Последняя колония - Джон Скальци

— Понимаю.

— Вот и прекрасно.

Я выпрямился и протянул коробочку электронного переводчика Джейн.

— Запри его в тот контейнер, который мы отвели под тюрьму.

— Считай, что уже заперла.

— Курьер, который мы настроили для связи с генералом Гау, на месте?

- На месте, — подтвердила Джейн. — Я отправлю его, как только устрою Эзера на ночлег. А что мы скажем Союзу колоний?

— Понятия не имею. Думаю, не получая несколько дней от нас сообщений, они сообразят, что здесь что-то случилось. И если они, когда припрутся, застанут нас здесь, то будут очень недовольны. Но до тех пор мы можем смело забыть о них.

— Это совсем не похоже на настоящий план, — сказала Джейн.

— Я знаю, но ничего лучшего у меня на сегодня нет. Да и мелочи все это по сравнению с последними событиями. Черт возьми! Мы все-таки провернули это дельце!

— Нам это удалось, потому что враги были наглыми и безграмотными в военном отношении, — сказала Джейн.

— Прежде всего потому, что у нас есть ты, — поправил я. — Ты все это спланировала. Ты все организовала. Без тебя у нас ничего не получилось бы. И, хотя мне очень не хочется этого говорить, нас спасло то, что ты оказалась полноценным солдатом Специальных сил.

— Я и сама это знаю, — проворчала Джейн. — Но совершенно не хочу сейчас говорить об этом.

Издалека донесся странный звук. Мы не сразу сообразили, что это женский плач.

— Похоже на голос Беаты, — встревожилась Джейн.

Я оставил ее возиться с Эзером, а сам побежал на звук. В паре сотен метров на коленях стояла Беата, низко склонившись над кем-то.

Это оказался Кранджич. Две аррисианские пули все же нашли его. Одна раздробила ключицу, а вторая разворотила грудь. Земля под ним успела пропитаться кровью.

— Безмозглый сукин сын, — сказала Беата, держа Кранджича за руку. — Вечно ты вляпаешься в какую-нибудь историю.

И, наклонившись еще ниже, поцеловала в лоб и закрыла ему глаза.

15

— Вы, конечно, понимаете, что вам нельзя оставаться на Роаноке, — сказал генерал Гау.

Я сидел напротив него за столом в не слишком-то просторной комнатушке, носившей громкое название конференц-зала. Дело происходило на флагманском корабле генерала, «Доброй звезде».

— Почему же? — с улыбкой спросил я.

Гау ответил не сразу — человеческую мимику он пока что знал лишь в части выражения отрицательных эмоций.

— Потому что вы уцелели, — пояснил он. — Потому что ваша колония не уничтожена, несомненно, к большому удивлению и раздражению Союза колоний. Потому что вы передали врагу жизненно важные для него сведения и получили от него сведения, жизненно важные для вас самих. Потому что вы позволили мне прибыть сюда, чтобы вывезти Нерброса Эзера. Потому что вы сейчас находитесь здесь, на этом корабле, и разговариваете со мной.

— То есть откуда ни взгляни, я — предатель, — подытожил я.

— Я этого не говорил.

— А вам и не положено так говорить. Ведь это я постарался, чтобы вы остались в живых.

— Совершенно верно, — согласился Гау. — Но я имел в виду вовсе не это. Я хотел сказать, что вас нельзя назвать предателем, потому что вы сохранили верность вашей колонии. Вашим людям. Вы ни в малейшей степени не предали их.

— Благодарю вас. Но не думаю, что Союз колоний сочтет этот аргумент достаточно убедительным.

— Да. Я тоже на это не надеюсь. Что вынуждает меня вернуться к моим прежним позициям.

— Что вы собираетесь делать с Эзером? — спросил я.

— Пока что я думаю, что лучше всего будет судить его, — ответил Гау.

— Вы могли бы просто выбросить его из гермошлюза.

— И от этого я испытал бы глубокое личное удовлетворение, — сознался Гау. — Вот только не думаю, что это будет полезно для конклава.

— Знаете, Зоя рассказала мне, что вы начали заставлять людей приносить присяги на верность лично вам. А ведь от этого лишь один не слишком большой шаг к провозглашению за собой права на власть над космосом, претензии на которое так вас раздражают у других.

— Вам не кажется, что в таком случае у меня еще больше оснований устроить судебный процесс? — осведомился Гау. — Что же касается клятв верности… Я предпочел бы обойтись без них. Но, похоже, сейчас нельзя рассчитывать на повиновение без таких мер, особенно после того, как лидеры из-за собственных ошибок погубили огромный флот.

— Только не надо винить в этом меня.

