформить и билеты купить?

— Просто ты на мою тетю ну очень похожа. — защищается Михо: — а когда ты сказала, что мы едем в Киото, наслаждаться алыми листьями в период Момидзи — что мне еще оставалось делать? Ты же собиралась угнать машину у своей подруги Майко и останавливаться в подпольных гостиницах, которые с якудза сотрудничают! А там могут и напасть! И похитить! И вообще! А тебя разве остановишь, ты же в сезон Момидзи совсем с катушек слетаешь!

— О! Смотри! Гинкго! — Йошико тычет пальцем и две девушки смотрят на золотистую крону величественного дерева, опираясь на деревянные поручи небольшого павильончика для любования сезоном.

— Красиво, да? — спрашивает Йошико, толкая плечом подружку и та кивает. Рядом хихикают школьницы в коротеньких платьишках, тычут пальцами во все стороны и о чем-то чирикают. Йошико смотрит на них и вздыхает, думая что и она сама раньше была такой же беззаботной и молодой. Хотя она еще не старая, но все-таки выпускница. Следующий год — и она уже не будет учиться в школе, они с Михо не будут сидеть за соседними партами, дурачиться на переменах и обсуждать парней и девчонок. Она выучится, наверное на какого-нибудь жутко эффективного менеджера, такого как Акира-сан, может быть выйдет замуж и родит детей. Карьера или семья? Раньше Йошико бы ответила однозначно — конечно карьера. Какая к черту семья, когда надо помогать Братству, когда надо бороться с неравенством в мире магов, когда правительство и общество угнетает таких детей как Чепу, Шлендра, Вереск и много других? А чем большего она, Йошико достигнет — тем больше детей она сможет спасти, уберечь от печальной участи иждивенцев в государственных приютах для магов на стипендии. Потому она должна была учиться, должна была зарабатывать деньги и обрастать влиянием, чтобы … что бы что? Она боялась сама себе признаться, но вершиной ее деятельности, даже если бы она приложила все усилия — было бы место заместителя начальника отдела в каком-нибудь «Восточном Рыбном Тресте» или «Национальной Корпорации». Она просто могла бы передавать воспитанникам чуть больше денег, но проблемы бы это не решило. Она даже думала пойти работать в приют, чтобы сразу помогать детям там, но это карьерный тупик. Прошло бы пять, десять, двадцать лет, а она по-прежнему бы вытирала сопливые носы, выуживала таких как Вереск из стен и потолков, обкладывала бы таких как Чепу подушками и подтыкала одеяло — тот жутко боялся темноты, складывала в кладовой выхарканные позвонки и меняла сожженные простыни. И ничего бы не менялось. Ни для нее, ни для детей. Мысль о такой жизни — могла заставить Йошико выть на луну, словно побитой собаке поздней ночью — столько безнадежности, отчаяния и тоски было в такой жизни.

Но все изменилось, когда в ее жизни появилась Сумераги-тайчо, дерзкая и быстрая, веселая и отчаянная девчонка. И ее Всадницы. О, подумала она, Всадницы Сумераги, это как вестники апокалипсиса, только без всего этого ветхого и пыльного морального разложения и атмосферы отчаяния. Там, где ступает их нога — все проблемы отходят на второй план и решаются сами собой. Причем решаются быстро. Йошико помнила то чувство ужаса после того, что она натворила, когда уничтожила мерзкого жабеныша Крэпу и его тройку. Она поставила себя вне закона Братства и прекрасно знала, что за этим последует. Она сорвалась и за это должна была расплатиться ее семья, а этого она допустить не могла. Поэтому у нее оставалось совсем немного времени — чтобы попрощаться со всеми школьными друзьями и самой явится в Лесной Лагерь с повинной головой. Она знала что ее ждет, все знали про Лобстера и его пыточную камеру и внутри у нее все сжималось от ужаса и она торопилась — чтобы не поддаться этому вот ужасу и не убежать, потому что тогда в этой камере могла бы оказаться мама. Или Тори-чан. Или… да кто угодно. Михо, например. Это было неправильно, и она всегда спорила с Учителем на эту тему, но он только пожимал плечами и говорил что они слишком слабые, чтобы позволить себе роскошь быть гуманными. Что все спецслужбы Империи только и ждут когда Братство начнет щадить предателей и их семью, но наше дело правое, мы же спасаем людей. Что значит один предатель, его жизнь, жизнь его семьи, если мы спасаем сотни и тысячи? Тогда Йошико не знала, что ответить на это. Тогда Йошико решила что она сама пойдет и сдастся. Может быть ей повезет, и она умрет быстро, потому что спрашивать у нее особо нечего, а Учитель и сам не одобрял боль ради боли. Так думала она, когда ворвалась в комнату Литературного Клуба, к этой задаваке Юки и Сумераги-тайчо, которая опять косила под мальчика. Но Всадница Юки сумела ее удивить. Эта книжная тихоня, которая в жизни пороху не нюхала, которая только и умела что нос от школьной еды воротить, которая