Канцлер Румянцев: Время и служение - Виктор Лопатников

Графиня Ремюза, держательница великосветского политического салона, часто присутствовала при беседах Наполеона с гостями. В своих воспоминаниях она, в частности, описывает, как происходили его встречи и беседы с российским министром иностранных дел. Отмечает, насколько Румянцев внимательно, как ей казалось, изучал французского императора. Ему удавалось расположить Наполеона к продолжительным беседам. Императором, находившимся к тому времени «на той высоте славы, куда ему удалось подняться», стало овладевать ощущение своего полного, непревзойденного могущества. В самом Наполеоне, в его самооценке происходили необратимые изменения. Первый консул, умиротворивший взбудораженную революцией Францию, поражал воображение современников масштабом своей личности. Интеллектуальная элита Европы преклонялась перед Наполеоном. «Мировая душа», — говорил о нем Гегель. Бетховен посвятил Наполеону знаменитую «Героическую симфонию». Однако, когда в 1804 году Наполеон был объявлен императором, отношение к нему со стороны независимо мыслящих европейцев стало меняться. У них на глазах правление во Франции вырождалось в новую монархию, по образу и подобию похожую на все предшествующие. Между тем сановное окружение, обосновавшееся вокруг французского императора, успешно вытесняло всех, кто так или иначе критически относился к новому правителю. Раболепство, в котором соревновались заседавшие в Сенате и Государственном совете депутаты, не знало границ. К ним стали присоединяться монархи Европы. Дипломатам и политикам при общении с Наполеоном предписывалось льстить ему как можно больше. «Дружба великого человека — дар богов», — говорил, обращаясь к Наполеону, российский император Александр I. Непрерывное словесное каждение поначалу не меняло сущности гениальной личности. Наполеон продолжал неутомимо трудиться. Военные предприятия отнюдь не единственное и не главное, что влекло Наполеона. Он прилагал старания к тому, чтобы совершенствовать внутреннее управление, стимулировать промышленность и торговлю, заботился о народном благосостоянии. Однако бремя славы и власти трансформировало характер французского императора. Фимиам, бесконечно курившийся Наполеону, стал оказывать на него отравляющее действие. Лесть, безмерные славословия, повсеместный энтузиазм стали восприниматься им уже как нечто обыденное, естественное.

В своих мемуарах Ремюза упоминает одну из встреч Наполеона с Румянцевым, свидетельницей которой она была. «На неожиданный вопрос французского императора: “Как, по-вашему, управляю я Францией?” — последовал лаконичный ответ российского министра: “Немного строговато”»{128}. Это суждение Румянцева на фоне бесконечных восторгов и восхвалений звучало диссонансом: российский гость держался независимо, внимательно присматривался ко всему, что его окружало, стремился уловить наиболее важное и существенное из того, чем жила Франция. Румянцев приходил к выводу — успехи Наполеона предопределялись не только полководческим талантом, но и новым духом, обновленным укладом жизни французского общества. Давало о себе знать иное мироощущение, были иными общественный тонус и отношение к жизненным ценностям. Под воздействием «кодекса Наполеона» и стимулируемых им реформ в стране произошли радикальные перемены. Французская государственность во главе с ее лидером выглядела намного эффективнее всех других, особенно российской. Система управления, административный и налоговый аппарат, исполнительская дисциплина существенно отличались от того, как и чем жила Россия. Несмотря на, казалось бы, авторитарный режим, в Париже и в провинциях исправно действовали институты гражданского общества, соблюдалось равенство прав и свобод граждан, утвердилась система местного самоуправления. Румянцев воочию убеждался: для того чтобы говорить с Францией на равных, России надо пройти немалый путь внутренних преобразований. Опираясь на впечатления, получаемые во Франции, ссылаясь на почерпнутый позитивный опыт, Румянцев пытался убедить Александра I вернуться к остановленным в 1804—1805 годах реформам, приводил доводы в пользу разумных мер, направленных на обновление системы государственного управления.

Сообщения о наращивании австрийцами военных приготовлений серьезно беспокоили Наполеона. Еще одна война после труднейшей кампании в Испании была бы более чем несвоевременной. Победы, какими бы блистательными они ни были, неизбежно сопровождались издержками в экономике. Требовалась передышка и для армии, где после ряда непредвиденных неудач наблюдалось ослабление боевого духа. Наполеон всеми доступными средствами пытался избежать назревающего военного конфликта. Ссылаясь на договор, подписанный Александром I в Эрфурте, он напоминал: нападение на Францию означало бы для Австрии неизбежность войны на два фронта. От российского министра он требовал решительных заявлений именно в этом духе. В условиях, когда политическая обстановка свидетельствовала о скатывании к новой войне в центре Европы, Румянцев подвергался беспрецедентному давлению. Каждая из сторон именно в его лице стремилась заручиться поддержкой России, тогда как возможности Румянцева разрядить ситуацию были крайне ограниченными. Необходимыми полномочиями он не располагал. На прохождение дипломатической почты от Петербурга до Парижа только в один конец требовалось от 20 до 30 дней. В самом Петербурге отношение к назревавшему конфликту вынашивалось долго.

Отъезд Румянцева из Парижа в феврале 1809 года произошел в момент, когда воинственная риторика между Францией и Австрией достигла небывалого накала. Уже по дороге в Россию Румянцева настигла депеша, в которой Александр сообщал ему об аудиенции, данной им австрийскому посланнику князю Шварценбергу: «Тот заверял и ручался честью, что в Вене нет и речи о войне с Наполеоном; что Император его желает сохранить мирные отношения с Францией, но убежденный, что Наполеон по окончании войны с Испанией нападет на его владения, готовится к предстоящей войне, неся вследствие этого тяжелые расходы, вселяющие мысль — не лучше ли начать войну, нежели, ожидая ее, готовиться к ней»{129}.

Период между февралем 1808-го и апрелем 1809 года — особая глава в европейской истории. Наполеон старался избежать войны, предпринимал для этого все возможное. Из документов, ставших известными лишь впоследствии, в частности, из переписки Наполеона с посланником Франции в Петербурге Коленкуром, видно, насколько и в какой мере французский император пытался убедить Александра I. Только российский самодержец своим решительным заявлением, наконец, демонстрацией силы — маневром войск был способен остановить новую войну. Развитие событий пошло по другому сценарию. День ото дня в Париж приходило все больше сведений из Вены о готовности и даже планах ведения войны. Следуя своему правилу «уметь ощипать курицу прежде, чем она успеет закудахтать», Наполеон предпринимает переброску своих армий к местам возможного сосредоточения сил коалиции. Войска Австрии численностью 330 тысяч человек, ведомые эрцгерцогом Карлом, 10 апреля 1809 года без объявления войны открыли военные действия. По существу, Наполеону противостояла очередная, пятая коалиция государств в составе Австрии, Англии, Испании. Ее тайно поддерживала Пруссия. За три месяца войны состоялось несколько кровопролитных сражений. Однако ни одно из них не дало преимуществ ни той ни другой стороне. Решающая битва состоялась 5—6 июля при Ваграме — деревеньке, расположенной в пригородах Вены. Наполеон и здесь продемонстрировал свой непревзойденный талант полководца. Сражение завершилось разгромом австрийских войск. Еще более тяжелыми оказались политические последствия войны. Поверженная Австрия лишилась значительной части прежней территории. Были отторгнуты все ее юго-западные провинции. Австрийский император Франц I должен был признать законными территориальные перемены в Испании, Италии, Португалии… Империя Наполеона распространила свои владения от Балкан до всего западного побережья Европы. Идея тотального бойкота английских товаров отныне охватывала практически весь континент.