Сумерки - Стефани Майер

— В самом деле? — перебила я, крайне заинтересованная. — Но ты сказал, что только ты читаешь мысли.

— Так и есть. Она умеет другое. Она видит разные вещи — то, что может произойти, события, которые уже готовы случиться. Но это очень субъективно. Будущее не вырезано на каменных скрижалях. Оно меняется.

Когда он произнес это, его челюсть затвердела, а острый взгляд метнулся на мое лицо и обратно так быстро, что, возможно, мне это вообще показалось.

— Что же она видит?

— Она видела Джаспера и знала, что он ищет ее, еще до того, как познакомилась с ним. Она увидела Карлайла и нашу семью, и они вместе стали искать нас. Лучше всего она чувствует то, что связано с не-людьми. Например, она всегда знает, когда другая группа таких, как мы, оказывается неподалеку. И может понять, опасны ли они.

— А много… таких, как вы? — я была удивлена. Сколько же их бродит среди нас неузнанными?

— Нет, немного. Но почти все ведут кочевую жизнь. Только те, кто перестал охотиться на вас, славный народец, — хитрый взгляд в мою сторону, — могут подолгу жить среди людей. Мы нашли одну такую семью в маленькой деревне на Аляске. Какое-то время мы жили с ними, но оказалось, что нас скопилось слишком много в одном месте, и мы стали привлекать к себе внимание. Те из нас, кто живет… по-другому, склонны собираться в группы.

— А остальные?

— В основном бродяги. Все мы прошли через это. Это надоедает, как и все остальное. Но мы все время натыкаемся на других, потому что большинство из нас предпочитает север.

— Почему север?

Мы уже стояли перед моим домом, и он выключил двигатель. Было очень тихо и темно, на небе не было луны. Свет на крыльце не горел, поэтому я знала, что отец еще не вернулся.

— Ты что, проспала весь сегодняшний день? — поддел он меня. — Неужели ты думаешь, что я мог бы пройти по солнечной стороне дороги, не вызвав десятка дорожно-транспортных происшествий? Поэтому мы выбрали Олимпийский полуостров, одно из самых сумрачных мест на планете. Очень приятно, когда можно днем выйти на улицу. Ты не представляешь себе, как может надоесть постоянная ночь за восемьдесят с лишним лет!

— А-а, отсюда и возникла легенда?

— Наверное.

— А Элис тоже пришла из другой семьи, как Джаспер?

— Нет, и это — большая загадка. Элис совсем не помнит себя человеком. И она не знает, кто ее создал. Она проснулась совсем одна. Тот, кто ее сделал, ушел, и никто из нас не может понять, как и почему. Если бы у нее не было ее дара, если бы она не увидела Джаспера и Карлайла и не знала точно, что когда-нибудь станет одной из нас, она могла бы превратиться в полную дикарку.

Мне нужно было еще так много обдумать, так много узнать у него. Но тут, к моему смущению, у меня заурчало в желудке. Я была настолько поглощена разговором, что даже не замечала, что мне хочется есть. А теперь поняла, что голодна, как волк.

— Извини. Я не даю тебе поесть.

— Я в порядке, не волнуйся.

— Я еще никогда не проводил столько времени рядом с кем-то, кому нужна человеческая еда. Я забыл.

— Хочу, чтобы ты остался.

Было гораздо легче сказать это в темноте, потому что я знала: мой голос выдаст и меня, и мою безнадежную наркотическую тягу к нему.

— Я мог бы войти? — спросил он.

— А ты хотел бы?

Я не представляла себе, как это богоподобное создание усядется в обшарпанное кухонное кресло моего отца.

— Да, если ты не против.

Я услышала, как тихо закрылась водительская дверь, и почти в тот же миг он открыл пассажирскую дверь для меня.

— Очень по-человечески, — похвалила я его.

— Да, что-то определенно всплывает.

Он шел рядом со мной в ночи так тихо, что я все время косилась в его сторону — убедиться, что он здесь.

В темноте он был гораздо больше похож на человека. По-прежнему бледный и прекрасный, как видение, он уже не был тем сверкающим фантастическим существом, которое я видела в полуденном солнечном свете.

Он обогнал меня и открыл передо мной входную дверь. Я остановилась в проеме.

— Дверь была не заперта?

— Нет, я взял ключ под карнизом.

Я вошла в прихожую, включила свет на крыльце и повернулась к нему с поднятыми от удивления бровями. Я совершенно точно не пользовалась ключом в его присутствии.

— Мне хотелось узнать о тебе побольше.

— Ты шпионил за мной! — мне не удалось пропитать этот возглас должным количеством негодования. Я была польщена.

Он даже не думал раскаиваться.

— Что еще делать по ночам?

Я решила пока смолчать и отправилась на кухню. Он был уже там — показывать дорогу ему явно не требовалось. Он сел в то самое кресло, в котором еще пару минут назад я тщетно пыталась его себе представить. От его красоты в кухне словно стало светлее. Я мгновение полюбовалась этой картиной, а потом занялась ужином.

Достав из холодильника вчерашнюю лазанью, я отрезала кусок и поставила его разогреваться в микроволновку. Тарелка завертелась, наполняя кухню запахом томатов и орегано.

— И часто? — небрежно спросила я, не сводя глаз с тарелки с лазаньей.

— А-а... что? — кажется, я оторвала его от каких-то важных мыслей.

— Часто ты сюда приходил?

— Почти каждую ночь.

Я резко развернулась и удивленно спросила:

— Но почему?

— Ты очень интересная, когда спишь, — спокойно произнес он. — Ты разговариваешь.

— Нет, — выдохнула я и покраснела до корней волос. Чтобы не упасть, я схватилась за кухонную столешницу. Я знала, что разговариваю во сне, из-за этого мама часто дразнила меня. Хотя мне и в голову не могло прийти, что придется волноваться из-за этого здесь, в Форксе.

Он огорчился.

— Ты сильно на меня сердишься?

— Смотря что… — словно от удара в солнечное сплетение, у меня прервалось дыхание, и я не смогла договорить.

Он ждал.

— Что? — подтолкнул он меня.

— Смотря что ты слышал! — взвыла я.

В тот же миг, не произнеся ни единого слова, он оказался рядом со мной и осторожно взял мои руки в свои.

— Только не расстраивайся, — взмолился он. Он наклонился ко мне и попытался поймать мой взгляд. Я смутилась и упорно отводила глаза.

— Ты скучаешь по маме, — зашептал он, — И очень за нее волнуешься. Тебе не дает покоя шум дождя. Раньше ты много говорила о доме, сейчас уже меньше. Однажды ты сказала: «Слишком зелено ».

Он тихо рассмеялся, стараясь не задеть меня еще больнее.

— Что еще? — требовательно спросила я.

Он знал, к чему я клоню.

— Ты произносила мое имя, — признался он.

Я беспомощно вздохнула.

— Часто?

— А «часто» — это сколько раз?