Сталин. Наваждение России - Леонид Млечин

«Вы прекрасно помните, когда в начале войны было очень плохо, и после нашего разговора с т-щем Сталиным у него на ближней даче Вы поставили вопрос ребром у Вас в кабинете в Совмине, что надо спасать положение, надо немедленно организовать центр, который поведет оборону нашей страны, я Вас тогда целиком поддержал и предложил Вам немедля вызвать на совещание т-ща Маленкова, а спустя небольшой промежуток времени подошли и другие члены Политбюро, находившиеся в Москве. После этого совещания мы все поехали к т-щу Сталину и убедили его о немедленной организации Комитета Обороны Страны со всеми правами».

«Сталин верил Гитлеру, и то, что Гитлер напал на СССР, стало для Сталина сильнейшим ударом, — подтверждает директор Российского государственного архива, профессор, доктор исторических наук Сергей Владимирович Мироненко. — И два с половиной дня Сталин не показывался в Кремле. Ворошилов, Молотов, Булганин, Вознесенский, его соратники были в растерянности: что делать?

В Государственном архиве хранятся воспоминания управляющего делами Совета народных комиссаров, потом — управляющего делами Государственного Комитета Обороны Чадаева. Он сталинист абсолютный, для него Сталин идеал. Он бы не стал сочинять во вред образу Сталина. Но он не мог написать то, чего не было.

Чадаев сидел в приемной. Приходят люди. Где Сталин? Нет Сталина. В конце концов отправились к Сталину, который решил, что приехали его арестовать. И тогда он произнес эти знаменитые слова: “Ленин нам оставил великую империю, а мы ее потеряли”. И только когда Ворошилов сказал: “Коба, как ты можешь? Ты должен нас возглавить! Мы без тебя никто!” — Сталин немного приободрился…

Это миф, что Сталин все знал, все понимал, все мог… И не надо думать, что Сталин боролся за социализм. Он боролся за свою личную власть».

Разговор на даче в Волынском произошел вечером 30 июня.

1 июля Сталин, наконец, приехал в Кремль и вызвал все тех же Молотова, Микояна, Маленкова, Берию, Тимошенко и Жукова. Увидев, что никто не собирается его свергать и что армия отступает, но упорно обороняется, вождь понемногу пришел в себя…

Впрочем, осторожность никогда не покидала Сталина. Он фактически отстранил Молотова от ключевых дел, но постоянно держал при себе. Вячеслав Михайлович часами сидел в кабинете Сталина и присутствовал при всех беседах.

«Внешне это создавало ему особый престиж, — писал Микоян, — а на деле Сталин изолировал его от работы, видимо, он ему не совсем доверял: как бы второе лицо в стране, русский, не стал у него отбирать власть».

Опасные слова Вознесенского «веди нас, Вячеслав», видимо, не прошли бесследно…

19 июля Сталин назначил себя наркомом обороны, 8 августа — еще и Верховным главнокомандующим. Он занял все высшие посты в советской иерархии. И сам определял, какой орган управления оформит отданный им приказ — Государственный Комитет Обороны, политбюро, правительство, Ставка. Все равно — решения принимал он один.

3 июля Сталин, наконец, набрался сил выступить по радио. Он сильно волновался, но сообщил, что «лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты».

Это была чистой воды пропаганда. А что еще мог сказать Сталин своим согражданам? Признать, что его предвоенная политика потерпела крах, что он совершил множество чудовищных ошибок и Красная армия в том виде, в каком она существовала до 22 июня, фактически разгромлена и вооруженные силы приходится формировать заново?

Сталин оправдывал заключение пакта Молотова — Риббентропа в 1939 году. Придумал, что договор с нацистской Германией позволил отсрочить войну почти на два года, и эта формула десятилетиями повторялась советскими историками.

А танковые колонны вермахта катились по дорогам России и Украины. Немецкие генералы прикидывали, сколько им осталось до Москвы и когда именно Советский Союз капитулирует.

4 июля, на следующий день после выступления Сталина, Адольф Гитлер самоуверенно сказал своим генералам:

— Я уже давно пытаюсь поставить себя в положение противника. Практически он уже проиграл войну. Очень хорошо, что нам в самом начале удалось уничтожить русские бронетанковые дивизии и авиацию. Русские не смогут восполнить эти потери…

Вот в этом Гитлер и ошибся.

Красная армия отступила до Москвы. Важнейшие экономические районы оказались оккупированными врагом. Но война не была проиграна. Обширная территория, экономический потенциал и людские ресурсы Советского Союза были несопоставимы с немецкими. Население СССР в два с половиной раза превышало население Германии (хотя десятки миллионов оказались на оккупированной территории). Все равно оставалось достаточно мужчин, чтобы создать новую армию. Эвакуация промышленности на Восток и практически полный отказ от гражданского производства (плюс помощь, полученная от Соединенных Штатов по ленд-лизу) позволили снабдить Красную армию всем необходимым. А вот Германия длительной войны выдержать не могла.

Но пока что Красная армия отступала.

В первую неделю войны было мобилизовано пять с лишним миллионов человек. Хозяйственный и военный механизм не в состоянии был одеть и вооружить столько людей, свести их в боевые части, обучить и слаженно отправить на фронт. Призванные в армию ходили в своей одежде. Стала ясна слабость системы, в которой все делалось по приказу, а когда не было прямого приказа, ничего и не делалось. Люди утеряли навык разумной самоорганизации, да это им и не позволялось.

Сталин вместе с наркоматом обороны и генштабом погубили Юго-Западный фронт. Не разрешая войскам, которым грозило окружение, отходить, Сталин помогал немцам выполнить эту задачу… Вместо того чтобы маневрировать, концентрировать силы на опасных направлениях, наносить ответные удары, командиры Красной армии пытались прикрыть всю полосу обороны, затыкали дыры и позволяли немцам бить себя по частям.

Только в ночь на 18 сентября из генштаба от имени Сталина по радио пришел приказ войскам, оборонявшим Киев, оставить город. Но было поздно. Выполнить приказ уже было невозможно. Окруженные армии были рассечены и потеряли боеспособность. Кто мог, вырывался из окружения поодиночке или небольшими группами. Командующий фронтом генерал-полковник Михаил Петрович Кирпонос погиб.

Кирпоноса подвели его исполнительность, убежденность в том, что все приказы Ставки подлежат неукоснительному исполнению. Он не решался спорить с Москвой и доказывать свою правоту. Каким бы слабым командующим ни был Кирпонос, Юго-Западный фронт погиб не по его вине. Киев все равно не удалось бы тогда удержать. Но если бы не сталинские приказы, части фронта отошли бы организованно и продолжали сражаться на новых рубежах. Под Киевом в плен попали более шестисот тысяч бойцов и командиров, были захвачены три с лишним тысячи орудий, более восьмисот танков.