Поиск-84: Приключения. Фантастика - Ефрем Акулов

Вот и все, что узнал Георгий. Узнал, попрощался с хозяином уродливых стульев и поспешил удалиться. Отойдя от дома М. Преклонного, он остановился и долго дышал, выгоняя из легких гнусный запах помойки.

Тут-то его и окликнули. Навстречу катил Петр, размахивая руками.

— Во даешь! — орал он. — Заблудился? А на фига было с лыжни сходить? Я, как след увидел, сразу догадался и за тобой пошел. Канаем отсюда, жрать же хочется!

Никогда еще даже самые изящные словесные построения не звучали для Георгия столь сладостно. Он помчался к Петру, с силой отталкиваясь палками.

— Ну, ты могуч, — продолжал тот. — В трех соснах заблудился. Надо было обратно повернуть и вся недолга.

— Я не плутал, — Георгий восстановил дыхание. — Я тут по делу был. По делу Миртова. Знаешь, кто вон в том домике обитает?

— Откуда мне знать.

— Обитает там, между прочим, некто М. Преклонный.

Петр резко остановился.

— А, черт! Жаль, что меня не было. Морду бы ему набить!

— Не торопись! Преклонный — пешка. Пустяк. Если у тебя чешутся руки, есть другой адрес. Но там ты морду бить не станешь.

— Это почему же, — весь вид Петра говорил о готовности к немедленному рукоприкладству. — Не дотянусь, что ли? Живет далеко?

— Ближе, чем ты думаешь.

— Не понял!

Произойди встреча с Петром часа через полтора, через час хотя бы! — и дальнейший разговор был бы иным, без той излишней откровенности, что посетила внезапно нашего героя. Он бы и словом не обмолвился, жестом не выдал, глазом не моргнул — подождал бы до опубликования в газете! Но в ту минуту, сотрясаясь от мучавшей гадливости, поведал Георгий единственному своему слушателю о беседе с Преклонным. И не просто поведал, выболтал к тому же о своем тайном даре, о голосе внутреннем, выболтал, стараясь усугубить впечатление. Следует заметить, что голос ему в том не препятствовал, подлец!

Петр долго молчал.

— Дела, — протянул он наконец печально. — Дела… И что же ты решил?

— Буду снова разговаривать с Краснопольским. Только как это сделать один на один, без посторонних?

— Это не проблема. Я вечером увожу Гортензию — репетиция у них ночная в театре, заодно захвачу Нинку. Вот вы вдвоем и останетесь. Времени — вагон, — он снова помолчал. — Одно плохо, Нинка вроде бы к этому старому паскуднику привязана. Переживать будет.

— Зато она узнает правду об отце!

— Оно, конечно, так, — Петр вздохнул. — Но переживать все равно будет. Жалко ее. Да и тещу тоже. Она, знаешь, бабка ничего, если, конечно, разобраться…

— Зло должно быть наказано, Петр!

— Да я согласен… Ладно, что-нибудь придумаем…

С тем они и вернулись на дачу. Нина и профессор с женой были уже дома и весело приветствовали прибывших.

— Идите к теплу, — Глеб Евстигнеевич помахал рукой из прикаминниго кресла. — Погрейтесь. Заодно опишите свой анабасис.

— Да, да, голубчики, это так любопытно, — подала голос тетушка Тези. — А после сразу обедать. Надеюсь, вы проголодались.

Петр молча кивнул и отошел к окну. Скользнув по нему взглядом, Нина повернулась к Георгию.

— Мы без вас скучали. Рассказывайте же…

Заняв второе кресло у камина, Георгий поведал о страшных приключениях, о доблести Петра, что вырвал его из лап белого безмолвия, о трудностях пути назад… К концу рассказа смеялись все.

— Вы, однако, выдумщик, — погрозила пальчиком Гортензия Каллистратовна. — Просто новый Мюнхаузен…. А теперь за стол. Мне скоро уезжать.

И они сели обедать.

— Нет, нет, нет, — сказала Нина в ответ на предложение Петра о поездке в город — В кои-то веки у меня два свободных дня, а в городе набегут знакомые. Воля твоя, не поеду.

— Смирись, гордый человек, — пропела Гортензия Каллистратовна. — Чего хочет женщина — того хочет дьявол.

На этом ультрафеминистическом заявлении обеденный разговор, собственно, и был завершен.

Петр направился в гараж: «Жигули» до ума довести надо», Нина — на кухню: «Посуды — страшно даже начинать!», Гортензия Каллистратовна удалилась готовиться к ночной репетиции: «Сдача через два дня. Волнуюсь, как девчонка», а супруг ее отправился в кабинет: «Заходите, Георгий Александрович, поболтаем…»

Георгий поднялся к себе и лег. Он был уже совершенно спокоен, и единственное, что мучало — досадная откровенность с Петром. Как бы тот неосторожно не спугнул дичь. Георгий ощущал себя в эти минуты охотником в засаде…

Слышал он, как распахнулись двери гаража, как сытым голосом заурчал «Жигуль» и режиссер отбыла на подвиг во имя искусства. Слышал, как напевала что-то Нина, расправляясь с посудой, слышал и ее шаги по лестнице, а затем вдоль по коридору к себе в комнату. Все это слышал Георгий, фиксируя расстановку сил к началу охоты.

Он подождал еще минут двадцать, встал, тщательно оделся, спустись по винтовой лестнице, остановился у двери кабинета, и когда на стук из-за нее пророкотало: «Войдите», — переступил порог.

В комнате было несколько шкафов с книгами, большой старинный письменный стол, за которым сидел Глеб Евстигнеевич в куртке с бранденбурами и мягких домашних брюках. Окна были зашторены, и горел свет.

— А, вот и вы… Отдохнули? — голос профессора звучал любезно. Говоря так, он протянул руку и взял со стола толстую тетрадь в черном клеенчатом переплете. — Я рассказывал вам о дневниках Миртова. Вот они. Почитайте. Здесь довольно подробно излагается его теория.

— Спасибо, — сказал Георгий. — Большое спасибо. Прочту обязательно, — он принял тетрадь и, постукивая ею о ладонь, добавил: — С большим интересом…

Георгий примеривался перед броском. На сей раз ему попался крупный зверь. Ловкий и сильный хищник. Такого нельзя только ранить, от станет беспощадным. Такого необходимо убивать первым же ударом.

— Я сегодня встречался с Преклонным. Он все рассказал. Вы не находите, что нам следует продолжить беседу о Миртове, пока мы одни?

Да, это был точный удар. Сухой голос, твердый взгляд, стоять вот так, нависая над откинувшимся в кресле противником.

— Не знаю, что он вам говорил, но уверен, что говорил ложь! — рыкнул смертельно раненный хищник. Поздно, Глеб Евстигнеевич. Поздно! Не убежать тебе. Никуда тебе не убежать!

— А я ему верю. Такое выдумать нельзя. К тому же мне легко будет установить истину, выяснив, как попала в редакцию статья о Миртове. У нас, газетчиков, хорошая память.

Блефовал Георгий. Блефовал смело, по-крупному. Повышал ставки. Ждал, когда сдадут нервы у противника и тот, горько гримасничая, бросит карты.

— Ничего ты не докажешь… мальчишка, — это была уже агония.