Сталин. Наваждение России - Леонид Млечин

И звучала песня, написанная братьями Даниилом и Дмитрием Покрассами на стихи Василия Ивановича Лебедева-Кумача:

В целом мире нигде нету силы такой,

Чтобы нашу страну сокрушила, —

С нами Сталин родной, и железной рукой

Нас к победе ведет Ворошилов!

Вечер у Сталина заканчивался в три-четыре часа утра. После чего вождь отправлялся на дачу отдыхать, а руководители генштаба возвращались в наркомат и только потом ложились спать. Сон у них был недолгим. Они должны были встать пораньше, чтобы приготовиться к вопросам и упрекам вождя.

Нарком военно-морского флота адмирал Кузнецов вспоминал, что когда он командовал Тихоокеанским флотом, то считал, что где-то в генштабовских сейфах лежат все необходимые планы и разработки на случай войны. Оказавшись в Москве, он понял, что никаких продуманных планов нет. Есть только «указания товарища Сталина». Но если они сформулированы, то руководствоваться ими невозможно.

Механизм власти опирался не на четкую организацию, а на личные указания Сталина. Добиться чего-либо без его санкции было практически невозможно. А вождь не имел даже советников, которые докладывали бы ему особо срочные письма, удивлялся адмирал Кузнецов. Его письменные обращения к вождю оставались без внимания, какими бы срочными они ни были. И только когда он сам оказывался в сталинском кабинете, то мог попросить решить, наконец, «залежавшиеся» вопросы.

«Перед Отечественной войной и особенно после войны, — писал Жуков, — Сталину приписывали особо выдающуюся роль в создании вооруженных сил, в разработке основ советской военной науки, основных положений оперативного искусства…

Все это наворотили в угоду Сталину, чему способствовал он сам, распространявший версию о том, что якобы Ленин не знал военного дела и требовал от молодых работников ЦК досконального изучения основ военной науки и, в первую очередь, требовал этого от него, Сталина…

До Сталинградской битвы Сталин практически слабо разбирался в вопросах военной стратегии и еще хуже — в оперативном искусстве. Слабо разбирался и в организации современных фронтовых и еще хуже — армейских операций. В начале войны он пытался проявить свое личное оперативно-стратегическое искусство, основанное на его опыте времен Гражданской войны, но из этого ничего хорошего не получилось…

Не разбираясь глубоко в сложности, методах и способах подготовки современных фронтовых операций, Сталин зачастую требовал явно невыполнимых сроков подготовки и проведения операций. И они по его категорическим требованиям нередко начинались слабо подготовленными и недостаточно обеспеченными. Такие операции не только не достигали цели, но влекли за собой большие потери в людях и материальных средствах.

Ведя борьбу с врагом в 1941–1942 годах за выигрыш времени, Верховному главнокомандующему необходимо было с особой бережливостью относиться к сохранению людских ресурсов с тем, чтобы в нужный момент, оснастив их новейшей техникой, обрушить затем на врага. Но Сталин часто этого не делал.

Горячась, он нередко требовал вводить в сражения все новые и новые части, не считаясь с тем, что некоторые соединения войск, вводимые в бой, только что мобилизованы и еще не успели получить необходимую боевую подготовку».

«В первые дни войны, — вспоминал генерал Воронов, — Сталин был в подавленном состоянии, нервный и неуравновешенный. Когда ставил задачи, требовал выполнения их в невероятно короткие сроки, не считаясь с реальными возможностями».

Когда Сталин пришел в себя, он стал «проявлять излишнюю нервозность», нередко выводившую генштаб и аппарат наркомата обороны из рабочего состояния.

По мнению Жукова, большим минусом для Сталина было то, что за время войны он лично ни разу не побывал в войсках фронтов и своими глазами не видел боевых действий. Все выводы он строил на основе докладов своих заместителей, генштаба, командования фронтов и спецсообщений органов госбезопасности. Верховный только однажды выехал на фронт — в начале августа 1943 года.

Вообще говоря, странно было бы требовать от профессионального политика знания военного искусства. Он не только академий, но и вообще никаких высших учебных заведений не оканчивал и в армии не служил. Так что укорять его в незнании оперативно-стратегического искусства было бы несправедливо. Но Сталин мнил себя крупным стратегом. Он не просто взялся управлять войсками, не зная, как это делается, но фактически узурпировал военное руководство и лишил своих генералов самостоятельности. Когда он прислушивался к умным советам, его решения оказывались правильными. Когда руководствовался собственными представлениями, это заканчивалось большой кровью для Красной армии.

Так почему же для многих людей Сталин, из-за которого Красная армия едва не была разгромлена в сорок первом, из-за которого немецкие войска дошли до Волги, все еще остается великим вождем и победителем в войне?

Больше всего эту концепцию в послевоенные годы отстаивали военные в крупных чинах.

Во-первых, они мало что знали, находились под прессом сталинской пропаганды, методично калечащей сознание.

Во-вторых, они десятилетиями клялись в верности вождю. Что же теперь — признать, что служили человеку, погубившему армию?

В-третьих, именно Сталин поднял большинство из них на вершину власти. А они в душе понимали, что в иной ситуации, в конкуренции с более одаренными военачальниками не сделали бы такой замечательной карьеры. Он одарил их генеральскими погонами, создал комфортную уютную жизнь.

Люди, которые постоянно общались со Сталиным, были достаточно циничны. Они демонстрировали полную преданность вождю, но отнюдь не всегда проявляли рвение в исполнении служебного долга. Умелым чиновникам в погонах это сходило с рук.

Маршал Конев, как и Ворошилов, тоже полагал, что в определенном смысле Сталин был очень доверчивым. Доверчивость эта особого рода, оборотная сторона его мании величия. Вождь пребывал в уверенности, что человек, которому он смотрит в глаза, не посмеет соврать вождю и обязательно скажет правду. Поняв это, люди циничные, преданно глядя в глаза, преспокойно врали.

«Некоторые думают, что Сталин никогда ничего не забывал и, упаси бог, было не выполнить его указания, — писал заместитель наркома обороны по тылу генерал Хрулев. — На самом деле это далеко не так. Ежедневно решая сотни больших и малых дел, Сталин подчас давал самые противоречивые указания, взаимно исключавшие друг друга. Поскольку обычно никаких стенограмм и протоколов при этом не велось, то некоторые его распоряжения оставались невыполненными. Конечно, те, кто в силу различных причин рисковал идти на это, имели наготове лазейку, чтобы свалить вину на другого…»