Восход - Виктория Хислоп

– Все еще числится пропавшим без вести, – вздохнула она.

Обнаружилось, что они снова соседи. Их дома находились на расстоянии полумили. Семьи стали встречаться каждую неделю и ходить в гости, угощая друг друга такими блюдами, как гемиста и долма, которые отличались только названиями.

Шли годы. Хусейн взял ссуду и открыл собственный ресторан, потом еще один. Оба заведения процветали, и постепенно он накопил денег.

Когда пришло время, найти Афродити не составило труда. Эмин вспомнила, что ее родители жили где-то в Саутгейте, и он нашел адрес.

В первые месяцы после переезда в Англию Афродити восстанавливала силы. Холодный климат сам по себе придал ей энергии, но она оставалась слабой. Целыми днями сидела дома, как и ее мать, но они старались не попадаться друг другу на глаза. Они редко выходили из дому, покупками занималась домработница.

В 1970 году мать Афродити умерла. Саввас жил на Кипре. Уезжать у него не было причин, и по жене он не скучал. Он оставался оптимистом и по-прежнему верил в потенциал острова. Начав когда-то бизнес с нуля, он собирался сделать это вновь. Его молодая отельная империя так и стояла без дела в Фамагусте: заброшенный «Восход», покореженный остов «Нового Парадиз-бич» и, конечно, свежее приобретение у бывшего конкурента.

Вместе с сорока тысячами сограждан Саввас ждал возрождения своего города, который стали называть «Спящей красавицей Кипра». Он не сомневался: когда-нибудь она пробудится ото сна.

Тем временем он занимался другими проектами. Конечно, рано или поздно займы придется возвращать, но пока Саввас продолжал брать кредиты и приобретать недвижимость. Папакоста был человеком, который обеспечивал банки работой.

Во время одного из своих редких визитов в Англию он сообщил Афродити, что начал строительство отеля в Лимасоле. «Целых семьсот номеров – это будет настоящая жемчужина курорта!» Саввас гордился своими планами. Афродити сразу поняла, что никогда его не увидит. У нее не было ни малейшего желания. Саввас догадался об этом по ее реакции. Им стало ясно: жить вместе они уже не будут. Развод был сложным, но адвокатам Афродити, Мэтьюсу и Тенби, удалось избавить ее от ответственности за наделанные Саввасом долги.

Все эти годы она чувствовала себя разбитой кариатидой, осколки которой валялись на полу бального зала «Восхода».

Однажды Афродити получила письмо от Эмин. Написала ей вежливый ответ и пригласила на чашку чая. («Настоящая англичанка!» – воскликнула Эмин, вскрыв конверт.) Мать с сыном нанесли визит на следующей неделе. Дверь им открыла не Афродити. Домработница впустила их в дом и провела в гостиную, где в полном одиночестве Афродити сидела в кресле, к которому была прислонена трость. Она не встала, чтобы поздороваться с гостями, и Эмин поразилась ее худобе и увядшему виду. Волосы поседели и стали такими редкими, что сквозь них просвечивала кожа. Прошло четырнадцать лет после их последней встречи, но выглядела Афродити лет на тридцать старше. Ее вид поразил Эмин.

Эмин оглядела дом Афродити, который той достался от матери. Он был еще больше, чем она представляла, и очень уютный, хотя и слегка обветшалый. На низком полированном столике из красного дерева были расставлены чашки с блюдцами и чайник из костяного фарфора.

Они поняли, что Афродити жила в нем одна, но Эмин не задавала вопросов. Это было бы против приличий.

Афродити расспрашивала Ёзканов об их жизни. Когда они уехали с Кипра? Где живут теперь? Поддерживает ли Эмин связь с Савиной Скурос из салона?

Говорили по-английски.

Эмин была любительницей поговорить и начала рассказывать все в подробностях. Потом, немного стесняясь, поведала Афродити о том, как они скрывались в «Восходе».

– Мы жили там с Ирини и Василисом Георгиу, нашими соседями, – сказала она. – Это их сын предложил.

Хусейн заметил, как побледнела Афродити. Хоть бы мать замолчала! Меньше всего ему хотелось, чтобы она упоминала менеджера ночного клуба. Кроме того, разговор о «Восходе» мог расстроить Афродити: он был не просто символом того, что она потеряла.

Казалось, это имя вырвалось у нее помимо воли:

– Маркос Георгиу…

– Печально, но его убили, – вздохнула Эмин.

– Да, мистеру Папакосте сообщили, – довольно резко отозвалась Афродити.

Эмин с Хусейном заметили перемену в ее тоне. Повисла неловкая пауза.

– Он был не совсем тем, кем казался, – прибавила Афродити.

А потом им показалось, что она произнесла:

– Какой дурой я была…

Она выдохнула эти слова едва слышно.