— Я вас не виню. А вот насчет Союза колоний — совсем другой вопрос.

— Что вы намерены теперь делать с Союзом колоний?

— То же самое, что и делал с самого начала: сдерживать и изолировать его.

— Не нападать?

— Нет. Мятеж внутри конклава почти сошел на нет. Перед судом Эзер предстанет не в одиночку. Но я думаю, теперь Союзу колоний должно быть ясно, что конклав так просто не уничтожить. И очень надеюсь, что он больше не станет пытаться вырваться из своего загона.

— Немного же вы узнали о людях, — усмехнулся я.

— Напротив, — ответил Гау. — Если вы думаете, что я просто вернусь к моему старому плану, то вы дурак. Я не планирую нападений на Союз колоний, но в то же время собираюсь позаботиться, чтобы он не возобновил нападений на конклав или на меня лично.

— Каким образом?

— Но ведь вы же не ожидаете, что я вам отвечу, правда?

— Не ожидаю. Но все же решил спросить. Попытка — не пытка.

— Не всегда.

— А какие планы у вас насчет Роанока?

— Я уже однажды сказал вам, что не собираюсь нападать на эту планету.

— Сказали, — согласился я. — Правда, в тот момент вы остались без флота.

— Вы мне не верите?

— Верю. Но я вас боюсь.

— Мне очень жаль.

— Мне тоже, — сознался я. — Убедите меня, что вас можно не слишком бояться.

— Роанок гарантирован от любого нападения со стороны конклава. Конклав признает его законной человеческой колонией. Последней колонией. — Он стукнул по столу, за которым мы сидели. — Но тем не менее совершенно законной колонией. Если хотите, мы с вами можем подписать договор об этом.

— Не думаю, что Союз колоний признает его полноценным документом, — ответил я.

— Пожалуй, что нет, — согласился Гау. — Все же я отправлю вашему правительству официальную декларацию с предупреждением о том, что, несмотря на признание Роанока, запрет на колонизацию остается нерушимым. Неофициально я извещу неприсоединившиеся расы, что конклав будет очень недоволен, если кто-нибудь попытается наложить лапу на эту планету. Вообще-то они не должны, потому что наш запрет в силе для всех, но лишний раз напомнить не помешает.

— Спасибо, генерал.

— Пожалуйста. Должен признаться, я рад, что не все мировые лидеры такие беспокойные, как вы.

— Что вы, я смирный и ленивый человек. Вот моя жена — та действительно не подарок для тех, кто ей не нравится.

— Это я уже узнал и из видеозаписей сражения, и от Эзера, — сказал Гау. — Надеюсь, ее не оскорбило, что я пригласил вас побеседовать один на один?

— Нет, — успокоил его я. — Она считает, что я лучше умею ладить с людьми. А вот Зоя была разочарована, что ей не удастся увидеть вас. Вы произвели на нее приятное впечатление.

— А она на меня. У вас прекрасная семья.

— Полностью с вами согласен. И счастлив, что эта семья до сих пор меня терпит.

— С формальной точки зрения вашу жену и дочь тоже можно было бы обвинить в измене, — сказал Гау. — Вы не считаете, что им тоже лучше будет покинуть Роанок?

— Я упорно стараюсь не думать об этом, а вы вновь и вновь возвращаете меня к суровой действительности, — попенял я генералу.

— Я не думаю, что вы поступаете разумно.

— Конечно неразумно, — кивнул я. — Что, впрочем, не означает, что я не понимаю истинного положения вещей.

— Куда вы отправитесь?

— Понятия не имею. Ни на одну планету Союза колоний мы полететь не можем, разве что решим провести остаток жизни все вместе в камере семейного отделения тюрьмы. Обиняне не откажутся принять нас — ради Зои, — но у них будут постоянно требовать нашей выдачи.

— Есть и другой вариант. Я ведь уже предлагал вам присоединиться к конклаву. Предложение остается в силе. Вы и ваша семья можете жить с нами.

— Вы очень добры. Но не думаю, чтобы это оказалось нам по силам. Та же проблема, что и с житьем среди обинян. Я не готов остаться отрезанным от остального человечества.

— А ведь это не так уж плохо, — заметил Гау, и я уловил в его тоне саркастические нотки.

— Возможно, для вас. Но мне будет не хватать общества себе подобных.

— Идея конклава — сделать так, чтобы многочисленные расы жили в тесном соприкосновении друг с другом. Неужели вы хотите сказать, что вам это не под силу?

— Мне — под силу. Но три человека — это все-таки маловато.

— Конклав был бы рад увидеть в своем составе Союз колоний. Или любой из входящих в него колониальных миров. Или даже Роанок.