Сумерки - Стефани Майер

— Пьяным? — возразила я.

— Само мое присутствие опьяняет тебя, — его губы растянулись в знакомую игриво-самодовольную усмешку.

— Не могу с тобой спорить, — вздохнула я. Переубедить его было невозможно, я не в силах была ни в чем ему сопротивляться. Я подняла руку с ключами и расцепила пальцы — в воздухе мелькнула, как молния, белая ладонь и беззвучно подхватила их.

— Ты уж полегче, мой пикап — гражданин весьма преклонных лет.

— Очень разумное замечание, — одобрил он.

— А на тебя мое присутствие никак не действует? — из последних сил поддела его я.

Его подвижные черты снова изменились — лицо приняло спокойное, теплое выражение. Он ответил не сразу — сначала просто наклонился ко мне и медленно, легко провел губами от моего уха к подбородку и обратно. Я задрожала.

— Несмотря ни на что, — наконец пробормотал он, — реакция у меня лучше.

Надо было честно признать — когда скорость оставалась в разумных пределах, вел он отлично. Как и многое другое, это давалось ему совершенно без труда. Он почти не следил за дорогой, но шины ни на сантиметр не отклонялись от центра полосы. Он придерживал руль одной рукой, а другой держал за руку меня. Иногда он смотрел на заходящее солнце, иногда на меня — на мое лицо, мои волосы, которые трепал ветер из окна, на наши сплетенные вместе руки.

Он поймал какую-то «пенсионерскую» волну и принялся подпевать песне, которую я ни разу в жизни не слышала. А он помнил каждую строчку.

— Тебе нравится музыка пятидесятых? — спросила я.

— В пятидесятые была хорошая музыка. Намного лучше, чем в шестидесятые. Или в семидесятые, бр-р-р! — Он передернул плечами. — А в восьмидесятые опять стало ничего.

— Ты мне когда-нибудь скажешь, сколько тебе лет? — осторожно спросила я. Мне не хотелось омрачать его прекрасное настроение.

— А это очень важно? — К моему облегчению, улыбка была безоблачной.

— Нет, но мне все равно интересно, — я скорчила рожицу. — Ничто так не мешает спать ночью, как неразгаданная тайна.

— Интересно то, насколько тебя это расстроит, — ответил он сам себе. Не говоря ни слова, он долго смотрел на заходящее солнце.

— Попробуй и узнаешь, — наконец, сказала я.

Он вздохнул и пристально взглянул мне в глаза, забыв на время о дороге. Что бы он там ни увидел, это его обнадежило. Он снова повернул голову вперед, к солнцу, — красные лучи заходящего светила сверкали на его коже рубиновыми искрами — и заговорил.

— Я родился в Чикаго в 1901.

Сделав паузу, он покосился на меня краешком глаза. Я тщательно убрала с лица любые признаки удивления, терпеливо ожидая подробностей. Он чуть улыбнулся и продолжил.

— Карлайл нашел меня в больнице летом 1918, мне тогда было семнадцать. Я умирал от «испанки».

Он уловил мой тихий вздох, еле слышный даже моему уху, и снова посмотрел мне в глаза.

— Я сам плохо все помню — это было очень давно, а человеческие воспоминания имеют свойство стираться и блекнуть. — Он ненадолго погрузился в свои мысли, а затем продолжил. — Зато я помню, что чувствовал, когда Карлайл спас меня. Это непростое переживание, такое не забывается.

— А твои родители?

— Они к тому времени умерли от той же болезни. Я был один. Поэтому он и выбрал меня. В том хаосе, который творился во время эпидемии, никто бы и не заметил, что я исчез.

— А как он… спас тебя?

Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил. Казалось, он выбирал слова особенно тщательно.

— Это было трудно. Немногие из нас обладают достаточной силой воли, чтобы сделать такое. Но Карлайл всегда был самым человечным из нас, самым сострадающим… Не думаю, что можно найти в истории вторую такую личность. — Он сделал паузу. — Что же касается меня, мне просто было очень, очень больно.

Судя по тому, как сжались его губы, он не хотел больше говорить об этом. Я подавила любопытство, хотя оно было далеко не праздным. Нужно было обдумать все это как следует, а сведений у меня были лишь жалкие крохи. Без сомнений, от его быстрого ума не укрылся мой особый интерес к предмету разговора.

Спокойный голос Эдварда прервал мои размышления.

— Он сделал это от одиночества. Обычная причина поступков такого рода. Я стал первым членом его семьи, затем, чуть позже, он нашел Эсме. Она упала со скалы. Ее привезли прямо в морг, хотя ее сердце каким-то непостижимым образом еще продолжало биться.

— Так значит, только умирающий может стать… — Мы никогда не произносили этого слова, и я не смогла договорить.

— Нет, просто таков Карлайл. Он никогда не сделал бы этого с человеком, у которого есть выбор. — Когда он говорил о названном отце, в его голосе неизменно звучало глубокое уважение. — Хотя, он говорил, что сделать это легче, когда кровь слабая.

Он смотрел на потемневшую дорогу, и я снова почувствовала, что больше он не скажет ничего.

— А Эмметт и Розали?

— Розали была третьей, кого Карлайл привел в нашу семью. Лишь много позже я понял: Карлайл надеялся, что Розали станет для меня тем же, чем стала для него Эсме. Он всегда был очень осторожен в мыслях на мой счет. — Он закатил глаза. — Но для меня она всегда была сестрой, и только. Два года спустя она нашла Эмметта. Она была на охоте — тогда мы жили в Аппалачах, — когда наткнулась на человека, которого собирался прикончить медведь. Она более ста миль несла его домой к Карлайлу, опасаясь, что не сможет сделать это сама. Только теперь я начинаю понимать, насколько трудным был для нее этот путь.

Он со значением посмотрел на меня и поднял свою руку, сплетенную с моей, чтобы погладить мою щеку тыльной стороной своей ладони.

— Но она справилась, — продолжила я, глядя на дорогу, чтобы спрятаться от непереносимой красоты его глаз.

— Да, — тихо проговорил он. — Что-то было в его лице, что придало ей сил. И с тех пор они вместе. Иногда они живут отдельно от нас, как женатая пара. Но, чем более юными мы притворяемся поначалу, тем дольше можем оставаться на одном месте. Форкс нам очень подходит, и поэтому мы все поступили в старшие классы школы. — Он засмеялся. — Думаю, через несколько лет мы опять погуляем на их свадьбе.

— Элис и Джаспер?

— Элис и Джаспер — очень необычные создания. Они оба пришли к осознанию — как мы это называем — без посторонней помощи. Джаспер происходит из другой… семьи, очень непохожей на нас. Он впал в депрессию и бродил сам по себе. Элис нашла его. Как и я, она наделена особым даром помимо обычных способностей.

— В самом деле? — перебила я, крайне заинтересованная. — Но ты сказал, что только ты читаешь мысли.