Территория нелюбви - Алиса Перова

— Значит, ты… совсем нас вычеркнула из своей жизни? — подавленный голос сестры так не увязывается с её темпераментом, что я начинаю чувствовать себя сволочью.

Я… не вычёркиваю… Но как сказать?..

— Аль… если хочешь, то можешь взглянуть на ваши комнаты… Там почти всё готово. А вместо маминой комнаты я решила…

По визгу Алекс я поняла, что плевать ей на мои решения. Стиснув в объятиях, она оторвала меня от земли и, улюлюкая, запрыгала в припадочном танце.

16.4

— Может, всё же зайдешь домой, Ай? Стешка обсикается от счастья! Она ж тебе там подарок готовит…

— В другой раз, — я упрямо отнекиваюсь и знаю, что и в следующий раз, и через раз тоже не смогу.

Мы долго проговорили с Алекс, но о Ричи упомянули только вскользь. Я помнила нейтральное отношение сестры к моему ворону, а для неё было важно донести до меня, что ей очень жаль. Теперь я знаю. И я ни в чём не виню девчонок, но вернуться уже не смогу.

— Мамы всё равно нет, — выдвигает последний аргумент Алекс, — она свалила на какую-то первомайскую тусу.

— Ну, электричку ей навстречу.

— Ага, — хмыкает сестра, — и спорим, лоб расшибёт не мама?

На прощанье я позволяю ей меня обнять, обещаю не игнорировать звонки и обязательно увидеться со Стешкой. Я и сама по ней очень соскучилась, но осознала это только сейчас, под напором рыжего бульдозера Алекс.

«Пыжик» резво мчит меня по загородной трассе. К НЕМУ мчит. Я не была уверена, что вернусь, и сейчас ещё есть возможность передумать… Алекс наверняка права в своих предостережениях и, скорее всего, мне будет больно. А разве мне не больно думать, что он может быть с другой женщиной? Или видеть в его глазах мужской интерес, направленный не на меня… А если его интересует Алекс? А её — он…

Я так и не решилась задать сестре этот вопрос. Сегодня мы впервые проговорили с ней так долго и обо всём. Как будто мы две подружки. У меня никогда ещё не было подруги, а сегодня мне даже понравилось. Правда, болтала по большей части совсем неболтливая Алекс. Она говорила о своей работе, о парнях, строила планы на будущее… А ещё разглядывала мою татуировку и с блеском в глазах мечтала о собственной.

Лишь раз она включила старшую сестру и строго спросила, когда я начну серьёзно относиться к учёбе. Я послала её в задницу, и мы снова стали подругами. Ну, разве могла я это разрушить какой-то дурацкой и необоснованной ревностью? И, если вспомнить, Рябинин всегда смотрел на Алекс с удовольствием… И на Стешку тоже… Наверное, как и любому мужчине, ему приятно смотреть на красивых женщин… И девушек.

Это ведь нормально… Нормально?

А что он видит во мне? Я могу сколько угодно говорить себе, что я слишком мелкая и мои формы не притягивают мужской взгляд… Но я ведь вижу, что Рябинин ко мне неравнодушен! Не могу же я быть такой заблудившейся дурой…

А если он снова откажется от меня? Что мне тогда думать?

Не проверю — так и не узнаю! Вот тогда и подумаю.

А может, развернуться назад? Сколько можно штурмовать эту неприступную крепость?

Да ну сколько — до победы!

Но у меня же должна быть… ну-у… гордость там… честь… девичья…

Но я лишь сильнее выжимаю педаль газа и задаю своим мыслям рабочее направление. День труда, однако!

16.5

Домище господина Рябинина встречает меня тёмными окнами. Всё же мне следовало его предупредить.

— Аюшка, детка! — встречает меня домработница Люся. — Как хорошо, что я не успела уйти! Пойдём я покормлю тебя.

— Ой, да я не голодная, Люсь, — нагло вру, не желая отвлекаться от главного. — А Пал Ильич где?

— Да у себя он, — заговорщически шепчет Люся. — Но ты к нему сегодня лучше не лезь, он что-то сильно не в духе. Нервный какой-то, даже ужинать не стал.

Как это «не лезь»?! А за каким хреном я сюда припёрлась? Ещё как полезу!

Эх, слышал бы меня Вадька!

С тяжелым чувством легкого голода я выдерживаю экскурсию по кухне, с терпеливым нетерпением выслушиваю Люсины указания и с великим облегчением провожаю её за ворота.

Пал Ильич обнаружился у себя. Но не в себе.

— О-о-о, Айчик… Ик!.. Пардон… — выставляет ладонь вперёд, из которой едва не выскальзывает зажатая меж пальцев бутылка. С грустью отмечаю, что она пустая. А я думала, что он не пьёт…

Что за непруха?!

— А я думал, ты не приедешь, — Рябинин пьяно улыбается.

Кажется, мы оба ошиблись…

— Я тебе звонил… раз… много.

Раз сто! И что?! Я же вот! А ты… Эх, ты!

— Хотел… искать… опять…

— Вижу, что нашёл! — киваю на бутылку и, развернувшись, покидаю комнату.

— Ай! Айка!

В обе руки балалайка!

Не, ну что — честь на месте… всё по чести!

Вот же козёл! Как ловко соскочил… Ну и пошёл ты… На сук!

Эта мысль настойчиво сверлит мой мозг, когда я тупо и свирепо набиваю желудок остывшими шедеврами доброй Люси…

«На сук!» — мысленно, но яростно скандирую, пытаясь забыться сном… И, наверное, даже во сне.

«Козёл!» — первое, что приходит в голову, когда я просыпаюсь. В четыре утра. А второе — «Козёл наверняка протрезвел! Если, конечно, не догнался…»

«Попытка… Ещё какая пытка!» — это третье, но на решение уже не влияющее.

После душа я долго рассматриваю себя в зеркале и с тяжёлым вздохом напяливаю нижнее бельё. А ещё подумав, заматываюсь в простыню.

Ну! Пошла! С честью!..

Долго же я собиралась! Чёрт, уже светает, а я без сисек…

А как лучше сделать-то