Поиск-84: Приключения. Фантастика - Ефрем Акулов

— Он ничего не докажет! — кричал Глеб Евстигнеевич. — Ему не поверят!

— Боже мой, что же будет! — рыдала Нина. — Моя докторская! Боже мой!

На полу стонал поверженный Георгий, не в силах оторвать окровавленное лицо от дорогого ковра.

А позади билась в истерике Гортензия Каллистратовна и хохотала басом.

…Ну, вот и все, и достаточно, и можно ставить точку.

Но автор не торопится. Автор чего-то ждет.

Вот стоит на крыльце Петр. Вот он сошел с крыльца. Направляется к машине. Сел за руль и привычным движением завел двигатель. Пора ехать. Пора ехать, но он тоже медлит. И тогда я подхожу ближе, сажусь рядом и говорю ему:

— Пора, Петр. Пора. Скоро утро, надо многое успеть.

— Ты кто? — почти без удивления спрашивает он.

— Твой внутренний голос…

Б. Рощин

ДЕНЬ ПЕЧАЛИ

Что в имени тебе моем?

. . . . . . . . . . . .

Но в день печали, в тишине,

Произнеси его тоскуя;

Скажи: есть память обо мне,

Есть в мире сердце, где живу я.

Мерно посвистывали лопасти, гудели двигатели. Из низких облаков валил снег. Видимость была маловата. Отвратительная была видимость. Только и видно было, словно через бронестекло, в синеватых тонах, резко контрастную заснеженную тайгу прямо под собой, да еще немного по сторонам. Дальше все тонуло в снежной круговерти. В этой мути глаза и руки быстро уставали.

— Коля, возьми-ка штурвал, — сказал Виктор второму пилоту и, слегка расслабившись, откинулся на спинку кресла.

Сзади моментально посунулся Куц, бортмеханик.

— Что там еще новенького, командир? В Большом мире?

— Не знаю, Макс, — Виктор развел руками. — Я ведь больше нигде не был. Только на встрече одноклассников…

— Ну и как? — настырный был парень Куц. Иногда даже слишком.

— Нормально, — неохотно проронил Виктор, и Куц, наконец, отстал.

Но вопрос его уже заставил память действовать, и, как по заказу, слышимые только для Виктора, в кабине сквозь шум винта и двигателей зазвучали голоса:

— …говорю: ерунда, все равно когда-то надо начинать…

— Не, старик, не надо: у моей «Лады»…

— …сидим. В «храп» сперва, потом в «кинга» начали. Не поверишь: семь сотен спустил за пять часов…

— …в деревне. Отличная дача…

— Петька в Грецию укатил.

— Везет же!..

Постепенно и сама кабина как бы растворилась, уступив место большой комнате с разоренным праздничным столом посередине. Застолье давно кончилось, распавшись на несколько групп, полностью занятых обсуждением своих животрепещущих вопросов. Компания эта Виктора не интересовала. Их ценности и цели были ему хорошо известны. Да и не изменились ничуть с тех давних пор. «Достать — выгадать — устроиться», «квартира — зарплата — дача», «выпивка — футбол (рыбалка) — бабы» — как и десять лет назад, разговоры их крутились около одного и того же. Виктор уже и презирать-то их давно перестал, воспринимал с брезгливой усталостью. Впрочем, дела до них ему не было. Единственная причина, по которой он здесь появился, — Аля Скворцова, она же в девичестве Самохина, — сидела рядом с ним у забытой всеми искусственной новогодней елки, и, судя по всему, интересовал ее сейчас Виктор Легин собственной персоной. Обоюдное, так сказать, любопытство…

Десять лет прошло с момента выпуска. Кто кем стал? Кто чего добился? Аля рассказывала о себе. Библиотекарь. Окончила институт культуры. Замужем за бывшим одноклассником. Детей двое. Все как у всех. Счастлива ли? Что ответить?.. Самая обычная жизнь. Особенно если сравнить с Виктором: командир отряда вертолетов на Дальнем Востоке, впереди перспектива роста. Работа интереснейшая, отличные друзья, природа вокруг красивейшая!.. Виктор рассказывал так увлеченно и подробно, что Аля даже почувствовала во рту вкус никогда ею не пробованного тайменя. Когда его едят сырым, только что выловленным, чуть присыпав солью.

— А ты женат? — спросила Аля, не очень стараясь скрыть заинтересованность: все-таки когда-то он был к ней неравнодушен, а женщины таких вещей не забывают. Даже замужние.

Виктор улыбнулся.

— Женат, — он кивнул, — и дочка есть. Пять лет.

— А звать как? — Аля смотрела на него как-то по-особенному. Должно быть от того, что осознала наконец прожитые годы и то, что сидящий рядом с ней летчик с узким костистым лицом, женатый, имеющий дочь пяти лет, — бывший ее одноклассник.

— Так же, как жену — Леной, — Виктор снова улыбнулся чему-то про себя. — Олешкой зовем… Ох и шустрая она у нас! Домой войти не успею — уже тут как тут. Если летом — сразу на ноге повиснет — так с ней в комнату и иду. Зимой, правда, на унты цепляться не даю.

Они бы еще долго так разговаривали, но тут Алин муж в припадке пьяного благодушия полез к Виктору засвидетельствовать свое почтение и уважение и начал делать всякие заманчивые предложения, что-то касательно прибавочной стоимости, и неизвестно, чем бы все это кончилось, но Аля увела Виктора танцевать, как-то обратив разговор в шутку.

И последнее, что вспомнил Виктор, прежде чем опять оказаться в кабине вертолета — это как они с Алей медленно кружились в танце и разговаривали. Куда медленней и грустней, чем раньше, потому что танцевать вместе им последний раз довелось в школе, и веселья им это не прибавляло…

— Слушай, — спросила уже напоследок, когда все расходились, Аля. — А я тебе в школе действительно нравилась?

Виктор, в который уже раз за этот вечер, улыбнулся с заметной долей грусти и сказал:

— …Да. И не только нравилась. Теперь-то уж можно сказать: я в тебя был по уши влюблен. И очень долго…

…Снова мерно посвистывали винты и был снегопад за стеклами.

— Ну что, Коля, давай сменимся?

— Командир, — это опять Куц. — А шубку, что Елене Федоровне привезли, вы где брали? А то моя все меня пилит, что такую не привез…

— В Иркутске, с рук… — отозвался Легин, не отрываясь от управления.

Передали ухудшение погоды.

— Надо же, — удивился Куц, состроив соответствующую физиономию. — Куда уж хуже-то? Вроде больше некуда…

Николай негромко чертыхнулся.

— Коля, — позвал его командир. — Запроси точку — как у них там? Скажи, что через полчасика будем.

Невольно все кинули взгляд на указатель скорости. На приборе четко стояло 180, но вертолет едва полз над тайгой против ветра.

— Только бы Столбы обойти, — негромко проронил Легин, вглядываясь в снежную муть за остеклением.