Мать с сыном переглянулись, сделав вид, что ничего не слышали.

Эмин сделала маленький глоток из чашки. «Какая гадость этот чай с молоком», – подумала она, ставя чашку на столик. Она посмотрела на Хусейна, давая понять, что пора объяснить хозяйке цель их визита.

Сын понял намек и подался вперед. Заговорил в первый раз со времени прихода.

– Мы, собственно, пришли, миссис Папакоста, – неловко начал он, – чтобы передать вам это.

И он протянул Афродити бархатную коробочку пурпурного цвета.

Удивленно глянув на него, она открыла коробочку. Несколько мгновений Афродити просто смотрела, не мигая, на содержимое.

– Где вы это нашли? – наконец выдохнула она.

– Боюсь, это не оригинал, – пояснил Хусейн. – Нам пришлось продать ваши камни, чтобы заплатить за выход из Фамагусты.

Повисла долгая пауза.

– Если бы не ваше ожерелье, мы бы сейчас здесь не сидели, – прибавил он.

Хусейн копил деньги несколько лет, перечисляя их на специальный счет в банке. Долгое время ему приходилось работать сверхурочно, чтобы собрать нужную сумму. И вот он возвращал долг за их освобождение.

Афродити взглянула на его открытое лицо и поняла: он не подозревает о важности своего поступка и только что доказал, что Маркос предал ее во всем. Она не притронулась к ожерелью.

– Простите, но я его не возьму, – сказала она тоном, не терпящим возражений, и захлопнула коробочку. – Мне оно и правда не нужно, и я не могу его принять. Эмин, прошу вас, пусть ваш сын его заберет. – Афродити поставила коробочку перед ними на стол. – Хусейн, я тронута вашим поступком. Но я хочу забыть обо всем. Ожерелье только напоминало бы мне об ужасных событиях и ужасных временах. Вы должны продать его и потратить деньги на себя.

– Но… – попытался возразить Хусейн.

– Вы ничего мне не должны.

Хусейн наклонился, неловко взял коробочку и попытался запихнуть ее обратно в карман.

Настроение переменилось. Афродити замкнулась, и Эмин увидела, как она расстроена. Но, несмотря на слабость, решительности ей было не занимать.

Вдруг Эмин вспомнила кое о чем. Ей показалось, что это поможет разрядить обстановку.

– О, я чуть не забыла, – сказала она. – Мы нашли кое-что из ваших вещей.

Она достала из сумочки маленький вышитый кошелек и мешочек и протянула их Афродити.

Та равнодушно посмотрела на вещи, не узнавая их.

В эту минуту вошла домработница и спросила, не желают ли они еще чая.

– Нет, наверное, – сказала Афродити.

Хусейн поднялся. Стало понятно, что пора уходить.

Мать тоже поднялась. Она положила оба предмета на поднос с чаем и вместе с сыном направилась к выходу.

Афродити осталась сидеть.

Даже отъехав от дома Афродити, Хусейн чувствовал, что они злоупотребили гостеприимством. Оба были потрясены реакцией Афродити на ожерелье, на которое Хусейн так долго копил деньги. Ее слова по поводу Маркоса будут еще долго звучать у них в ушах…

Афродити хотелось побыть одной, и она отпустила домработницу пораньше. Медленно прошла на кухню, где на сушилке стоял поднос. Взяла в руки бархатный мешочек, высыпала его содержимое на покрытую морщинами ладонь и долго смотрела на маленький предмет неправильной формы. Потом открыла кран и смахнула его с ладони в раковину.

Он покрутился какое-то время вокруг сливного отверстия и исчез. Уже через несколько секунд вода унесла его далеко от дома в Саутгейте, и, проделав путь в несколько миль по подземным трубам, он достиг очистных сооружений. После долгого путешествия маленькая жемчужина наконец вернулась обратно в море.

Известия тоже прошли долгий путь, пока не попали с Кипра в Лондон. Все эти годы Савина, старая подруга Эмин по салону, регулярно ей писала. Она держала Эмин в курсе работы специально созданной группы судебных медиков, которые занимались опознанием останков людей, захороненных в безымянных могилах. Та все еще надеялась узнать о судьбе Али. Узнать хоть что-то было лучше, чем томиться в мучительной неизвестности.

Однажды из конверта выпала газетная вырезка. В ней писалось не о пропавших без вести. Это была статья о возвышении и падении отельной империи. Эмин не сразу поняла содержание. Читать на греческом ей почти не приходилось, а Савина всегда писала ей на английском. Но вскоре ей стало ясно, что речь идет о Саввасе Папакосте. Череда крупных займов и изменение экономической ситуации довели его до банкротства. Она перевернула страницу и увидела большую фотографию. Саввас Папакоста и его жена на открытии «Восхода». Они стояли на фоне названия отеля, выложенного из цветов.